Михаил Мишин - Почувствуйте разницу
— А луидор — это сколько рублей? — с интересом спросил Брикетов.
Супонин задумался.
— Луидор, — решил он, — это рубля полтора.
— Сто пятьдесят тысяч, значит, — сосчитал Брикетов. — За одну штуку. Ничего себе жил.
— Ну и правильно, — сказал Супонин. — Ведь скрипка, понимаешь ты, это такая вещь! Золотой инструмент. Сама малюсенькая, а звук такой — всю душу переворачивает.
— Это верно, — согласился Брикетов. — Звук у нее пронзительный, даже уши закладывает, такой звук. А возьмешь ее в руки и не подумаешь. Помню, я одному профессору как-то скрипку нес. В футляре. Красивый был футляр, черный. Так мне профессор за это пятерку дал, а там весу-то было от силы два кило.
— Вот я и говорю, — сказал Супонин. — Умный был человек этот Страдивариус. Хорошую вещь изобрел. Свои деньги по совести получал.
— А тому, кто вот эту бандуру придумал, я бы ни луидора не дал, сказал Брикетов.
— Точно, — подтвердил Супонин. — Намучаешься с ней, будь здоров, а получишь ту же пятерку.
Они погасили сигареты, бросили окурки, надели лямки и потащили пианино на следующий этаж.
Кстати о птицах
— Телевизор включить? — спросил Супонин.
— Обязательно, — сказал Брикетов. — Телевизор — это, я тебе скажу, окно в мир!
— Вот именно, — сказал Супонин, включая телевизор. — Именно окно.
— Ну, будем! — сказал Брикетов.
— Давай! — сказал Супонин.
— Ффффффу! — скривился Брикетов. — Гадость!
— Ничего, — сказал Супонин. — Запей!
На телеэкране закружились под музыку черные журавли.
— "В мире животных", — сказал Брикетов. — Интересно, про кого сегодня будет. Прошлый раз про этих было, про кенгуру.
"Сегодня, товарищи, мы расскажем вам о пингвинах", — сказал мужчина с экрана.
— Нормально, — сказал Супонин. — Про пингвинов — это нормально.
— Про кенгуру тоже колоссально было, — сказал Брикетов. — Смотрел?
— Не смотрел, — сказал Супонин. — Про кенгуру не смотрел.
— Ну, будем, — сказал Брикетов.
— Давай, — сказал Супонин.
— Охххххх, гадость, а? — сказал Брикетов. — Бррр!
— Ничего, — сказал Супонин. — Если запить.
"Пингвины, — сказал голос за кадром, — достигают роста ста двадцати сантиметров…"
— Гляди, — сказал Супонин. — Вон их сколько. Стоят, ничего не делают!
"Пищей пингвинам служит в основном рыба…"
— Слыхал? — сказал Супонин. — Рыбу им подавай. Тоже мне, цацы.
"Пингвины, — ласково сказали с экрана, — великолепно плавают и ныряют…"
— Слышь, — сказал Супонин. — Плавают и ныряют, а летать не могут ни шиша. Курица — не птица, понял?
"Самка пингвина приносит одно яйцо", — сказал телевизор.
— Гляди-ка! — сказал Супонин. — Здоровое. Это тебе не по рубль тридцать.
— Само собой, — сказал Брикетов.
— Интересно, — сказал Супонин. — Съедобные эти пингвины или нет?
— Ну, будем, — сказал Брикетов.
— Давай, — сказал Супонин.
— Ффффффу! — сказал Брикетов.
— Нич-чо! — сказал Супонин. — Главное — запивать!
"…А сейчас мы простимся с этими удивительными птицами…"
— Летят перелетные птицы! — запел Брикетов. — А я остаюся с тобой! Ты понял, перелетные птицы летят! А я остаюся! Об-бидно!
"Теперь мы переходим ко второй теме нашей передачи, — сказал мужик с экрана. — Это тоже птицы, на этот раз самые маленькие — колибри…"
— Обратно птицы? — мрачно сказал Супонин. — Все птицы, птицы… Ты мне про кенгуру давай.
"Некоторые колибри так малы, что их вес едва превышает полтора-два грамма…"
— Стой! — сказал Брикетов. — Стой, Коля! У меня на них душа горит, на этих гадов. Зачем птичек мучают?
— Давай, — сказал Супонин. — За их здоровье!
— Фффффууу! — сказал Брикетов. — Ф-фу ты!..
— Нормально, — сказал Супонин. — Только запивать, и все!
"Поразительно яркая окраска этих птичек не имеет себе равных", — сказали с экрана.
— Окраска! — сказал Супонин. — Ты давай скажи лучше, съедобные они или нет?
— А ну переключи! — сказал Брикетов. — Переключи, пока я ему не врезал!
Супонин крутанул переключатель.
Там оказалась тетка, которая сказала в микрофон: "Сен-Санс. "Умирающий лебедь". Исполняет…"
— Нет, ты видел? — сказал Брикетов. — За что животных мучают, а?
— Там птицы и здесь птицы! — закипел Супонин. — Везде птицы! А я тебе не птица, понял? Я по восемь часов вкалываю!
— Ну! — закричал Брикетов. — А я по сколько?! Оба с чувством пожали друг другу руки.
— Давай!
— Поехали!
— Ффффуууххх, — сказал Брикетов. — Тьффу!
— Нич-чо, — сказал Супонин. — Запей, или я тебя уважать не буду!
— Гляди, — сказал Брикетов. — Чего это там?
