Борис Ласкин - Друзья и соседи
Оля! Я всё время вспоминаю твои слова на кухне. Я была совсем спокойна, во всяком случае — внешне…
Не знаю, зачем я всё это пишу, мы с тобой скоро увидимся и у нас будет большой разговор. Я тебе скажу: «Я, знаешь, няня, влюблена!», а ты скажешь: «И, полно, Таня, в эти лета мы не слыхали про любовь». А я тебе отвечу: «Няня, расскажи-ка ты это кому-нибудь другому». Я прекрасно помню, как ты ещё в школе целовалась с Юркой Мызиным и уверяла меня, что это настоящая любовь и это на всю жизнь.
Оля, милая! Не сердись на меня. Дело в том, что я просто поглупела. Я изо всех сил хочу казаться обычной, как ты говоришь — нейтральной, но у меня ничего не получается.
Утром меня вызвал Зайцев, у нас был абсолютно деловой разговор, но я заметила, что он бросает на меня весьма многозначительные взгляды. Я, конечно, не могла предположить, что наш управляющий принял внезапное решение развестись со своей любимой супругой и жениться на мне. Но всё-таки мне захотелось спросить его: «Что с вами происходит?» Я была готова задать ему этот вопрос, но тут меня осенило: или уже сработала устная информация, или человек посмотрел мне в глаза и всё понял. Значит, не зря сказано: «Глаза — зеркало души».
Как ты знаешь, Тамарка Криш вполне сдержанная особа. Она вдруг остановила меня в коридоре и сказала одно слово — «поздравляю!». Я сказала: «Спасибо. Откуда ты знаешь?» Она говорит; «Погляди на себя в зеркало. Ты же вся светишься».
Я зашла в библиотеку, и там наша Софья Семёновна выдала мне целую сентенцию: «Всё закономерно, встретились два человека, и один увидел в другом хорошее и настоящее. Я вдвое старше вас, Таня, но я вам ужасно завидую. Когда вы его увидите, скажите, что есть у него в Москве давняя поклонница — одна замужняя библиотекарша». Я спросила: «Вы его видели?» Софья Семёновна почему-то мне подмигнула и ответила: «Неоднократно». Ты же понимаешь, Оля, всё это она придумала, чтобы сказать мне приятное.
Удивительно — сегодня самые разные люди по-своему выражали свои чувства. Одни просто улыбались, другие произносили какие-то слова, и, ты знаешь, я вдруг почувствовала себя центром внимания. Наверно.
Тамара права я и в самом деле свечусь, как новый двугривенный.
Но самое смешное и непонятное произошло в буфете. Ты бываешь в тресте и помнишь нашу буфетчицу Клаву. Я зашла выпить чайку, вижу — Клава смотрит на меня, как на родную дочь, и говорит своим баритоном: «Татьяна, вопросов нет. Основное — чтоб был неженатый». Я спрашиваю: «Кто именно?», а она говорит: «Лев Яшин» — и смеётся. Я поняла, что это её манера шутить, но, когда я уходила, она вышла из-за стойки и сказала мне что-то совсем загадочное: «Конечно, нельзя равнять твою и его зарплату, но в случае чего и твои сто тридцать будут не лишние…»
Таня начала уже третью страничку, но в этот момент кончилась паста.
Она отложила «шарик» и пробежала глазами неоконченное письмо. «Ужас, сколько написала. Ольга приедет в Москву, я всё это ей сама и прочитаю с выражением, она, наверно, посмеётся».
Таня взглянула на часы. В два тридцать диспетчерское совещание. Что ещё?.. Да, недавно по внутреннему позвонила Полина и просила зайти к ней по личному вопросу.
Когда Таня вошла в приёмную, Полина встала:
— Очень удачно, я как раз одна…
Она медленно выдвинула ящик письменного стола.
— Уважаемая Татьяна Александровна, у меня имеется для вас письмо…
«Что сие означает? — удивилась Таня. — Она называет меня по имени-отчеству и на «вы».
— Татьяна Александровна, скажите, пожалуйста, любите ли вы кино? — спросила Полина и плавным движением, как фокусник, опустила руку в ящик.
— Люблю, — ответила Таня, — но не всякое.
— Правильно! — сказала Полина.
Она затеяла сейчас эту нехитрую игру с единственной целью — настроить Таню на шутливый лад. Если человек в хорошем настроении, он никогда не станет сердиться на другого человека, тем более из-за такого пустяка.
— Вы пригласили меня побеседовать о кино? — спросила Таня.
«Я ей — «вы», и она мне — «вы». Так разговор, чего доброго, примет чересчур официальный характер и тогда вообще не выпутаешься из этой истории».
— Да, я хочу поговорить с тобой о кино, — сказала Полина, — тем более ты любишь и понимаешь искусство…
— Ты думаешь?
— То, что я это думаю, особого значения не имеет. Это кое-кто другой думает… Нравится тебе кинофильм «Чайковский»?
