Владимир Кунин - Кыся
Сумел ли Рэкс рассказать все толково своему Клаусу или нет, я понятия не имел. Отнесся ли Клаус серьезно к рассказу Рэкса — я тоже не знал.
Тем более, я категорически не был убежден, что даже если Клаус и поймет Рэкса так, как нужно — сумеет ли он это объяснить своим коллегам-полицейским? Что он им скажет?..
Что ему его Собака Рэкс сообщила то-то и то-то, а Рэксу это сказал один его знакомый русский Кот, которого информировала другая маленькая Собачка?.. Это он им скажет?! Так его через пять минут его же коллеги упекут в психиатрическую лечебницу, и бедный абсолютно нормальный Клаус выйдет из этой «психушки» на волю не раньше, чем через три месяца. А за это время…
Ну, уж, дудки! Как говорил мой петербургский приятель бесхвостый Кот-Бродяга — «Сам себе не поможешь — никто тебе не поможет!». Вот я и решил, пока суть-дело, взять всю эту историю в свои лапы.
Сразу же после завтрака нам позвонила Моника и сказала, что позавчера в «Тантрисе» папа говорил, что они с Кысей собираются в новый роскошный Собачье-Кошачий магазин в Нойе-Перлахе, — что-то приобретать Кысе. А так как Гельмут забрал «Мерседес» на целый день и вернется домой не раньше полуночи, то не могли бы папа с Кысей заехать за нею и Дженни, чтобы вместе посетить этот магазин. Говорят, что зима будет холодной, и Моника хочет купить для Дженни меховые чулочки-сапожки на все четыре лапы и не обычную стеганую попонку, а пальтецо на настоящем меху с рукавами и капюшоном. И для того, чтобы нас не задерживать, они с Дженни будут ждать нас у дома…
Мне это было сильно на лапу — лишний раз повидать Дженни и кое-что уточнить, и поэтому я попросил Фридриха согласиться на совместную поездку.
* * *… Мы еще только подъезжали к дому Хартманнов, когда я увидел, что Моника безуспешно пытается отогнать какого-то сексуально озобоченного кудлатого Пса, крупнее меня раз в два, который нагло лез к Дженни под хвостик своим тупым мерзким и похотливым носом!..
Я в машине прямо заметался от злости! Не буду скрывать, еще и оттого, что мне показалось, будто Дженни не так уж активно сопротивляется половым притязаниям этого лохматого говнюка…
Как только Мозер остановил машину у действительно чудовищно-безвкусных ворот дома Хартманнов, я тут же выскочил из «Роллс-Ройса» и сходу дважды врезал этому кудлатому раздолбаю по харе!
От неожиданности раздолбай перекувырнулся пару раз, а затем, раздираемый неудовлетворенным желанием и жгучей обидой, с истошным лаем бросился на меня.
Но для Собак среднего размера у меня есть специально отработанный приемчик, после которого у них вместе с их Собачьей фанаберией и злобой мгновенно исчезает желание продолжать драку.
В тот момент, когда распаленный Пес в бешенстве бросается на вас, вы должны взвиться в воздух, и уже под воздействием обычного земного притяжения (все знания по физике — от Шуры!) упасть сверху на загривок этого идиота всеми четырьмя лапами с максимально выпущенными когтями. Можете тяпнуть его еще и клыками за холку. А можете этого и не делать. Он уже ваш. В смысле, что от боли и ужаса ему будет уже не до сражений, а уж тем более не до ЭТОГО САМОГО… сами понимаете — чего.
Что я и сделал. Когда этот лохматый болван бросился на меня, я подпрыгнул, он, естественно, пролетел подо мной, и я оказался у него на спине. Для верности я его все-таки тяпнул клыками!..
С жутким визгом этот сексуал-террорист помчался вдоль забора в конец улицы с такой скоростью, словно хотел выиграть первый приз на каких-нибудь Всемирных Собачьих бегах!
Я, как жокей, проскакал на нем метров сорок, потом мне это надоело и я спрыгнул с этого кретина. Аккуратненько привел себя в порядок и неторопливо вернулся к дому Хартманнов с чувством исполненного долга и несколько преувеличенным ощущением собственного достоинства…
Потом, по дороге в Кошачье-Собачий рай, в машине, — поцелуям, тисканьям и облизываниям не было конца. Естественно, я имею в виду Монику и Дженни. Не хватает еще, чтобы меня лизал Франц Мозер!
Фридрих, тот просто мягко и уважительно взял мою переднюю лапу в свои теплые ладони и, глядя на меня восхищенными глазами, тихо сказал:
— Ах, Кыся, Кыся… Сколько отваги, сколько мужества!..
— Да, герр фон Тифенбах, с таким Котом нигде не страшно, — вставил свой голос сидящий за рулем Франц Мозер.
