Карел Чапек-Ход - Чешские юмористические повести. Первая половина XX века
— Да,— прошептала девушка.
— Вот и прекрасно,— радостно заключил Индржих. Он встал, вернулся в комнату и обратился к брачному посреднику, который в этот момент, обессиленный и потный, упал на стул:
— Не нужно больше кричать, уважаемый. Она согласна.
— Великолепно! — просипел посредник.— Теперь остается испросить у матушки благословения.
Старая дама вновь приложила к уху рожок, и брачный посредник громогласно объявил ей новость.
Немалых усилий стоило ему растолковать, что произошло. Наконец дама заплакала и произнесла:
— Будьте счастливы, дети мои!
И сделала попытку, как положено, благословить молодых, чему помешал новый взрыв смеха счастливой невесты.
Свадьба была многолюдная и пышная. Людвик взял на себя хлопоты по делам, касающимся формальной стороны заключения брака. Договорился со священником, обошел знакомых и пригласил на свадебный ужин, бегал, что-то раздобывал — словом, старался вовсю. Я же следила за тем, как нанятые женщины мыли, скребли и терли наш дом. Чистенько одела детей и всячески заботилась, чтобы новое жилище произвело на нашу матушку самое благоприятное впечатление.
Но, увы, случилось нечто, испортившее нам праздничное настроение. Все уже было готово, чтобы идти в костел, гости терпеливо ждали, когда невеста закончит свой туалет, как вдруг дверь распахнулась и вошел какой-то долговязый хмурый подросток. Пыль на его одежде и обуви свидетельствовала о том, что явился он издалека. Невнятно пробормотав приветствие, он сел за стол, огляделся и произнес:
— Я голоден. Дайте мне есть.
При виде незнакомца свадебные гости пришли в недоумение, а Людвик строго спросил:
— Кто ты, юноша, и что тебе здесь надо?
— Да я…— ответствовал тот,— я мамашин…
— Кто твоя мамаша? — настойчиво допрашивал Людвик.
— Да эта… наша… Лизнарова. У которой нынче свадьба. Я Алоис Лизнар, ее сын. Я был в деревне и пришел поглядеть на мамашину свадьбу.
В этот миг вышла невеста. Увидев гостя, она побледнела, оперлась о край стола и чуть слышно проговорила:
— Лойзик, что ты здесь делаешь?
— Да вот пришел,— объяснил Лойзик.— Пускай мне дадут есть.
Тут вмешался Людвик. Обратившись к невесте, он холодно спросил:
— Это ваш сын?
Невеста заплакала и утвердительно кивнула головой.
— Отчего же вы нам не сказали, что у вас есть сын?
— Я боялась, и стыдно было,— прошептала бедняжка.
— Нехорошо… А почему ваша мать тоже ни словечком не обмолвилась?
— Да матушка и не знала.
Заметив наши изумленные взгляды, она пояснила:
— Сами видели… Она плохо слышит. Пришлось бы кричать. И тогда узнал бы весь город.
— Но как вы…
Невеста вспыхнула.
— Жил у нас музыкант. Он мне нравился. Говорил, что после смерти отца унаследует имение. Обольстил меня. Я была такая неопытная, а он умел рассказывать разные истории. Потом уехал в Венгрию, и больше я его не видала. Красивый был, этот мальчик весь в него.
И вдруг расхохоталась:
— Такой был проказник…
Людвик задумался. Потом собрался с духом и обратился к присутствующим:
— Надеюсь, наши гости простят, что стали свидетелями столь досадной сцены. Ничего не поделаешь. В молодости всякое случается, и вот налицо неприятные последствия… Ныне мы должны решить, как исправить промах нашей в некоторой мере легкомысленной матушки. Этот мальчик останется у нас. В деревне у чужих людей он вряд ли получит порядочное воспитание и может вырасти разгильдяем. Как ты полагаешь, Индржих?
— Ты прав,— добродушно согласился папенька,— пускай наша семья еще увеличится. Зато веселее будет.
— Решено,— с удовлетворением заключил Людвик и обратился к нежданному гостю.— Слыхал? Ты остаешься у нас. Согласен?
— Почему бы и нет,— ответствовал тот.— Уж наверно, у вас будет получше, чем у деревенского хозяина. Мне там не больно хорошо жилось. Есть давали мало, били много.
На этом разговор был окончен, неприятное впечатление, вызванное приходом нового гостя, сгладилось. Наконец был подан знак, и свадебная процессия направилась в костел.
Так мы обрели новую матушку.
Людвик пробыл у нас еще несколько дней, сделал все необходимые распоряжения, а когда убедился, что молодые супруги ни в чем не нуждаются, простился с нами и уехал по торговым делам.
Перед отъездом он обратился к Алоису:
— Будь примерным, мальчик, слушайся родителей. К осени я вернусь и возьму тебя с собой, пристрою к торговому делу. А если ты проявишь в нем прилежание, станешь моим помощником. Старайся же вести себя так, чтобы я не услышал жалоб.