Таня ответила не сразу. «Всё ясно: Полина тоже была в тот вечер в «России» и видела меня с Ильёй».
— Хороший фильм, — сказала Таня.
— По-моему, очень даже хороший. И этот артист, который Чайковского играет, я считаю, замечательный артист…
— Иннокентий Смоктуновский?.. Ещё бы!
Полина вынула из ящика конверт и плавным движением протянула его Тане.
Таня отошла к окну, там было светлей.
Полина не отрываясь смотрела на то, как Таня сперва открыла конверт, потом вынула из него открытку, потом посмотрела на лицо Смоктуновского, а затем, улыбнувшись, стала читать то, что было написано на обороте.
— К сожалению, конверт был плохо заклеен, — тихо сказала Полина, — и чисто случайно я увидела…
— Что? — рассеянно спросила Таня.
Полина махнула рукой. «Не стоит и отвечать».
Таня всё ещё читала, как будто там было очень много написано.
— А ты покраснела, — вздохнув, сказала Полина. — Понятно. Будь я на твоём месте, я бы тоже…
Что «тоже», Полина не досказала, потому что встретила взгляд Тани, взгляд радостный и устремлённый куда-то мимо неё а дальнее окно.
— Берегись автомобиля, — улыбнулась Полина и заговорщицки подмигнула.
Таня перечитала последнюю строчку — «Сердечно приветствую вас: И. С.».
Таня улыбнулась, «Он меня приветствует. Сердечно приветствует».
Полина сделала строгое лицо и принялась печатать на машинке. Пусть Сумарокова видит, что у неё полно работы и вообще она человек занятой.
А Таня смотрела в окно. «И. С.» — «Илья Сафонов». Таня сразу узнала его летящий почерк. Недавно он прислал ей с Ольгой смешную записку — «Спать не буду, есть не буду, буду ждать звонка». И подписался так же — «И. С.».
— Спасибо, Полина, — сказала Таня.
— Пожалуйста. — «Слава богу — всё обошлось». — Скажи честно — рада?
— Очень рада, — уже с порога сказала Таня. — Очень!..
Ливень
Сперва был дождь как дождь — спокойный, неторопливый. С крыш доносился ровный гулок, какой бывает, когда вдалеке идёт поезд. Затем дождь начал набирать силу. Грозно загудели басы водосточных труб, вдоль тротуаров устремились бурные потоки.
Сергей шёл, даже и не делая попытки ускорить шаг. Со стороны это, наверно, эффектно выглядело — среди бушующей стихии всё ему нипочём. Промокли тенниска и джинсы, чавкают кеды — ну и что? Ерунда.
Поравнявшись с магазином «Молоко», он увидел заполненный людьми стеклянный тамбур и встретил обращённый на него насмешливый, если не сказать вызывающий, взгляд. Сергей остановился в раздумье — а не укрыться ли в этом стеклянном убежище? Тем более что девушка продолжает с явным любопытством на него смотреть.
Значит, так. Прежде всего она должна понять, что ливень не имеет никакого значения, просто у него есть несколько свободных минут и можно взять небольшой тайм-аут.
Когда он появился в тамбуре, открылась внутренняя дверь и многие вошли в магазин. Остались две женщины в одинаковых париках, пожилой мужчина с сумкой на колёсиках и девушка — та самая, которая только что так внимательно на него смотрела.
— Кончился обеденный перерыв? — спросил Сергей, ни к кому не обращаясь. Он не дождался ответа, ибо нетрудно сообразить — раз магазин открылся, значит, кончился перерыв.
Он сверился с часами и тут же подумал: «Зря. Она решит, что я тороплюсь. А если это так, нечего терять время и надо уходить. А уходить не хочется. А почему? Потому что ливень, это каждому понятно, и ей в том числе».
Мужчина с сумкой спросил:
— Встали ваши часы, да? Не удивительно. Вы же в них, можно сказать, искупались.
— Ничего. Идут. Они у меня водонепроницаемые, — он покосился на девушку, — и противоударные.
Данная информация не произвела на девушку никакого впечатления.
Сергей побарабанил пальцами по стеклу, что-то коротко просвистел, хотел было закурить, но вспомнил что забыл купить сигареты.
Одна из женщин шагнула к висящему в тамбуре телефону-автомату и набрала номер.
— Это я, — сказала она доверительно и властно. — У вас там дождь идёт? Да? А у нас тут конец света. Мы собрались зайти в универмаг — и вдруг жуткий ливень. Что? — она засмеялась и поправила парик. — Во-первых, я могу его снять, а во-вторых, ничего ему не сделается, он водонепроницаемый…
— И противоударный, — почти беззвучно произнесла девушка и всего лишь на мгновенье взглянула на Сергея. Он успел ответить ей улыбкой, но девушка уже смотрела на улицу, где за голубовато-серой завесой шли, вернее сказать, плыли машины и троллейбусы.
