Владимир Кунин - Кыся
Так какого же рожна я, как сволочь, буду заставлять Фридриха тратить на меня деньги в этом очень недешевом магазине, чтобы потом совершить предательство и уйти от него, как только мы пересечем границу Петербурга?!
Единственное, на что я согласился, — это на покупку сбруйки с поводком для Котов и Кошек. Тут Фридрих достаточно жестко настоял на этой покупке.
— Как я с тобой выйду из самолета в Петербурге? Как ты себе это представляешь? — строго спросил он. — Тащить тебя на руках у меня нет достаточных сил, поручить кому-нибудь нести тебя в клетке — унизит тебя как Личность. А так ты в последний момент перед посадкой надеваешь эту системку — видишь, она вся подшита мягким матерьялом и не будет врезаться тебе ни в живот, ни в подмышки, — и мы с тобой нормально, как два уважаемых джентльмена выходим на трап в твоем родном Петербурге. Так что — никаких возражений! Изволь примерить!
Но выяснилось, что в Кошачьем отделе на меня ни одна такая сбруйка не лезла. Перемеряли штук пятнадцать! Чуть ли не все служащие магазина собрались поглазеть на самого Фридриха фон Тифенбаха и на его Русского Кота. Очень многие узнали меня по телевизионному объявлению. Да здравствует Хельга и Эрих Шредеры и примкнувший к ним Руджеро Манфреди!..
После получаса безуспешных примерок и восторгов по поводу моих размеров, нас с Фридрихом перевели в Собачий отдел. И там обнаружили подходящую мне сбрую, а к ней был еще прикуплен и поводок с автоматически регулируемой длиной.
Дженни была в восторге от моей популярности и старалась всем показать, что она со мной в достаточно близких отношениях.
Главный Человек этого роскошного магазина сам тащил наши покупки до «Роллс-Ройса» и бормотал, что в следующий раз герру фон Тифенбаху достаточно будет только позвонить, и он сам привезет этому Котику все, что будет необходимо!..
Уже в машине я только было собирался снова настроиться на нашу с Фридрихом Волну и спросить его — когда же мы полетим в Россию, как Франц Мозер проговорил, не отрывая глаз от дороги:
— Что мне сказать в бюро путешествий — когда вы хотели бы улететь в Россию?
Фридрих посмотрел на меня, на секунду задумался и ответил:
— Наверное, в первых числах января. Дома, как и полагается, отметим Рождество… Надеюсь, Моника, вы приедете с Гельмутом? Я приглашу еще фон Дейна с Таней и закажу фрау Розенмайер омаров. Хорошо?
— Очень, папочка! Очень хорошо!.. — совершенно искренне воскликнула Моника.
— Затем мы устроим фейерверк… — продолжил Фридрих.
Тут я увидел, как напрягся затылок Франца Мозера. Гадина!..
— Потом мы с Кысей на несколько дней съездим к нам в замок на озеро, к Новому году вернемся в Мюнхен, а уже числа третьего января могли бы вылететь в Петербург, — закончил свои расчеты Фридрих. — Да, Кыся?..
Я промолчал… Как же я, здоровый жлобяра, мог забыть про «фейерверк»?!! Оглушенный известием о поездке в Россию, я совершенно упустил из виду, что ни Фридрих, ни я — грешный дурак, можем никуда и не вылететь! Разве только на тот свет…
Я тут же перестроился на Животную Волну и спросил у Дженни:
— Ты искала эту «Бабушку»-«Матрешку»?
— Искала, Мартынчик, искала!.. Все облазала. Нигде! Остатки ее запаха были в гараже, а сама она как под землю провалилась! Зато я нашла этот пультик управления взрывом. Он у Гельмута…
— Это меня уже не колышет! — прервал я ее. — Пусть этот пульт у твоего Гельмута хоть из задницы торчит!.. Главное, ты к нему ни под каким видом не прикасайся! Важно найти «Матрешку»!..
Значит, Рэкс был прав… Эта штука, которая должна разорвать нас в клочья, уже в нашем доме. Осталось только в подходящий момент нажать кнопку!..
Так когда же все-таки запускают эти фейерверочные ракеты — в Рождественскую ночь или в Новогоднюю?! Мне необходимо было знать это абсолютно точно!
Я совершенно не уверен, что за такой короткий срок полиция сумеет что-либо предпринять. Во всех американских фильмах по телевизору я видел, что полиция с воем сирен всегда приезжает тогда, когда главный герой уже все сделал и всех победил…
В таком случае мне остался пустячок — тоже все сделать и всех победить. А уже потом примчится Рэкс со своей полицией. Ничего себе задачка! Ах, как мне сейчас не хватает моего корешка Кота-Бродяги…
Я плюнул на все условности и спросил Фридриха напрямую:
— Скажи, пожалуйста, а в какую ночь ты обычно запускаешь свои ракеты — в Новогоднюю или в Рождественскую?
— А почему ты об этом спрашиваешь? — насторожился Фридрих.
