Пелам Вудхаус - Укридж и Ко. Рассказы
Вот что я подразумеваю, Корки, когда говорю, что звуковые фильмы мне нравятся. Те, кто занимается их производством, могут отвергать жвачку, которую ты пишешь, о чем я, конечно, крайне сожалею, тем более что рассчитывал в силу состоявшейся продажи пощекотать тебя на пустяковую сумму. Но переменить свое мнение я не могу. Они мне нравятся. Я не в состоянии забыть, как однажды они спасли мне жизнь.
— Я знал, что у меня есть весомая причина не одобрять эту мерзость, — сказал я.
История про редкостный успех
I
Человеку вроде меня, привыкшему утолять полуденный голод хлебом с сыром и пинтой портера, было так приятно сидеть в гриль-баре лучшего лондонского ресторана в окружении великих князей в изгнании, хористок и наиболее приличных миллионеров, купаясь в сознании, что это не будет мне стоить и пенса. Я сиял улыбками на Укриджа, и через столик, сияющий белизной скатерти, сверкающий серебром, он сиял на меня ответными улыбками. Эдакий благодушный помещик восемнадцатого века, угощающий своих арендаторов обедом на цветной вкладке в рождественском номере иллюстрированного журнала.
— Не пренебрегай икрой, Корки, — ласково настаивал он.
Я сказал, что не буду пренебрегать.
— Налегай на устрицы.
Я сказал, что буду налегать.
— А когда подадут бифштекс, погрузись в него с головой, расставив локти под прямым углом.
Я и сам уже прицелился сделать именно это. Человек, получивший фантастическую возможность замаривать червячка в дорогом ресторане в обществе Стэнли Фиверстоунхо Укриджа, возвестившего о своем намерении полностью оплатить счет, — такой человек себя не ограничивает. Он инстинктивно кует, пока железо горячо. Только когда подали сигары и дирижер этого пира, брезгливо отстраняя низшие породы, выбрал парочку внушительных торпед, я ощутил необходимость произнести слово предупреждения:
— Полагаю, ты знаешь, что они стоят десять шиллингов штука?
— Безделица, малышок. Если окажется, что это — достойное, душистое, освежающее курево, я, пожалуй, закажу несколько коробок.
Я ошеломленно затянулся своей торпедой. В последние две недели до меня доходили слухи, что С. Ф. Укридж, этот потрепанный футбольный мяч Судьбы, таинственным образом оказался при деньгах. Люди рассказывали, как, случайно повстречавшись с ним, они машинально вытаскивали шиллинги и те отвергались беззаботным взмахом руки и благодушным смешком. Но такого богатства я не ожидал.
— Ты нашел работу? — спросил я, зная, что его тетка, известная романистка мисс Джулия Укридж, неустанно пыталась найти для него место, и у меня зародилось подозрение, что она пристроила его на какой-то пост, открывающий доступ к местной кассе.
Укридж покачал головой:
— Много лучше, старый конь. Мне наконец удалось разжиться начальным капитальцем, и вот-вот я стану обладателем колоссального состояния. Ты спрашиваешь, каким образом? Об этом, малышок, говорить еще рано. Сначала надо оглядеться. Но одно тебе скажу. Конферансье в одном из боксерских залов Ист-Энда мне не бывать, хотя последнее время я примеривался именно к этой карьере. Когда мы с тобой виделись в последний раз?
— Три недели назад. Ты меня наколол на полкроны.
— Будь уверен, она возвратится к тебе сторицей. Такие суммы я скармливаю птичкам. Три недели назад, э? Моя история начинается примерно тогда же. Именно тогда я повстречал в пивной типчика, который предложил мне пост распорядителя и конферансье в «Мамонт-Паласе Искусства Бокса» в Боттлтон-Исте.
— Что на него нашло?
— По-видимому, его потряс мой голос. Я как раз завершил политическую полемику с глухим коммунистом в другом конце стойки, и типчик сказал, что ищет человека с сильным звучным голосом. Он объяснил, что у него открылась неожиданная вакансия, так как предыдущий исполнитель этих почетных обязанностей скончался от цирроза печени, и он добавил, что место за мной, если я согласен. Конечно, я ухватился за его предложение. Я же как раз искал пост, сулящий будущее.
— И ты почувствовал, что это пост с будущим?
