Герман Дробиз - Вот в чем фокус
Прохожу мимо сквера, а там, на скамеечке, группа молодых людей с национальными инструментами. Вроде наших гитар. Одеты ребята в национальную занзибарскую одежду: цветные куртки, джинсы, дутые сапоги. Поют громко, с воодушевлением. На наш слух музыка, конечно, странная. Даже такое ощущение, что фальшиво звучит. Но что тут скажешь: это на наше ухо. Стало быть, такая традиция. Такой занзибарский мелос. Все- таки выковывался в джунглях. Там же все сплошь заросло: петь надо громко. И потом — обезьяны верещат. Слоны трубят. Это влияет. Интересно, о чем поют? Возможно, выражают надежды на будущее. В образной форме. А может быть, высказываются на вечные темы, волнующие молодых людей всего мира.
«Крошка в баре заловила кайф...»
Красив занзибарский язык. Жаль, слов не понимаю.
Отмечаю для себя интересный обычай местной молодежи собираться в субботу по утрам и петь народные песни. Иду дальше. Изучаю архитектуру. Бросается в глаза необычное здание: три этажа бетонных перекрытий, а выше торчат бетонные же столбы в таком поэтическом, что ли, беспорядке. Огромные незастекленные проемы. И в некоторых сложены высокими грудами кирпичи. Живописно расположены. Правда, близко к краю. Я на всякий случай подходить не стал: еще свалится на голову кирпич. Понятно, занзибарский. Экзотика. Дома такой — захочешь, не свалится. Но все- таки ни к чему. Красивое здание! Напоминает высотную гостиницу, которую возле моего дома строят пятнадцатый год.
Иду дальше. Что бы еще поглядеть? А не познакомиться ли' с местной торговлей? Вот, кстати, магазин. Овощной. Вхожу. На полках щедрые дары занзибарской осени. Плоды, естественно, незнакомые. Вот любопытный овощ. Похож на нашу морковь, но чем-то обмазан. Чем-то вроде чернозема. Может, специально обмазывают, чтобы запекать? Как рыбу в кляре. Спросить бы. Жаль, языка не знаю. Арядом — надо же! Капуста! Кочаны — в точности как у нас. Но предварительно глубоко проморожены. Аж иней сквозь листья проступил. Ну, понятно. У них ведь жара. Капуста с проморозкой, наверное, лакомое блюдо.
Что приятно, очереди нбт. У нас в овощном, сравниваю, когда очереди нет? Когда, допустим, картошку не завезли. Или завезли, но грузчики отдыхают. Так что хоть и завезли, а все равно что не завезли.
Очереди, значит, нет, а стоит у прилавка всего одна покупательница. Симпатичная занзибарская старушка. А продавщица — молоденькая занзибарка. Красивая. Похожа на Веру из нашего овощного. По занзибарскому обычаю, вся разукрашена: кольца, браслеты, серьги.
Прислушиваюсь к их разговору.
— Милая, картошки-то не завезли еще?
— А у тебя, что, глаз нет? Сама не видишь?
Интересно, о чем они говорят? Жаль, не понимаю.
А беседа у них все оживленнее. Можно сказать, с переходом на крик. У нас когда так кричат — ясное дело: ругаются. А у них — кто их знает. Может, обсуждают успехи занзибарских овощеводов.
Но тут появляется грузчик и приносит картошку. Старая занзибарка покупает, сколько ей надо, и уходит. Наступает моя очередь. Как же мне обратиться? По- занзибарски ни слова не знаю. По-английски попробовать? Международный язык. Да ведь со школы не пользовался. Как это... Гив ми плиз... Значит.— дайте, пожалуйста. Пять — файв. Ну, кило и по-английски кило. Картошки. А как она по-английски? Не помню. А продавщица уже говорит мне что-то на своем занзибарском. Довольно громко. И сзади занзибарцы торопят. Как-то незаметно набежали в изрядном количестве. Тоже торопят и тоже громко. Эх, братцы, думаю, с удовольствием покричал бы вместе с вами об успехах ваших овощеводов, да нет слов. А сзади занзибарец уже в спину мне стучит, как в дверь. Интересный обычай: у нас, когда здороваются, руку подают, а у них стучат в спину. Но как же, черт ее побери, картошка?! Эх, была не была. Спрошу по-русски. А вдруг кто-нибудь из них изучал?
— Мадам... Гив ми картошки файв кило!
И вдруг она мне говорит:
— Чего ты ломашься? Выпил? По-русски не можешь сказать?
Причем произносит эти бесконечно родные и знакомые мне слова без малейшего акцента!
— Ой,— говорю.— Конечно, могу. Пять кило картошечки, будьте любезны!
Получил я картошку, а уходить не хочется. Привлекательная девушка: симпатичная и по-русски шпарит. Спрашиваю:
— Вы где научились так разговаривать?
Она говорит:
— А чем тебе не нравится, как я разговариваю?
— Нравится! Просто любопытно: кто научил?
