Дмитрий Ненадович - Повесть о потерянном времени
— …
— А-а-а, молчите…? Уже даже ничего не хотите мне пообещать? Не хотите ничем порадовать старика? Что же, так, наверное, будет честнее… Раньше-то Вы, помнится, за словами в карманы не лазили, — задумчиво констатировал генерал и вдруг повернулся к главному конструктору наземной системы управления, — а Вы, Владимир Фомич, не хотите ли дополнить, с позволения сказать, своего коллегу, с которым Вы только и делаете, что грызётесь как кошка с собакой, да друг на друга всё валите, а воз, как говорится, и ныне там.
— …
— Тоже молчите. Ну-ну. Хоть здесь вы солидарны. А вот скажите-ка мне, голубчики, что же вам для счастья-то не хватает? Просили денег для повышения зарплаты программистам — я вам пробил. На каждом углу вопили о том, что нет у вас порядочного оборудования для изготовления многослойных печатных плат — я вам закупил каждому по полной технологической линейке за рубежом. И без того тощий инвалютный запас страны из-за вас пришлось потревожить! Чего же вам надо ещё, чтобы не было этих весёленьких: «Пуск состоялся»? По логике развития событий он ведь действительно может скоро состояться. Вы хоть понимаете, что по вашей милости может быть развязана ядерная война? У нас же комплексы стоят на реальном боевом дежурстве с реальными ядерными зарядами по десятку «хиросим» в каждом и с вполне конкретными планами боевого применения… Вот полетит такая «чуха» в сторону Филадельфии без нашего ведома и что же дальше? Вы представляете, что тогда начнётся? А вы всё на своих стендах в игрушки играете, по десять пусков в день производите, а истинной ошибки выявить никак не можете. Она у вас, оказывается, какая-то перемещающаяся. Или как?
— Перемежающаяся… А что толку от такого повышения окладов программистам? — неожиданно возбудился уязвлённый генеральским монологом амбициозный Владимир Фомич. — Они от нас валом в коммерцию валят. Там ведь в разы больше платят! А кое-кто вообще уже давно за бугром валюту косой косит. Сейчас же всё стало можно: «Куй железо пока Горбачёв!» А мы сопляков всяких с улицы набираем и учим их. А как только чему-нибудь выучим, эта едва загустевшая во взрослении сопля тут же: «Извините, мол, дяденьки, спасибочки вам за науку, но очень уж хочется денежек побольше заработать. Адью! Мне тут на днях такое предложение сделали, от которого я не могу отказаться». И не моргнув глазом, пишут заявления об уходе. Что тут поделаешь? Согласно трудового кодекса имеют полное право. Мы следующих сопляков набираем, и всё повторяется вновь…
— И у меня такая же ситуация, — угрюмо подтвердил Борис Григорьевич, — а программный продукт — это ведь такая вещь, что любому программисту гораздо проще написать свою программу, нежели искать ошибки в чужой. А делать всё всякий раз заново… Вы же лучше других знаете, какие это деньги и сколько для этого необходимо времени. Да ещё не факт, что эти «перцы», легко берущиеся писать новые программы, не сбегут перед самым финишем: «Извините, мол, мы старались, но ничего у нас не получилось». Вот вылизываем теперь старые программы — ловим верблюжьих блох в пустыне…
— Оправдываться вы хорошо научились, только вот способствовали вы этому сами. Кто, спрашивается, подписывал этим негодяям заявления в КГБ при выезде за границу о том, что они, работая в секретнейшем НПО, не были допущены к сведениям, составляющим военную и государственную тайну? Не вы ли? Это сколько времени прошло пока до меня дошла эта информация и я вынужден был во всё вмешаться, чтобы всё это безобразие тут же прекратить. Это я, слышите, злобный такой дядька, спасал остатки ваших лучших кадров. А вы в это же время были дяденьками добрыми, вот и пожинайте теперь плоды своей мягкотелости. Или же здесь было что-то другое? Так что работайте и не плачьте навзрыд. А с этой бякой будете разбираться до конца. Пока не установите точную причину произошедшего — с объекта ни ногой. Остаток жизни своей там проведёте, если это стране понадобится.
Пристыженные главные конструкторы досадливо замолчали, уткнувшись глазами в вибрирующий пол дюралевого фюзеляжа. Генерал расслабленно откинулся на спинку кресла. За стоящим перед ним столом уже хлопотал адъютант, моложавого вида подполковник Коля. Адъютант доставал из расставленных вдоль стола толстых портфелей невиданные для простого советского обывателя образцы снеди и препарировал их. Тут были образцы и финского сервелата, и балычка из осетринки, и даже образец когда-то грозной, а ныне копчёной клешни тихоокеанского краба бессильно свисал с края громадного канцелярского стола, ставшего на время обеденным. Но особенно поразил Сергея образец буженины. Образец имел размеры свиной головы и источал пронзительно вкусный запах истомлённого температурой свежего жирного мяса, сдобренного чесночком. Капитан громко сглотнул накатившую слюну, чем и привлёк к себе высочайшее внимание готовившегося наскоро перекусить генерала.