— Великолепнейшим. Сам подумай. Хотя завсегдатаи таких дворцов состоят в основном из лотошников и продавцов маринованных угрей, их широко посещает и интеллигенция мира скачек — тренеры, жокеи, конюхи, букмекеры и прочие. Все они виляют хвостом перед распорядителем, и у меня не было сомнения, что в один прекрасный и близкий день мне на ухо шепнут внутреннюю информацию, которая позволит сорвать солидный куш. А потому я рассыпался в благодарностях и поставил типчику кружку, потом еще, но только после шести выяснилось, где зарыта собака. В самый разгар этого пира любви он мимоходом упомянул, как ему не терпится увидеть меня на середине ринга в моем вечернем облачении.
Укридж трагически умолк, глядя на меня сквозь пенсне, которое он, по обыкновению, зацепил за уши с помощью проволочек от бутылок с шипучкой.
— В вечернем облачении, Корки!
— И это тебя расстроило?
— Слова эти были как удар под ложечку.
— Ты хочешь сказать, что у тебя нет вечернего костюма?
— Именно. Несколько месяцев назад, когда я жил у моей тетки, она купила мне костюм, но я давно его продал для покрытия текущих расходов. А типчик до тошноты ясно дал понять, что распорядитель и конферансье в «Мамонт-Паласе Искусства Бокса» в Боттлтон-Исте никак не может быть без того, что французы называют grande tenue.[17] Разумеется, легко понять, почему это так. Распорядитель обязан впечатлять. Он должен излучать аристократический шик. Лоточники и торговцы маринованными угрями предпочитают видеть в нем существо иного, возвышенного мира, и тут никак нельзя обойтись без элегантного вечернего костюма, желательно с солитером в галстучной булавке. Вот так. Сокрушающий удар, согласись. Многие типусы рухнули бы от него бездыханными. Но не я, Корки. Кто это сказал, что хорошему человеку удержу нет?
— Пророк Иона, показывая нос киту.
— Во всяком случае, вот что я сказал себе. Быстро взяв себя в руки, я обдумал положение вещей и увидел, что еще не все потеряно. Галстук, целлулоидный воротничок, целлулоидная манишка и булавка с большим солитером — их можно приобрести за три пенса, если знать, куда пойти, — были мне вполне по средствам. Оставалось только раздобыть костюм.
Он умолк и запыхтел сигарой.
II
На следующий день, исполненный воли к победе, я (продолжал Укридж) заглянул к Джорджу Тапперу в министерство иностранных дел, исполненный волей к победе. Мне казалось, что вечерний ношеный костюм обойдется в пятерку, не больше, а если застать старину Таппи в хорошем настроении в то утро, когда таинственные незнакомки под вуалями еще не начали лямзить черновики договоров, его вполне можно куснуть на пятерочку.
Но счастливому концу не суждено было иметь место. Таппи отбыл в отпуск. По-моему, Корки, наши избалованные бюрократы слишком уж часто отбывают в отпуска, и мне это совсем не нравится. Как единица английского народа, я плачу Джорджу Тапперу его жалованье и жду, чтобы он его оправдывал. Однако делать было нечего, я ушел и направился прямо к тебе, но оказалось, что ты наглухо запер весь свой гардероб. Я бы, Корки, не допустил, чтобы во мне укоренилась такая холодная подозрительность. Она заметно портит характер.
Ну, после этого осталось только одно: отправиться в «Кедры», Уимблдон-Коммон, и пощекотать мою тетку. Не могу сказать, что я испытал при этой мысли очень большой восторг, так как в тот момент отношения между нами были несколько натянутыми. Собственно говоря, вышвыривая меня из своего дома, она категорически заявила, что больше никогда не желает видеть мою безобразную физию.
Я не ждал радостного приема и не получил его. Ибо застал ее в момент отбытия на Ривьеру. Когда я пришел, автомобиль уже стоял у дверей и Окшотт, дворецкий, подсаживал ее в открытую дверцу. Увидев меня, она фыркнула — звук был такой, словно разорвали кусок ситца. Однако зонтиком она меня по голове все-таки не хлопнула, а потому я тоже забрался внутрь, и мы покатили.
Начал я с того, что не поскупился на масло.
— Тетя Джулия, — сказал я, — вы чудесно выглядите.
Она сказала, что я выгляжу отвратительно, и спросила, что мне нужно.
— Да просто повидать вас, тетя Джулия. Только убедиться, что со здоровьем у вас по-прежнему все в ажуре. Естественное желание племянника. Тем не менее, если бы у вас нашелся вечерний костюм…
— Зачем тебе вечерний костюм? Что стало с костюмом, который я тебе купила?
— Это долгая и печальная история.
— Полагаю, ты его продал.
— Разумеется, нет! Если вы так обо мне думаете…
— Именно так.
— В таком случае мне нечего больше сказать.
— Если нечего, то тебе лучше выйти. Прикажи Уилсону остановить автомобиль.
