Михаил Мишин - Почувствуйте разницу
— И колбы, и вообще весь материал, — ответил Супонин. — Это только миллионеры могут себе позволить. Приходит он, вынимает миллион и, пожалуйста, получает из колбы мальчика.
— Хорошо, — вздохнул Брикетов. — А девочку могут образовать?
— Пожалуйста, — сказал Супонии. — Восемьсот тысяч.
— Тоже недешево, — прикинул Брикетов. — А как же у нас? У нас миллионеров нету.
— У нас — не знаю, — сказал Супонин. — Наверное, бесплатно.
— Да. — сказал Брикетов. — Хорошее изобретение.
— Конечно, — сказал Супонин. — Теперь врачи могут любому помочь.
— Это их святой долг, — сказал Брикетов. — Они за это деньги получают.
Открылась дверь кабинета. Вышла девушка.
— Следующий, — сказала она.
Супонин встал и пошел в кабинет.
Брикетов принялся разглядывать повешенный на стенку плакат про кишечных микробов. Он не успел все хорошенько рассмотреть, потому что из кабинета вышел Супонин.
— Ну? — спросил Брикетов.
— Плохо, — сказал Супонин.
— Температуру смерила? — спросил Брикетов.
— Нет, — сказал Супонин. — Она сказала, что ей запах не нравится. Я говорю: "Доктор, я у друга на рождении был".
— А она что? — спросил Брикетов.
— А ничего, — сказал Супонин. — Говорит, пришел не по адресу.
— Да, — сказал Брикетов, — совсем дошла медицина. Людям вон сердце пришивают, а ей бюллетеня жалко. "Не по адресу"! Ну и черт с ней!
— Правильно! — сказал Супонин. — Не заплачем.
Оба вышли на улицу и, посовещавшись, направились к зубной поликлинике.
Древняя игра
— Двери закрываются, — просипел вагонный динамик.
Электричка пошла.
— Поехали, — сказал Брикетов, глядя в окно. — На лоно природы.
Супонин кивнул и стал разворачивать эскимо.
Брикетов тоже развернул мороженое.
— Ты сыграть-то взял? — спросил Супонин. — Почти час ехать.
— Взял, — сказал Брикетов. — В сумке лежит.
Супонин поднял голову и поглядел на металлическую полку над окном, где стояла сумка. Из сумки торчал край деревянной шахматной доски. Потом он опустил голову и откусил от мороженого.
Некоторое время оба смотрели в окно.
— И все-таки я его не одобряю, — вздохнул Брикетов. — Не одобряю.
— Кого? — спросил Супонин.
— Фишера, — пояснил Брикетов. — Совсем уже зарвался Бобби.
— А-а, — сказал Супонин. — Бобби-то, точно, зарвался. Он, я слыхал, за каждую партию миллион требует. Это если белыми играть, а если черными, то еще больше. Десять партий сыграть — вот и десять миллионов. И все в валюте.
— Это само собой, — сказал Брикетов, комкая бумажку от эскимо и пряча ее под сиденье. — Но не в этом дело. Он, Коля, в дебютной теории отстал, потому что не следит за новинками, вот он до чего зазнался.
— Не может быть, чтобы в дебютной, — сказал Супонин с сомнением. Неужели до этого дошло дело?
— Ты что ж, мне не веришь? — спросил Брикетов. — Ведь ты пойми, Коля, ведь дебют — это ж самое начало. А уж как начал, так и кончил.
— Это точно, — сказал Супонин, выбрасывая свою бумажку в окно. — Кончил дело — гуляй смело.
— А знаешь ты, сколько на свете всевозможных дебютов? — спросил Брикетов. — Их тыщи. Всяких там испанских гамбитов.
— Я королевский гамбит знаю, — сказал Супонин. — Пешкой от королевы.
— Королевы нету, — сказал Брикетов. — Королева — это ферзь. А тура это ладья.
— Ну да, — согласился Супонин. — Ладья — это тура, а офицер — это слон.
— Ну что, — спросил Брикетов, — сыграем?
— Давай доставай, — сказал Супонин. — А то не успеем оглянуться приедем.
Брикетов снял с полки сумку и достал шахматную доску.
— Прямо на коленях? — спросил он, раскрывая доску-коробку.
— А где же? — сказал Супонин, глядя на действия Брикетова.
— Жаль, третьего нет, — сказал Брикетов.
— Будний день, — сказал Супонин, оглядывая почти пустой вагон.
— Пики — козыри! — объявил Брикетов, кончив сдавать. — Я хожу, у меня шестерка.
— Ходи! — сказал Супонин, разворачивая карты веером. — Это тебе не "е-два е-три"!
На черно-белую доску шлепнулась первая карта.
Электричка подъезжала к первой остановке.
Закон сосудов
— Дела! — сказал Супонин, складывая газету. — Дела-а! Слышь, физики новую частицу нашли!
— Иди ты! — обрадовался Брикетов.