— Во! Капитан! (Командируемых на объекты военпредов заставляли наряжаться в военную форму). — удивлённо воскликнул генерал, как будто увидел перед собой редкое ископаемое, — Вы-то какими судьбами тут оказались?
— Точно такими же, какими и Вы, товарищ генерал-полковник. — уверенно ответил «ископаемый» капитан, отнеся генеральский восторг к тому, что генерал-полковникам действительно редко когда удаётся свидеться с каким-нибудь капитаном в серых буднях штабной повседневности.
— Во как! В такую комиссию капитана назначили… Вы кого здесь представляете?
— ПЗ, возглавляемое полковником Плёнкиным.
— Плёнкиным? Вроде серьёзный мужик этот Плёнкин… И на тебе: в комиссию, состоящую сплошь из главных конструкторов и возглавляемую целым генерал-полковником, капитана прислал. Додумался. У него что, ни одного… ну хотя бы майора не осталось?
— Нет, не осталось. Все на объектах. Но Вы не переживайте, я ведь из тех капитанов, которые трёх майоров стоят.
— Во как! Да-а-а, от скромности Вы не умрёте…
— Хоть одной напастью меньше.
— Посмотрим, посмотрим. А к чему Вам такой большой чемодан, товарищ капитан? — вперился взглядом в небольшой «тревожный» чемоданчик Сергея генерал. — Я, куда бы не ехал, одним портфелем всегда обхожусь, а капитаны у нас в командировки с большущими чемоданами раскатывают. Вы, часом, не на курорт ли собрались?.
— Да нет. Я как раз настраиваюсь на долгую кропотливую работу. И чтобы ни на что больше не отвлекаться пришлось взять с собой всё необходимое. Минимально необходимое, конечно же. А весь этот минимум умещается только в чемоданчике. Пробовал засунуть всё в такой портфель как у Вас. У меня есть такой. Не получилось. С такими портфельчиками можно только на три дня ездить. Приехать, всех построить, раздать «звездюлей», извините, озадачить всех принципиально невыполнимыми задачами, назначить фантастические сроки их выполнения и усвистеть восвояси с обещанием скорого возвращения для проверки исполнения. Конечно… В такие командировки можно вообще с одним блокнотиком ездить. Ну, можно ещё какую-нибудь кожаную папочку с собой взять для солидности и чтобы было куда блокнотик положить.
— Ха-ха-ха! Ну, Вы и наглец, капитан! Вы на кого это намекаете? — сотрясая фюзеляж боевой машины громовыми раскатами смеха, вновь откинулся на спинку своего гробообразного кресла генерал. — Фу-у-у, насмешил. А чемодан-то, небось, «гражданкой» забит? Тихие украинские вечера и прогулки по девочкам? Понимаю, понимаю… Эх, молодость… А дывчины там действительно «дюже гарные». Но смотрите у меня, капитан, если хоть одна мне на Вас после командировки пожалуется… Отправлю Вас служить туда, откуда Вы в военную приёмку прибыли.
— То есть опять к себе заберёте? — с деланным испугом произнёс капитан.
— То есть, как это «к себе заберёте»?
— Да я всего-то полгода назад Вас покинул. Служил там же где и Вы, только в другом управлении. В одном здании с Вами сидели, но так ни разу и не встретились.
— А-а-а. Нет-нет, если последуют жалобы от женской части гражданского населения, то я Вас куда-нибудь за Урал… Куда-нибудь туда, где по безлюдней было бы… Подальше, так сказать, от искусов…, — закончил острить генерал и, видимо, окончательно проголодавшись, широким жестом пригласил к столу всех сидящих на лавках. — Ну, уважаемые члены комиссии, добро пожаловать к нашему шалашу. Чем богаты, как говорится, тем и рады…
Желающих не находилось. Все вежливо отказывались. Некоторые из отказавшихся тут же принялись жевать всухомятку выуженные из командировочных саквояжей бутерброды, а остальные так и продолжили своё безучастное лавкопросиживание, изредка серея мордами лиц при попадании моноплана в воздушную яму. При этом больные воздушной болезнью «остальные» периодически метали полные ненависти взгляды на жующие физиономии бывших своих сотоварищей. А иногда эти «остальные» метали и кое-что ещё. Но на этот раз они уже старались попасть не в бывших своих сотоварищей, а в специально запасённые для этих целей целлофановые пакетики.