— Жизнь,— отвечает,— научила. С вами, охламонами, только лаяться, а по-другому не поймете. И давай вали, не мешай работать.
Чудеса! Рядовая продавщица в далеком занзибарском магазине—и не просто владеет языком, а непринужденно включает в речь фразеологические обороты и элементы жаргона! Вот только...
— Вот только вам не объяснили, что в русском языке к незнакомым людям обращаются на «вы».
Она говорит:
— О! Интурист нашелся! Езжай, откуда приехал, там с тобой на «вы» поговорят.
Я говорю:
— К сожалению, там, откуда я приехал, в этом вопросе свои проблемы.
— Вот видишь. У тебя свои проблемы, у меня свои.
На том и раскланялись.
Возвращаюсь из Занзибара домой, чищу картошку, варю. А тут как раз родственники приходят. Расспрашивают, что новенького. Да вот кое-где побывал. Привез кое-что. Пожалуйста.
Угощаю их занзибарской картошкой. Сначала осторожно пробуют, а потом разогнались. Хвалят. Дядя Коля поел с аппетитом и говорит:
— Хороша, но — ты не обижайся — наша лучше.
— Я,— говорю,— не обижаюсь. У нас вообще лучше.
А дядя Коля посмотрел на меня внимательно и спрашивает:
— А мог бы ты там остаться? Только честно?
— Если честно... Встретил я там одну девушку. Красивая, а главное, по-русски и говорит и понимает. Очень привлекла. А с другой стороны — что, у нас девушки хуже? Вот Вера из нашего овощного. Тоже красивая, и одета не хуже, и по-русски — не слабей той занзи- барки. Нет, никакого смысла там оставаться. Но побывать там разок, другой, вот как сегодня, в субботу утречком — можно. И полезно, и поучительно. Есть, как говорится, что сравнить.
ЗАКРЫТЫЕ ДАННЫЕ
Меня очень хорошо обслужили в одном небольшом кафе. Я зашел к директорше и от души поблагодарил.
— Благодарят многие,— она вздохнула.— А кто бы помог...
— Пожалуйста. Могу написать в газету. А в чем ваши проблемы?
— План большой. А помещение маленькое. Выполняем с превеликим трудом.
— Так. Сколько у вас мест?
— Двадцать четыре.
— А план? Я имею в виду — в рублях?
— Ну, конкретно, в рублях, не надо. Без разрешения треста я вам все равно не имею права сказать.
Я удивился:
— Что же тут запретного?
— Это уж не мне судить...
Любопытство привело меня в трест, к ответственному работнику.
— Нет, я не могу назвать вам товарооборот этого кафе, да и любого другого. Это закрытые данные.
— Какие же они тогда данные? Данные — кому? И зачем их закрывать?
— Видите ли, по товарообороту одного кафе, зная,
сколько их в городе, можно примерно вычислить товарооборот всего нашего треста. Зная, сколько таких трестов в республике,— товарооборот по республике. А зная, сколько у нас республик, они могут вычислить, сколько дают все кафе страны. Ну, а с такими данными...
— Простите, кто — они?
— Не будьте наивным,— поморщился собеседник.— Вы меня понимаете.
— Хорошо, а зачем им знать, сколько дают кафе?
— Мы с вами не знаем, зачем им это знать, но они — знают.
Тогда я произнес небольшую речь.
— Дорогой товарищ,— сказал я.— У нас действительно есть тайны, которые следует тщательно охранять, и есть данные, которые нужно держать крепко закрытыми — для безопасности государства! Но все остальное мы имеем право знать!
Мы хотим, например, знать, как работает наша славная милиция, чтобы преступников было все меньше, но чтобы находили их все чаще. А если статистика по какому-нибудь пункту покажет обратное, мы постараемся выяснить, чего или кого не хватает. Может быть, чуть-чуть не хватает добросовестных работников. А может, попросту перебои с овчарками. Главное, знать, сколько тех и этих и сколько нужно этих, чтобы как можно меньше было тех. Кстати, госавтоинспекция регулярно дает статистику происшествий на дорогах. Не знаю, как на кого, а на меня это действует. То и дело перехожу дорогу только на зеленый...
Терпеливо выслушав мою речь, мой собеседник сказал:
— Вы не учитываете одну очевидную вещь: некоторые данные, если их сообщить, могут произвести невыгодное впечатление. Об этом вы не подумали?
Каюсь — не подумал... И я стал размышлять. А в самом деле, зачем, например, печать, радио и телевидение сообщают нам результаты спортивных соревнований даже, в тех случаях, когда наши проиграли? Почему бы не сообщать примерно так: «Бег на 10 000 метров участники закончили каждый со своим результатом». Ведь если сообщить, что первым был турок, а вторым наш с разрывом в три секунды, то по логике моего собеседника это может произвести невыгодное впечатление. Кто-то может подумать, что турки обгоняют нас на три секунды не только в спорте. Или — что они обгоняют нас не только на десять тысяч метров. Но и на одиннадцать.