Ману Джозеф - Серьезные мужчины
– Я нарисовал для вас плакат, – сказал Бикаджи, тыкая в нелегальный транспарант на тротуаре.
– Мило, хорошо, – сказал Ваман и спросил: – Где отец мальчика?
Мужчины завопили:
– Айян! Айян!
Айян выбрался из толпы, пожал министерскую руку обеими своими, затем прижал ладони к груди.
– Пошли, – сказал министр.
Айян и Ваман двинулись по раздолбанным мощеным проулкам чоулов, а за ними, по меньшей мере, еще триста человек. Фотографы бежали впереди и снимали, а между снимками рысили дальше. Министр оглядывал ряды серых одинаковых зданий.
– Мне известно, что и вы тоже когда-то жили в чоуле, – сказал Айян.
– Да, на Грант-роуд. Давным-давно, – проговорил Ваман с улыбкой гордости за былые невзгоды.
– Мы пытались продать, – сказал Айян. – Многие застройщики заинтересованы.
– Еще бы. Эта земля стоит своего веса в золоте.
– Я тоже хочу продавать, – поделился Айян, – но многие тут сопротивляются. Здесь проживает восемьдесят тысяч человек. Трудно со всеми договориться. Застройщики хотят все или ничего.
– Очевидно, – согласился Ваман, качая головой. – Люди боятся, верно? Они прожили здесь всю жизнь. Их все устраивает.
– Да. Хотят тех же соседей, такую же жизнь.
– Сколько застройщики предлагают, Мани?
– Двенадцать лакхов за сто пятьдесят квадратных футов комнаты, – ответил Айян.
– Торгуйтесь до пятнадцати, – уверенно посоветовал Ваман. Оглядел просторы чоулов и вроде как произвел в уме вычисления.
Свита добралась до террасы Корпуса номер Сорок один, где собралась еще сотня людей. В конце террасы установили стол, укрытый белой тканью. Ваман пробился сквозь толпу, улыбаясь, кланяясь и даруя имя какому-то младенцу на руках у матери, хотя имя у ребенка уже было.
Он уселся за стол, и Бикаджи и его люди организовали вокруг министра живой кордон. Кордон расступился и впустил внутрь Айяна, его сына и жену. Оджа приветственно сложила ладони и разревелась.
Министр спросил:
– А это великий Ади?
Мальчика куда больше увлекли автоматы телохранителей.
– Можно подержать? – спросил он охранника, но тот покачал головой.
– Поставь на предохранитель и дай ребенку, – велел Ваман. – Он очень легкий, – сказал он Ади с нежностью.
Телохранитель сделал как велено, и Ади пережил волшебство – подержал в руках «АК-47».
Семья устроилась рядом с министром. Публика села на пол или на стулья, притащенные из дома.
Министр произнес речь, в которой доложил, как его в возрасте Ади привязали к дереву священники-брамины за то, что будущий министр совершил преступление – вошел в храм.
– Они бросили меня привязанным на всю ночь, – сказал он. – А наутро я удрал из деревни в Бомбей без гроша – по карманам не наскреблось бы и десяти рупий. Да и карманов-то у меня не было.
Айян и раньше слыхал эту историю – и много других, которые министр не стал бы рассказывать. Как он продавал овощи с деревянной тележки на рынке Крофорд и постепенно сделался хулиганом, невзирая на общую щуплость. Как он швырял камни и бил витрины, протестуя против того, чего сам не понимал, и оплакивая смерти вождей, которых не знал. Он дорос до главаря вольных бандюг и постепенно втянулся в политику. Он был мастер подымать армии злого далитского молодняка по щелчку пальцев, а эта молодежь временами делалась крайне свирепой. Неприкасаемые в наши дни завоевали бестолковое право прикосновения к себе высших каст, но по-прежнему оставались городской голью. Всякий раз, когда их оскорбляли, – к примеру, какие-то негодяи, было дело, украсили статую их освободителя Амбедкара гирляндой из сандалий – люди вроде Вамана вели батальон сердитых молодых людей и громили целые улицы.
– Они идут с яростью, а возвращаются с «адидасом», – рассказывал Айян Одже в день, когда они увидели из окна кухни погромщиков, радостно топавших домой со здоровенными картонными коробками.
– Кто такой Адидас? – уточнила Оджа.
Теперь, когда в невинную игру «Ади – гений» вступил такой человек, Айян испугался. Он таращился на профиль этого пылкого оратора, чья хвалебная песнь Ади взрывалась брызгами серебряной слюны, мимолетно сверкавшей в небесных сумерках, словно малюсенькие светлячки.
– Такой мальчик – редкость, – говорил министр. – Ади – редкий мальчик.
