Герман Дробиз - Вот в чем фокус
Борис Николаевич молчит.
— Ты чего молчишь?— с надеждой спрашивает приятель.
С работы Борис Николаевич возвращается пешком: в руках ,у него обернутая в газету и обвязанная бечевкой хрупкая телевизионная трубка. От выпитого спирта жарко, приятно и мысли скачут, как воробушки.
«Хорошо в большом городе: иду с ворованной трубкой, а кто знает? А этой Шелкопрядовой, бедняге, каково было: маленький поселок, все знакомые... Здрасьте, почему с ворованной? Трубки третий год лежат, никому не нужны. Хотели у начальства установить, чтобы каждый шеф, не выходя из кабинета, видел, как у него люди трудятся. Потом решили: неэтично подсматривать...»
Походка у Бориса Николаевича шаткая, наглая.
«Перерождаюсь... Вызревало, вызревало и вызрело. А ты думал, одними вздрагиваниями ограничится?»
— Осторожней!— кто-то отпрянул, слегка задетый свертком.
Борис Николаевич останавливается. На него с укоризной смотрит высокая крупная женщина.
— Извините, размечтался,— улыбается он.
— Мечтатель,— говорит женщина и прищелкивает языком.
«А хорошо бы познакомиться. Она, кажется, расположена».
Женщина неторопливо удаляется.
«Что это со мной? Никогда я не интересовался никем, кроме жены...»
Перед ним вдруг проносится вереница женских образов: сотрудницы в институте, соседки по дому, подруги жены, и все они кажутся ему тем или иным образом привлекательными.
«Ой-ёй-ёй! — думает Борис Николаевич.— Еще одна новая черта вызревает. Вот пошли-поехали: одна за другой, одна за другой. Что-то будет?»
НЕПРЕДСКАЗУЕМЫЙ ХАРАКТЕР
— Здравствуйте, доктор, извините, немного волнуюсь: впервые у психиатра. Я вообще-то на рынок шел. И вот вижу, платную поликлинику открыли, дай, думаю, зайду к глазнику... Уже догадываетесь? Полная неуправляемость. Непредсказуемый характер. Как поступлю в следующую минуту — понятия не имею. Удивляю себя постоянно. Когда началось? С самых юных лет. Хорошо, расскажу по порядку, пожалуйста... Вчера увидел очередь за стиральным порошком, решил, что он мне не нужен, и... пошел к прилавку. Пока шел, был уверен, что собираюсь очередь контролировать, а подошел — сам без очереди взял. Начать с детства? С детства так с детства, пожалуйста. В институте я влюбился в сокурсницу Н., а женился на М., причем до последней минуты был абсолютно убежден: где у М. папа работает — никакого значения не имеет. А когда в ЗАГСе расписывались, вдруг передумал: нет, имеет!
А на работе что творю! В прошлом году собирают нас: так и так, у директора скоро юбилей, а дача требует ремонта. Есть предложение помочь силами коллектива. Я говорю: «Мы ему покажем — силами коллектива!» Еще когда между грядками с клубникой шел, думал, сейчас в лицо ему скажу: «Совести у вас нет, Демьян Прокофьич! Чтобы кандидаты наук вам в рабочее время сауну стругали!» Единственное, что не изменила проклятая непредсказуемость, это — куда сказал. Как и собирался — в лицо: «Демьян Прокофьич! Нет для меня большей радости в жизни, как выстругать вам сауну в ударные сроки и с высоким качеством работ!»
А недавно, когда его снимали, было собрание, председательствующий спрашивает: «Кто хочет выступить?» Мысленно отвечаю ему: «Только не я», а вслух говорю: «Прошу слова». Пока иду к трибуне, перебираю, сколько хорошего помню о директоре, поэтому с трибуны так прямо и говорю: «Тут вышестоящие организации подняли вопрос о пребывании Демьяна Прокофьича на посту директора. Давно пора...» Вот так, доктор, что скажете?
— Ваша болезнь...— доктор помедлил.— Она неизлечима. Извините. Ей-богу, не хотел говорить вам правды. Еще когда рот открывал, был уверен, что посоветую контрастный душ. Видимо, от вас заразился,— пошутил он,— С вас... Отлично помню: пока слушал — собирался пять попросить, и вот... с вас четвертной, и мы в расчете.
— Пожалуйста, пожалуйста... Еще когда в поликлинику входил, сказал себе: дашь ему, ухогорлоносу, сколько скажет. Прошу...— Посетитель припечатал к столу металлический рубль и направился к дверям.— Так и знал, что неизлечима...
Доктор побагровел. Схватил металлический кружок, размахнулся, собираясь запустить им в спину посетителя... но положил в карман.
Часом позже его недавний пациент, сидя в прогулочной лодке, налегал на весла, выгребая к середине городского пруда, и при этом говорил хорошенькой девушке, расположившейся на корме:
— Когда женился, был непоколебимо уверен, что отныне другие женщины для меня не существуют... И вот...