— Лебедь умер, — сказал Супонин.
— Замучали птицу, — со слезами сказал Брикетов. — Живодеры!
— Все, — сказал Супонин. — Кончилось.
— Поч-чему кончилось? — обиделся Брикетов. — Нич-чего не кончилось! Я им этого не прощу, понял? Я за птицу, знаешь!..
— Нет, — сказал Супонин. — У нас тут уже кончилось. Надо, это, сбегать…
— Сбегать? — сказал Брикетов. — Раз надо — значит, надо! Никто не отказывается, понял?
— Вот сейчас выключим, — сказал Супонин, — и пойдем!
— Правильно, — сказал Брикетов. — Выключи, пока я ему не врезал. Ты меня знаешь!
— Гляди, — сказал Супонин. — Диктор! Во морду отъел, а?
— Погоди, — сказал Брикетов. — Это трюмо… Телевизор вон… Дай я сам!
Они выключили телевизор, обменялись рукопожатием и в обнимку пошли вниз по лестнице.
Экология
— Нет, ты скажи, — в сердцах сказал Брикетов, — ты мне скажи, откуда этого мусора столько берется?
— Ясно, откуда, — откликнулся Супонин. — Загрязнение среды называется. Все загрязняют, кому не лень. В Японии — жуткое дело! В реках уже воды не осталось, одна ртуть течет.
— Япония — ерунда, — сказал Брикетов. — Ты про Бискайский залив слыхал?
— Слыхал, — сказал Супонин. — Он между Грецией и Турцией.
— Ты что! — сказал Брикетов. — Между Турцией и Грецией — пролив Ла-Манш. А Бискайский залив — он ближе к Норвегии. Ну так вот, в заливе этом вообще уже все сдохло. И рыбы все сдохли, и водоросли. Все из-за нефти.
— Конечно, — сказал Супонин. — Эти пароходы как тонут, так всю нефть и выливают. Чтоб пожара не было. А так они спокойно утонут, и все.
— Им-то наплевать, — подтвердил Брикетов. — Они утонули, и все. А тебе потом в заливе в этом не искупаться. Так что, Коля, я тебе говорю: хреново с океанами у нас.
— Да, — сказал Супонин. — С океанами я тебя не поздравляю. И с сушей не поздравляю. А атмосфера? Ты чувствуешь, чем мы дышим?
— Нет, — сказал Брикетов. — У меня нос заложен.
— Потому и заложен, — объяснил Супонин. — В атмосфере-то воздуха уже не осталось ни черта. Автобусы — раз! Папиросы все на улице курят, даже бабы, — два! Заводы всякие — три! Я тебе говорю: кислорода у нас осталось года на два. А потом? Как тут жить, я тебя спрашиваю?
— А никто и не живет уже, — сказал Брикетов. — Животные все раньше чувствуют, вот и вымирают. А птицы? В лесах, понял, никто уже не поет, не чирикает. Одни комары.
— Ха! — вдруг засмеялся Супонин. — Гляди, тебе от голубя подарок!
— Где? — закричал Брикетов. — Ах ты!.. — Он задрал голову и поглядел в небо. — Вот паразит, а! Пиджак испортил, новый почти!
— Птичка божия не знает ни заботы, ни труда, — продекламировал Супонин.
— Птичка, — разозлился Брикетов. — Убивать их, сволочей, надо! Птички, твои, собачки! Всю планету загадили!
— Смотри-ка, — сказал Супонин, показывая на асфальт, — вон пачка иностранная. "Мальборо", понял?
— Иностранцы, — неодобрительно сказал Брикетов. — Ходят, только пачкают.
— А может, не иностранец, — сказал Супонин. — Может, и наш. Я такие сам курил, мне один друг давал.
— Наши тоже мусорят, — сказал Брикетов. — Вон "Беломор" валяется!
— А может, "Беломор" иностранец курил, — сказал Супонин.
— Охрана среды, охрана среды, — в сердцах сказал Брикетов. — Так бы их всех носом и ткнул! В среду эту носом… Кстати, день-то какой сегодня? Не среда?
— Четверг, — сказал Супонин. Он оглянулся и начал вяло махать метлой. — Мети давай, сержант смотрит.
— Четверг, значит, — сказал Брикетов, тоже принимаясь махать метлой. — Это сколько ж нам еще охраной среды заниматься?
— Неделю, — ответил Супонин. — В ту среду как раз пятнадцатые сутки пойдут.
Место среди звезд
Когда теперь меня спрашивают, что главное для актера кино, я отвечаю: найти себя. А чтобы найти — искать, а искать — значит пробовать. Вернее — пробоваться… Ах! Если бы вы знали, что это такое, когда режиссер впервые творит тебе: "Я хочу попробовать вас на главную роль!" Да, он так и сказал! Он сказал: "Правда, придется попробовать еще трех актрис на главную роль!" Да, он так и сказал! Он сказал: "Правда, придется попробовать еще трех актрис, но это для проформы, чтобы худсовет мог сделать вид, что они там что-то решают… Но снимать я буду только вас!" У меня даже глаз задергался! От волнения у меня всегда… А тогда — я была настолько наивна!.. Я еще не знала тогда, что человечество делится на две половины: на честных людей и режиссеров. Я уже потом узнала, что каждой из тех трех он тоже сказал, что снимать будет только ее. Так что каждая из нас была за себя спокойна. И режиссер был за себя спокоен — он с самого начала знал, что снимать будет только свою жену…