— Вот если хочешь знать, кого я по-настоящему уважаю, — сказал Супонин, — так это я тебе скажу кого.
— Мясников? — предположил Брикетов.
— Это-то да, — сказал Супонин. — Это само собой. А помимо мясников я еще уважаю научных деятелей, в том числе и ученых. Математиков там, химиков, физиков…
— Физика — это да! — сказал Брикетов. — Физика — это… — он поискал слова, — царица полей!
— Царица полей — это пехота, — возразил Супонин. — И еще кукуруза. А физика — это царица наук. Я это прочитал в журнале "Наука и жизнь".
— Правильно написано, — определил Брикетов. — Я тебе больше скажу: я об этом сам думал. И выходит, что все великие люди были физиками. Ломоносов — раз, Архимед — два, и потом этот, ну как его?.. Альфред, что ли?
— Альберт Эйнштейн, — важно сказал Супонин.
— Во-во! — сказал Брикетов. — Только что он изобрел, я забыл.
— Он то изобрел, что все относительно, — сказал Супонин.
— Постой, — сказал Брикетов. — Разве это он, а не Циолковский?
— Ты все спутал, — сказал Супонин. — Циолковский — он не по этому делу. Он все открыл насчет космоса. Он, если хочешь знать, самый был великий гений, хотя и глухой. Я про него кино смотрел. Так он там только через трубку слышать мог.
— Ну и что? — сказал Брикетов. — Это ничего не значит. Вот у тещи моей бывшей…
— Погоди, — сказал Супонин. — Я тебе еще про этого хотел досказать, про Альберта. "Все, — говорит, — относительно". Взять хоть тебя. Ты мужик здоровый. А из чего состоишь?
— Из чего? — Брикегов пожал плечами. — Из мяса. Из костей и мускулатуры.
— Вот, — сказал Супонин. — А мясо из чего?
— Из жил, — сказал Брикетов.
— Из атомов! — с торжеством сказал Супонин. А атомы относительно тебя — фигня. Их и в микроскоп не видать.
— Колоссально, — сказал Брикетов. — А вот атомы из чего?
— Из частиц, — сказал Супонин, подумав. — Из частиц и материи.
— А материя? — не отставал Брикетов.
— Неизвестно, — сказал Супонин. — Про это ничего не написано. Может, сами не знают.
— А может, и знают, — сказал Брикетов, — да это государственная тайна.
— Ну, что тебе сказать, — вздохнул Супонин. — Непростая вещь — физика. Там еще бывают другие законы. Например, закон, что плюс на плюс будет минус.
— Закон бутерброда, — сказал Брикетов. — Как ни роняй — все маслом вниз. Я вчера уронил — точно! Я еще два раза попробовал, для опыта. Как из пушки маслом книзу, и все!
— А потом? — спросил Супонин.
— Потом съел, — сказал Брикетов. — А вот ты про закон сосудов слыхал?
— Закон сосудов? — Супонин оживился. — Это как? Сколько вольешь, столько и выпьешь, что ли?
— Ну, в общем, да, — сказал Брикетов. — Это если, значит, разные сосуды соединить, так вода будет на уровне, понял? А если разъединить, так потечет.
— Ежу понятно, — сказал Супонин. — Мне про этот закон вчера один физик объяснил. С тридцать девятой квартиры. "Зайдите, — говорит, — у меня опять в ванной течет".
— Пойдешь к нему? — спросил Брикетов.
— Мне он тот раз пятерку уже дал, — сказал Супонин. — В этот раз может не дать. Сходи ты лучше.
— Ох, эти физики, — сказал со вздохом Брикетов. — Может, сделать ему нормально?
— Ну что тебе сказать? — проговорил Супонин. — С одной стороны, конечно, наука, это мы уважаем. А с другой стороны, о себе тоже надо думать…
Оба взяли свои чемоданчики с ключами и прокладками, расписались в журнале техника-смотрителя и отправились трудиться.
Сто тысяч луидоров
— Стой, Коля, — сказал Брикетов. — Перекурим.
Оба остановились, закурили.
— Тяжелая, зараза, — сказал Супонин.
— Это еще самый мелкий, — сказал Брикетов. — Другие-то вдвоем и не поднять.
— Говорят, в Италии один чудак жил, скрипки обожал делать, — сказал Супонин. — Страдивариус его фамилия была.
— Вчера в "Добром утре" про веселого архивариуса пели, — отозвался Брикетов.
— Страдивариус — архивариус! — восхитился Супонин. — Стих получается! Да, ну вот. Он, старикан этот, самый был крупный специалист. Маленькие такие скрипочки изготовлял, лакированные. И между прочим, хорошие деньги имел.
— А какие у них деньги были?
— Как какие? — не понял Супонин.
— Ну, рупии там или кроны?
— Нет, не рупии, — сказал Супонин. — Постой, какие же у них деньги были? Шиллинги, что ли? Нет… А, вспомнил — луидоры. За одну скрипку ему сто тысяч давали.