Молодожены жили спокойно, Людвик, по временам прерывавший свои коммивояжерские странствия и заезжавший домой, не имел поводов для недовольства. Он исполнил обещание, взял Алоиса в ученье, надеясь, что коммерция придется мальчику по вкусу. Поначалу тому нравилось. Они ездили по разным городам, повидали чужие края, это давало пищу живому воображению мальчика. Но вскоре в нем взыграла буйная отцовская кровь, и однажды он бесследно исчез. Через некоторое время мы узнали, что он уехал в Прагу и устроился там музыкантом в военный оркестр.
— Я встретил его случайно в Праге,— рассказывал Людвик,— когда мимо строевым шагом проходил полк. Маленькая лохматая лошадка тащила большой барабан, а наш Алоис бил в него. Я пристроился рядом и дошел с ним до самого Мотола, где был военный парад. Он мне обрадовался. Когда их оркестр кончил играть и его сменили горнисты, Алоис рассказал мне о своих мытарствах. Пожалуй, на военной службе он как-то возмужал и набрался ума-разума.— Людвик помолчал и удовлетворенно добавил: — Я рад, что он нашел свое место в жизни. Военная дисциплина, на мой взгляд, благотворно повлияла на его необузданный нрав. К праздникам он обещал нас навестить.
Теперь я должна рассказать об одном горестном событии, нарушившем безмятежную жизнь молодых супругов.
Был поздний вечер, мы уже собирались отойти ко сну, когда вдруг кто-то резко постучал в дверь. Пес дико залаял. Человек во дворе яростно ругался. Я осторожно приоткрыла дверь и прокричала во тьму:
— Кто вы и что вам угодно?
Но не успела затворить, как вместо ответа в прихожую ввалился странный субъект. На его тощем теле болтались пестрые лохмотья, лицо сплошь заросло бородой. Он что-то глухо прохрипел.
— Что вам угодно? — боязливо переспросила я. Сердце мое бешено колотилось.
Дикарь захохотал:
— Я пришел домой, девчонка! Хочу после долгих скитаний отдохнуть под родным кровом.
— Кто вы?
— Ты еще спрашиваешь, кто я?! — возопил незнакомец.— Здесь меня не знают и знать не хотят! Ты собираешься прогнать меня от родимого порога, строптивая дочь?
Тут в прихожую вышел со свечой Индржих. Бледный свет озарил лицо незнакомца. Я в ужасе отпрянула.
— Мартин! — воскликнула я.
— Он самый! — с дьявольским хохотом ответствовал сей муж.— Узнала наконец? С дороги, молодой человек! — взревел он, обращаясь к Индржиху.— Отойди в сторону и отправляйся ко всем чертям, здесь я хозяин! Гей, вы! Дайте путнику еды и питья, ибо я голоден и умираю от жажды. А затем приготовьте мне ложе возле моей супруги.
— Матушка,— промолвила я тихо,— матушка, любезный пан Мартин, спит вечным сном на кладбище. Многое переменилось у нас с тех пор, как вы нас покинули. Ваше появление не к добру, заклинаю вас, уйдите отсюда и не нарушайте мирную жизнь молодых супругов. Ради бога, пан Мартин, прислушайтесь к моим мольбам, вернитесь туда, откуда вы пришли, и забудьте о прошлом!
— Ха-ха! — развеселился Мартин.— Я должен уйти, как нищий, которого вышвыривают за порог, должен взять посох и, всеми отвергнутый, гонимый, сложить свои усталые члены где-нибудь у дороги, в то время как другие будут наслаждаться радостями супружеской жизни?! Ни за что! Я пришел сюда и желаю дожить свой век под сим законным кровом. Слишком много лишений пришлось мне претерпеть по воле злого рока, который швырял меня по белу свету.
— Остановитесь, Мартин! — взмолилась я с тоской в голосе.
— Прочь, дьявол! — прикрикнул Мартин, оттолкнул меня и вошел в комнату. Я следовала за ним, точно во сне.
Мартин уселся за стол, бросил свою торбу под скамью и, бормоча проклятия, стал разуваться.
— Дадут ли мне наконец поесть? — просипел он.
Я начала собирать на стол, чтобы хоть немного успокоить нежданного гостя. Меж тем в комнату вошла матушка, бледная и испуганная.
Мартин воззрился на нее.
— Что это за женщина?
Я объяснила.
— А ну, живо убирайтесь отсюда! — заорал Мартин, дико выпучив глаза.— Здесь вам не место. Я, Мартин, хозяин дома сего, повелеваю вам немедленно удалиться! Прочь с глаз моих!
Матушка вдруг рассмеялась и никак не могла уняться.
— До чего же странный человек! — еле выговорила она, корчась в приступе смеха.— Отродясь такого не видывала, ей-ей…