— Последнее время я просто побаиваюсь стрельбы, — скромненько ответил я.
— А-а-а… Я обычно устраиваю фейерверк в Рождество. Я привык к этому с детства и мне не хотелось бы менять привычки. Иногда я это делаю и в Новый год тоже, но самое главное для меня — это все-таки Рождество!
* * *После обеда мы пошли с Фридрихом прошвырнуться по Грюнвальду — опробовать новый поводок и эту систему удобных и ласковых ремешочков, заменяющих неприятный и жесткий ошейник.
Первые метров двести я чувствовал себя невероятно скованным, а потом пообвык и не скажу, чтобы ношение этой сбруйки доставляло мне удовольствие, но и не приносило невероятного желания немедленно сорвать ее с себя. Если недолго, то вполне приемлемо…
Однако когда я нашел подходящий непроницаемо-густой кустик и захотел сделать под ним свои послеобеденные дела, я все же попросил Фридриха снять с меня эту конструкцию. Ужжжасно не люблю, когда кто-нибудь видит, как я ЭТО делаю! У меня, не к столу будь сказано (выражение Водилы), от постороннего взгляда желудок отказывается работать!
…Когда я уже зарывал в землю все, что совершил, услышал посторонний голос:
— Добрый день, герр фон Тифенбах! — и сразу же почувствовал резкий Собачий запах.
— Добрый день, — ответил Фридрих, и по его интонации я понял, что он не знаком с этим Человеком.
Я тут же вылетел из кустов, готовый ко всему. Но перед моими глазами предстала вполне мирная картинка: немолодой Человек на трех поводках держал трех тихих Фокстерьеров. Один — такой крупненький, почти как я, второй — среднего роста, третий — вообще недомерок.
Все три Фоксика по первости шарахнулись от меня, а потом стали меня разглядывать с каким-то странным интересом. А один из них — средний, даже стал осторожно заходить сзади, с явным желанием понюхать у меня под хвостом!..
Видимо, желая польстить Хозяину Фоксиков, интеллигентный Фридрих вежливо сказал:
— Какая идиллическая, трогательная картинка — папа, мама и дитя. Просто прелесть!
— Да что вы, герр фон Тифенбах! — воскликнул Фоксиковый Хозяин. — Ах, если бы… А то ведь перед вами три самых отъявленных гомосексуалиста! Три нормальных педика, которых водой не разольешь. Вы бы лучше придержали своего котика, а то, я смотрю, они уже и им заинтересовались!
— Боже мой, какой ужас!.. — ошарашенно пробормотал Фридрих. — Впервые слышу… Неужели и такое бывает?!
— Бывает, бывает, — сказал я ему по-Шелдрейсовски. — Я в Петербурге даже у Котов такое видел. Особенно среди молодежи… А Хозяину Фоксиков скажи, что если они ко мне полезут, я им всем троим яйца поотрываю! А заодно и их Хозяину!
Но такое Фридрих постеснялся сказать, а просто распрощался с Хозяином педерастической семейки и мы пошли прочь, ни разу не оглянувшись на эту странноватую компашку…
Весь оставшийся день я был как на иголках! Мне не терпелось начать поиски этой смертоносной «Матрешки»… Почему немцы называют ее «Бабушкой»?! Но, к сожалению, я все время был на глазах у Фридриха, а посему решил дождаться ночи и пошуровать как следует. Чтобы сузить круг поисков, необходимо было выяснить, где Фридрих хранит свои Рождественские ракеты. Как говорил Шура Плоткин, «Если подраскинуть мозгами логически», — то, наверняка, там и эта «Матрешка»!
— А где у тебя эти Рождественские штуки, которые ты запускаешь в небо? — спросил я у Фридриха, стараясь придать своему вопросу самую невинную форму праздного любопытства.
— В гараже, — тут же ответил Фридрих. — У задней стенки есть такой продолговатый ящик, и когда герр Мозер по моей просьбе закупает для меня эти достаточно опасные игрушки, я обычно прошу его складывать их туда. А что?
— Ничего, — сказал я. — Давай посмотрим телевизор? Сейчас как раз «Битте, лехельн!» по восьмому каналу…
«Битте, лехельн!» — по нашему: «Улыбнитесь, пожалуйста!» или «Пожалуйста, усмехнитесь!». Это такая ежедневная передача, где показывают разные сюжетики, снятые любительскими видеокамерами, а потом присланные на конкурс в эту программу.
В девяноста сюжетах из ста — как сказал бы мой Шура — юмор неандертальский. Что это такое, я не знаю, но знаю, что это из рук вон плохо! И, действительно, все приглашенные в студию ржут как умалишенные, когда ребенок падает с лестницы, или старушка катится с горы, или тортом в морду, или обожравшийся малыш пукнет папе в харю… А еще лучше, когда у папы сваливаются трусы с голой жопы, или жених наступает на платье своей невесты и они гремят кувырком по всем ступенькам церкви!..