Министр так произнес имя «Ади», что Айяну стало жутко. Человек, способный на убийство, знал его сына по имени, и было в этом что-то нехорошее. Но Айян унял страх, вспомнив другие истории, которые слыхал от министра, и они делали его милее. Когда город несколько лет назад навещал Майкл Джексон, Ваман был в группе политиков, участвовавших во встрече с артистом. Министр позднее сообщил прессе: «Он очень вежливый человек. Нисколько нет в нем спеси. Совсем не остается ощущения, что говоришь с белым».
Ваман завершил свою речь, провозгласив Ади будущим освободителем далитов.
– Я столько всего о нем слышал, – сказал он. – Он до того смышлен, что его даже допустили сдавать сложнейший в мире экзамен. А ему всего одиннадцать. Побольше бы нам таких. Давайте покажем миру, какая в нас всех сокрыта сила.
Публика похлопала, и министр сел, утирая лицо пальцами. Охранник приблизился, держа в руках громадную картонную коробку.
– Это компьютер, – объявил Ваман толпе, и та опять зааплодировала. Некоторые женщины переглянулись, вскинули брови и скривились.
Министр вручил коробку Айяну, а мальчик стоял между ними как целевой получатель. Фотографы за щелкали, разразились овации, Бикаджи истошно завопил:
– Вождь масс!
Министр покинул террасу, продрался сквозь неподвижную толпу, вопли отчаяния заполнили воздух: народ просил работы, денег и пособий. Он многократно кивнул, озирая всех сразу и никого конкретно.
– Идите домой. Верьте в правительство, – приговаривал он.
Прежде чем сесть в машину, он обернулся к Айяну и сказал:
– Зайди ко мне как-нибудь в контору. Разберемся, как продать это место.
Айян отправился домой, приняв попутно тысячу приветствий и тяжких взглядов благодарности и зависти, что в этих местах одно и то же. Ади был дома один. Пытался вытащить монитор из коробки. Широко улыбнулся отцу и сказал:
– У меня теперь есть компьютер.
– Есть, да, только не разбей. Давай почитаем инструкцию и соберем его. Где твоя мать?
– Пришли какие-то женщины и забрали ее.
Айян закрыл дверь на щеколду и сел на пол рядом с сыном.
– Ади, сейчас слушай меня внимательно.
Мальчик старательно выколупывал монитор из коробки.
– Ади, сядь и посмотри на меня, – строго потребовал Айян.
Ади сел на пол и поглядел на отца.
– Весело было, да? – спросил Айян.
– Весело было, – согласился Ади.
– Но теперь всё. Я знаю, что уже это говорил, но теперь точно всё, – сказал Айян.
– Ладно, – сказал мальчик.
– Ты не будешь сдавать этот экзамен. Ты недостаточно умный. И мы с тобой это знаем.
– Ладно, – согласился Ади.
– Ты понял?
– Да.
– Всего этого больше не повторится, Ади. Игра кончена. Ты будешь дальше как другие мальчики, и так тоже очень весело.
– Я не как другие мальчики. Они зовут меня глухим.
– Если кто-нибудь назовет тебя глухим, скажи им: «А я тебя слышу! А я тебя слышу!» Говори, пока не заткнутся. Ладно?
Ади заулыбался.
– А я тебя слышу! А я тебя слышу! А я тебя слышу! – сказал он.
– Будут и дальше так обзывать, – продолжил Айян, – скажи им: «А я слышу, как твоя мать пердит! А я слышу, как твоя мать пердит!» – Тут Ади прямо покатился со смеху. Задохнулся на секунду от хохота, и только страх смерти вынудил его прекратить смех.
Раздался стук в дверь. Айян отпер и поймал Оджу на самовлюбленной суете. Она замерла на пороге и уже собралась войти, но торопливо договаривала последние наставления четырем женщинам, смиренно стоявшим в коридоре.
– Людям пора уже прекращать бросать мусор из окон, – говорила Оджа. – За такое пора вводить штрафы. Или мы станем собирать мусор и закидывать их в квартиры тем, кто его выбросил. Если мы не позаботимся о своем чоуле, тогда кто?
Затем она вошла в квартиру и закрыла дверь. Айян заметил, что у нее с собой долька лимона. Она сразу направилась к Ади и выжала лимон ему на голову. Тот попытался увернуться, но она держала его крепко и проговорила быструю молитву. После чего провела ладонями по его щекам и щелкнула суставами пальцев у своих ушей.
– Дурной глаз мимо нас, – добавила она.
* * *Свет потускнел, и аудитория притихла. Все места были заняты. Люди сидели в проходах. Кроваво-красный занавес вознесся дремотными складками и явил зрителям семь пустых стульев на сцене.
