Артем Шампанский - Славянская мечта
– Згоден, – согласился Хомяк. – Оголошується перерва на годину для виклику головного свідка по справі.[71]
Этот час Косовский провел в тягостных раздумьях: «Судья настроен явно не в мою сторону. Здесь бурым переть нельзя! Нужно срочно что-то придумать! Здесь нужна хитрая тактика. На жалость пробить его, что ли? Нет. Этих жалостью не возьмешь. Нужно искать другой подход. Может, юмором его взять?»
Тем временем возле зала заседаний появился инспектор дорожного движения, составлявший протокол накануне. Сухое приглашение секретаря – и обвиняемый по делу об управлении транспортным средством в нетрезвом виде гражданин Косовский вновь предстал перед глазами судьи.
Длинный рассказ инспектора ничего нового не внес. Сотрудник ГАИ казался слегка испуганным – сказывалась боязнь, присущая подчиненным, ляпнуть лишнего в присутствии начальника. Он поведал присутствующим историю о патрулирующем улицы ночного города милицейском экипаже, вовремя заметившем отъезжающий от пивного паба подозрительный автомобиль, который было решено остановить и проверить водителя на трезвость. Далее десятиминутное пререкание между сторонами, наркодиспансер, протокол, свидетель. Ситуация складывалась явно не в пользу Ростислава, которому все же предоставили слово для защиты. Такого вдохновения Ростислав не ощущал давно:
– Ваша честь! Перш за все хочу зазначити, що я нікого не хочу пошити у дурні! Особливо працівників ДАІ, особисто я вважаю їх мужніми людьми, які чесно виконують свою роботу![72]
Фраза вызвала улыбку у судьи и заставила удивленно вскинуть брови капитана. Свою речь Ростислав сопровождал такой активной жестикуляцией, словно пытался спародировать регулировщика на перекрестке.
– Але склалась така кумедна ситуація, в якій саме я виглядаю не найкращим чином! Як я розумію. Уявіть собі, що я просто находився в гостях, машина припаркована на вулиці, бо в дворі місця немає. І раптом спрацювала сигналізація! «Може, зламані дверцята», – подумав я. «Може, вибито скло, може, злодії знімають колеса?» Я миттєво вибіг на вулицю і підбіг до машини. Обдивився. Нібито все нормально. Вирішив обдивитись всередині. Відкрив авто і сів за кермо, перевіряючи пошкодження. Завів двигун про всяк випадок. Саме в цей момент з'явились працівники ДАІ, які відразу попросили мене надати документи! Я надав. Запропонували пройти медичний огляд! Я погодився. Хоча не розумію, навіщо? Я не заперечував, що трохи випив. Тільки коли почали складати протокол, я догадався, що відбулось! Я став заручником дурацької ситуації, жертвою неймовірних обставин! В міліціонерів склалось враження, нібито я намагався їхати. Я не намагався їхати! Я просто сидів у машині. Але як це довести тепер, не знаю.[73]
– Та ні! Що він нам таке розповідає? – возмущенно заявил начальник городского ГАИ. – Давайте так, назвіть мені номер телефону той людини, в якій ви були в гостях. Я зателефоную, перевірю адресу і ваше алібі.[74]
Такого оборота Ростислав не ожидал, предупредить кого-то из друзей он не догадался.
– Розумієте… я одружений, а господиня, в якої я був у гостях, заміжня. Я ніколи не скажу її ім'я і номер телефону![75]
После этих слов Ростислав гордо поднял голову, как коммунист перед расстрелом в советских фильмах.
– Я так і знав! Він бреше! С першого до останнього слова бреше![76] – возмущенно выкрикнул капитан.
Однако его крики уже не имели значения, судья проникся симпатией к этой «невинной жертве обстоятельств» и решил сильно не наказывать незадачливого любовника:
– Добре. Ваші свідчення співпадають з вашим поясненням в протоколі. Часто-густо порушники при затриманні пишуть одне, а на суді, коли вже протрезвіють, кажуть зовсім інше. Будемо вважати, що я Вам повірив. Якщо ви дійсно полюбляєте їздити на підпитку, то все одно колись попадетесь. Сплатіть мінімальний штраф та йдіть з миром.[77]
Довольный Косовский покинул здание суда. Слегка гудела голова – организм требовал опохмелиться. Ростислав решил не затягивать с процедурой вывода организма из посталкогольного синдрома с привлечением к процессу Самосвалова, а заодно и встретиться с претендентом на роль ведущего грядущей презентации. Совершив два звонка, идейный вдохновитель отправился в «Сахарницу».