Сегодня он был как-то странно одет — будто швейцар ресторана. Я таких когда-то в Петербурге в телике видел. Только у тех форма была расшита золотыми полосками по рукавам и воротнику. А у Мозера все было выдержано в строгом стиле — фуражка, брюки и что-то похожее на морской китель, только с отложным воротничком. И все темносинее.
— Да, пожалуй, вы правы, Франц, — согласился с ним Фридрих. — А раз так, то будьте любезны, Франц, поищите какое-нибудь солидное бюро путешествий и закажите, пожалуйста, нам с Кысей поездку в Петербург, Москву и обратно.
У меня чуть сердце не остановилось! Вот оно!!! Вот, ради чего я… Мне даже просить не пришлось!.. Я даже не унизился ни разу, хотя ведь был… Был готов и к унижениям, только бы!.. Ах, Боже мой!.. Да, неужели?!.
От неожиданности я очень невежливо отпихнул Дженни, которая не могла прекратить своего благодарного облизывания моей морды, и уже начала было даже так ЭРОТИЧЕСКИ ДЫШАТЬ, что на мгновение я подумал — наверное, в каждой самой утонченной аристократке где-то на дне сознания гнездится примитивная Потаскуха…
Но тут же я напрочь забыл о Дженни, и аж весь напружинился, когда услышал дальнейший разговор:
— Папа, ты все-таки решил посетить Россию? — спросила Моника.
— А почему бы и нет — под защитой Кыси?.. — улыбнулся Фридрих и погладил меня. — Вы же с Гельмутом были там совсем недавно. И, кажется, даже брали с собой Дженни? И вернулись живые и здоровые.
— Но у Гельмута там были какие-то дела с русскими…
— Тем более! Говорят, что сейчас иметь дела с Россией опасно. И то у вас все прошло благополучно. А мы с Кысей просто совершим экскурсию, — и тут Фридрих сказал до боли знакомое словосочетание, которое я сотни раз слышал по телевизору: — По местам его бывшей боевой славы… Мне, действительно, очень хотелось бы посмотреть, во что превратился этот гигантский, чудовищный монстр с огромной атомной дубиной в руках после того, как он распался на враждующие между собою куски… Так что, Франц, предупредите Да, разве б мой Шура вынес такое длительное воздержание?! Да ни в жисть, — круглосуточно, отель лучший, с пансионом для животных. Вдруг Кысе захочется от меня отдохнуть?.. И вообще, пусть пришлют мне из России ряд своих программ — я сам выберу.
Конечно, если бы я не узнал, что мы с Фридрихом поедем в Россию, я бы так описал этот Кошачье-Собачий магазин, что читающие эти строки русские Кошки и Собаки рыдали бы в три ручья от зависти и сознанья того, что, оказывается, можно прожить жизнь, состариться и умереть, даже не подозревая того, что только существует для западных Котов, Кошек и Собак, да что там скрывать — для любой домашне-животной твари в этих специальных мюнхенских магазинах!
«В голову не влазит!» — как говорил один знакомый мне киевский Кот последней волны эмиграции.
Но моя голова была доверху переполнена известием о поездке в Петербург, и ничто другое в ней уже, действительно, не умещалось…
Помню только, что Моника приобрела для Дженни меховую шубку с капюшоном и рукавами и новую пластмассовую косточку, пахнущую (чтоб мне провалиться!) настоящим мясом. И что-то еще, в большом пакете, сильно витаминизированное и яркое. Что — понятия не имею.
Заплатила Моника за все это, как мне потом объяснил Фридрих, примерно стоимость небольшого подержанного автомобиля. Но расплатилась не живыми деньгами, а карточкой, похожей на календарик. Мало того, эту карточку ей вернули обратно!
Что бы ни предлагал мне Фридрих, я от всего отказывался самым решительным образом. Мне не нужны были ненастоящие кости, аляповатые игрушки для Котов-идиотов, особая многоярусная мебель для Кошек, обтянутая волокнистыми веревками или ковровым матерьялом для драпания когтями… И тому подобные всякие ихние примочки, которым я даже названий не ведал.
Отказывался я от всего по двум причинам. Во-первых, мне не хотелось менять образ жизни. Как говорят сегодня — терять свой менталитет, и при помощи всех этих, наверняка, замечательных штук-дрюк, насильственным образом становиться этакой Западной «штучкой»! Это раз. А во-вторых…
Вот, во-вторых, — было самым болезненным.
Моя благодарность Фридриху — границ не знала! И от этого было еще страшнее то, что я собирался совершить в Петербурге. Я же, в любом случае, должен буду его покинуть. Потому, что существуют Шура Плоткин, Водила, Кот-Бродяга… Я уже говорил об этом.
Так какого же рожна я, как сволочь, буду заставлять Фридриха тратить на меня деньги в этом очень недешевом магазине, чтобы потом совершить предательство и уйти от него, как только мы пересечем границу Петербурга?!