Хорошенькая девушка щурилась от солнечной ряби и понимающе кивала: ещё полчаса назад она была уверена, что идет на работу.
КАК ПОМОЧЬ!
У нас в доме все люди как люди, и всё у нас есть, потому что мы всегда друг другу до получки одалживаем. Только у Загогулина все не как у людей. Неустроенный какой-то и невезучий. И образование-то у него — три класса, четвертый — коридор. И профессии-то у него нет — то пивом торгует, то арбузами, то бутылки принимает, то клюкву сдает. И «Волга»-то у него старая, и дача-то у него у чертей на куличках — в Крыму. И дети непутевые. Сперва в обычной школе учились, потом их в спецшколу перевели, для умственно отсталых. Но и там не прижились: отец их в другую спецшколу перевел, тоже для умственно, но одаренных. Нет, в общем-то не безнадежные ребятишки: старшенький уже выучился латинскими буквами в лифте писать. А младшенький — человек большой мечты. Я его как-то спросил:
— Куда после школы собираешься? Кем будешь?
Он по «дипломату» постучал, в котором букварь третий год носит:
— Им вот буду. Забыл, как называется. Который в других странах живет.
А жену Загогулина вообще не видим: как кольца надела, так дома и сидит. Снять жалко, а выйти страшно.
А сам — во двор въедет, «Волгу» в гараж поставит, сумку набитую тащит — лица на нем нет. Одна рожа. Так его жалко!
Как-то волок он сумку, а она перед подъездом и лопни. И вся ерунда, что в нее затолкана была, посыпалась: и вырезка, и севрюга, и колбаса твердая, и крабы, и шпроты, и рябина на коньяке. Говорю же — невезучий. Сел он на ступеньку, сидит, грусть на лице неописуемая. Я подошел, предлагаю:
— Вам помочь? Я имею в виду — дотащить?
Глянул он на меня мрачно. Говорит:
— Дотащить я и сам дотащу. Но ведь еще и сожрать надо...
А дача эта крымская? У нас, у кого участки в садах,— что за проблема: сел в электричку — через час-два на месте. А ему в аэропорт да потом из Симферополя до побережья добираться. А еще билет достань — летом. И так каждую субботу. С ума сойдешь!
Я его как-то встретил вечером в воскресенье — с дачи он прилетел. Распаренный, злой.
— Безобразие!— говорит.— Не знаете, куда написать, чтобы на самолет проездные билеты продавали?
Я говорю:
— Может, вам до получки одолжить? Если мы всем домом сложимся — вам на недельку хватит.
Он так разволновался, прямо побелел. Но ничего не ответил. Гордый. Так его жалко. Всем домом мучаемся: как помочь человеку, чтобы жил, как все?
ДАЛЬНИЙ ПРИЦЕЛ
Встретил я на улице одного знакомого, поздоровался, хотел мимо пройти. Не то чтобы я его недолюбливал, но очень уж он деловой, всегда найдет просьбу. И действительно:
— Старик! Как хорошо, что встретил. Я же тебя ищу! Но сначала поздравь: сын родился!
— Поздравляю.
— Нет, по такому случаю мы с тобой должны принять!
Затащил меня в павильон, где шампанское на разлив. Подняли мы по бокалу. Он говорит:
— Читаю, читаю тебя. Растешь.
— Чего там,— смутился я. А сам думаю: что же это за просьба, если не сразу приступает? Не дай бог, попросит фельетон написать против каких-нибудь своих врагов. У него почему-то вечно вокруг враги.
Он говорит:
— У меня к тебе будет просьба: моего Вовку по литературе подтянуть. Порепетировать перед аттестатом зрелости, а потом — перед вузом.
— А кто это — Вовка?
— Как кто? А за кого мы сейчас пили? Сын! Вовкой назвали.
— Позволь... Так это же через семнадцать лет будет?!
— Старичок,— говорит он,— а в какое время живем? Писатель, а не чуешь. Сейчас главное — дальний прицел. Присмотрел я Вовке вуз в столице. Какой, пока не скажу, чтоб не сглазить. Но дико престижный. Так что, сам понимаешь, и аттестат нужен будь здоров, и подготовка. По иностранному и истории я уже репетиторов нашел. Перспективные мужики. Кандидаты наук. А к тому времени наверняка докторами станут. Сейчас пробиваю Вовку в теннисную секцию. Ох, трудное дело. Но надо: в этом вузе теннис — обязательно. Престижный спорт. Теннис и горные лыжи. Есть тут на примете один мастер. Договорились, когда закончит карьеру, свои австрийские лыжи для Вовки продаст. Ну, а насчет тебя как?
![Светлана Чистякова - Наследники Падших Книга вторая Трудно признать [CИ]](/uploads/posts/books/3156/3156.jpg)