Глава 21
Концептуальный брат Шекспира
В этот раз компаньоны собрались несколько раньше обычного, это время у англичан обычно называют ленчем, вторым завтраком. Поднятый из постели телефонным звонком Самосвалов всем своим видом выказывал недовольство по поводу столь ранней встречи, видимо, вчерашний вечер у Гриши получился с продолжением. Присаживаясь за стол, он по-детски повертел головой в разные стороны, рассматривая посетителей:
– А чо это мы так рано собрались? Твоя к-красавица, шо-ли, стала приходить пораньше?
– Моя красавица здесь ни при чем! Я вчера обещал познакомить тебя с одним человеком. Он будет главным распорядителем на торжественном мероприятии.
– Херня какая! Любого тамаду взяли и поехали.
– Свадебный тамада для таких событий не годится!
– Это почему?
– Потому что у тамады в запасе набор только свадебных идиотских шуток, которые всем уже давно успели надоесть, а в конце, если за ним не проследить, и он выпьет, может что-нибудь перепутать и крикнуть «Свидетелям горько!». Нам таких промахов не надо.
– Та брось ты…
– Гриша! Я серьезно! Такие мероприятия проводят профессионалы, которые имеют опыт различных презентаций – банков, страховых компаний, торговых центров и так далее. Выражаясь красиво – церемониймейстеры! В конце концов, если кто-то узнает в нашем ведущем тамаду – нас засмеют. Это низкий класс! Дешевка! Гриша! У нас серьезные люди!
– Хорошо! Я согласен, – отмахнулся Самосвалов, – но такие стоят дорого и работают в столицах! Шо, будем заказывать звезду телеэкрана? Шоумена с первого канала? Лучше скажи, где найти дешевого?
– Я нашел. Актер нашего драмтеатра. Бесподобный типаж! Я вкратце описал ему суть, и он согласился. Представим его как столичную звезду, все равно никто не шарит в шоубизнесе!
– А вдруг его кто-нибудь узнает?
– Кто?
– Я н-не знаю. Кто-то ходил в театр и запомнил актера…
– Гриша! Публика, которая у нас собирается, по театрам не ходит.
– Чо это?
– Я ходил, я знаю, кто туда ходит. Вот ты мне скажи, ты когда при должности был, в театр ходил?
– У меня времени не было! – быстро оправдался Самосвалов.
– Ты сам ответил! У них тоже нет времени.
Здесь Косовскому очень захотелось съязвить по поводу нынешнего положения дел с посещением театров у Самосвалова, но ситуация требовала поддержки партнера и не предусматривала издевок.
– Весь этот бомонд, – последнее слово Ростислав произнес с французским прононсом, – в последний раз я видел на концерте одного популярного певца, несущего в массы жанр песни, написанной в местах лишения свободы. Вообще, для меня это очень загадочное явление! Женщины в бриллиантах, одетые в вечерние платья, с модными прическами, мужчины в строгих костюмах, собрались послушать песни, написанные в колонии строгого режима. Словно для каждого это близко и знакомо! Впрочем, может, многие на будущее готовят себя к тюремной самодеятельности. Вот наши прадеды собирались коллективно слушать Чайковского или Мусоргского…
– Это было давно… – вставил реплику Гриша.
– Может, и давно! Но раньше на сцене собирался оркестр из сорока человек, закончивших музыкальную школу, музучилище, консерваторию в конце концов, а сейчас всего четыре, и один из них, используя на гитаре так званых три блатных аккорда, поет либо об этапах из Твери, либо о Зойке, написавшей краткое письмо. То есть художественная ценность произведений и музыкальная компетентность исполнителей вызывает огромное количество вопросов. Кто-то назвал это шансоном, хотя для меня всегда оставалось загадкой, что может быть общего между французской народной песней и тюремной лирикой? Абсурд! И послушать это собираются первые люди! Можно сказать, элита! Битком набитый полный зал!
– И шо из этого?
– Если эта тенденция сохранится, то мне страшно представить, что будут слушать наши потомки!
– Ростик! Не заморачивай голову дурным! Давай лучше возьмем шо-то выпить.
– Григорий! Вы оказались в плену алкогольной апатии, вам даже наплевать на духовное развитие нации! – Ростислава потянуло на пафос. – Одумайтесь! Речь идет о наших потомках!
Самосвалов неожиданно запел, имитируя руками игру на гитаре:
– Написала Зойка мне письмо.
А в письме два слова – не скучай…
При этом он напряг лицо, корча страшную рожу, подходящую, по его мнению, бывалому заключенному с огромным сроком, появившиеся мимические морщины на физиономии добавили внешности и без того не молодого Гриши лет двадцать.
