Константин Шаповалов - Недремлющий глаз бога Ра
Поскольку Лиса говорила по-английски, ни Голливуд, ни Веник, не поняли ни слова. То есть, отдельные слова начальник экспедиции понимал, но связного представления о верованиях древних египтян у него так и не сложилось.
— Девятые врата, значит? — глубокомысленно спросил он, когда Лиса закончила рассказ. — Значит, если туп как дерево, родишься баобабом? Паняяяятно…
— Экспериментальными данными пока не подтверждается! — возразил дядя Жора, на халяву решивший поучаствовать в научном споре. — Может быть за или против.
— О! — вдруг хлопнул себя по лбу Веник. — Давно хочу у тебя спросить, да все забываю: украинцы от кого произошли? От скифов или от половцев?
Ему, как я понял, хотелось поскорее перевести разговор со скользких древнеегипетских рельс на что-нибудь более доступное пониманию.
— Украинцы? — Голливуд призадумался, точно как былинный Юрок в его мемуарах. — Ну слушай: у князя Ярослава Мудрого, что правил на киевщине, был младший сын от турчанки Припяти, князь Мыкола…
— Ага, дальше я знаю! — обрадовался Веник. — Мыкола родил Дмытра, Дмытро родил Богдана, Богдан родил Цибулю и Козалупа…
— Ниче не Козалупа. Спрашиваешь — так не перебивай. Припять, полонянка, была слаба на передок, гульнула с конюхом Малом, и понесла от конюха, а не от Ярослава. Вот почему хохлов называют «малороссами» — «мал» от конюха, «рос» от Ярослава. Рос мало, но много жрал сала. Хитрость им досталась от турецкого корня, а от нашего, русского, любовь к лошадям — княжич-то, Мыкола, роду был не княжеского, а с подворья…
Они принялись блуждать вокруг украинского генеалогического древа, а я, тем временем, спросил у Лисы про четвертую картину — мысль о ней давно уже не давала покоя. Неспроста ведь висела с теми тремя, хотя отличалась композицией, да и вовсе была не картиной, а фотографией. Но связь, тем не менее, вполне могла существовать.
Лиса сказала, что да, была на самом деле и четвертая картина, изображавшая сцену казни, но только на «Мицар» она не попала — кто-то похитил по дороге. Как говорится, вор у вора дубинку украл.
Причем похититель был из числа близких сподвижников шейха, по поводу чего произошел крупный скандал: пару — тройку деятелей пытали, а после пристрелили. Но вернуть картину не удалось.
И разгневанный шейх приказал проштрафившимся соратникам воссоздать содержание по памяти — с помощью той же компьютерной техники, которую использовали для работы с шизофрениками. Поэтому вместо картины получилась фотография.
Но что за ритуал был реконструирован, и как восстановленное изображение связано с остальными полотнами принцесса не знала. А может, знала, да объяснять не хотела — интуитивно я чувствовал, что красавица многого недоговаривает. Чувствовал, но поделать ничего не мог, не обязана ведь откровенничать.
Пришлось собственную дедуктивную извилину напрягать: если три картины указывали на запертую дверь, четвертая, по идее, должна была указать на ключ.
И вскоре он нашелся.
Осматривая настенные росписи, я обратил внимание на изображение лежавшего навзничь мужчины — в его горле, прямо под заплетенной в косичку бородой, торчала рукоять кинжала. Судя по роскошному убранству, убитый был знатным вельможей, а может и самим фараоном: гофрированная набедренная повязка с широким поясом, к которому крепился трапециевидный передник из бирюзовых бусинок, на голове золоченый, полосатый платок, на предплечье, запястьях и щиколотках массивные золотые браслеты, на обнаженной груди золотое же украшение в виде солнечного диска. Не нищего дядечку укокошили, что и говорить!
На соседней картинке вооруженные стражники (ражие, косматые, пузатые мужики с толстенными руками и ногами; за спинами и у лодыжек прикреплены хвосты пантер) влекли куда-то связанную женщину, молодую и красивую. Одежды на пленнице не было; двое провожатых тащили ее за руки, а третий подстегивал сзади толстой, короткой плетью — точно такую же я когда-то видел у Абраксаса.
Ниже, прямо под изображением убитого, помещалась картина суда: та же самая пленница, связанная по рукам и ногам, стояла на коленях перед звероликими богами. Председательствовал, по всей видимости, крокодил (туловище человека, голова крокодила), и ничего хорошего его угрожающая поза преступнице не сулила.
Но следующая фреска, расположенная под стражниками, изображала ее играющей на арфе — как ни в чем ни бывало.
Здесь она была одета в полупрозрачное гофрированное платье с разрезом до пояса, закрепленное на левом плече — правое оставалось свободным. Отороченные бахромой рукава платья не закрывали тонких рук, позволяя любоваться их изяществом и великолепными браслетами на запястьях. Браслеты представляли собой две пластинки чеканного золота, соединенные двумя застежками в виде массивных колец, в волосах блестела прекрасная диадема из лазурита, бирюзы и золота — тоже не из простых была девушка.
Она играла на девятиструнной угольной арфе, закруглённый резонатор которой был направлен под острым углом к стоявшему торчком струноносцу, и, казалось, ни сном, ни духом не ведала о разыгравшейся трагедии.
Простили ее? Нет, не похоже.
Подозвал Веника и Голливуда, объяснил суть дела.
— Все ништяк, — авторитетно сказал дядя Жора. — Замочила маня фраера, но в суде голимую мокруху перебили на самооборону — откинулась вчистую. Запросто.
— Не скажи, — возразил Веник. — Фраерок-то козырный был, на нем одного рыжья с полтонны. Вон, гляди, пальцы гнутые, на каждом по гайке, и цепура как у директора филармонии — за такого всю жизнь на киче вялиться.
— "На киче"! — передразнил Голливуд. — Ты хоть видал ту кичу, крендель булочный? Иди парашу смешить.
— Не видел, и че? — обиделся крендель. — Че теперь, удавиться и не жить? В натуре беспредельничаешь, начальник, щемишь правильных пацанов!
Я говорю:
— Ладно, урки, хорош бакланить! Гляньте лучше, какие здесь стражники раскормленные — прямо борцы сумо. А на других фресках египтяне стройные, широкоплечие, с плоскими животами. Что это значит?
— Спецназ! — догадался Голливуд. — ОМОН египетский.
— Эхнатон не верить египтян, всю жизнь бояться заговор, — неожиданно вмешалась Лиса. — Нанимать иноземец в личный гвардий: сириец, ливиец, нубиец. Под охраной в храм ходить.
— Ну, это мы понимаем, — согласно кивнул Голливуд. — На пересылках даже на дальняк под охраной ходили — в столыпине, вагоне арестантском.
Веник, тем временем, принялся методично простукивать стену — действительно, звук в районе фресок, и по соседству, отличался. Мы внимательно осмотрели штукатурку, но никаких признаков двери не обнаружили.
Вдруг Голливуд отошел, перекрестился, и, с криком "Паберегись!", ринулся на штурм подозрительного участка.
Влип в стену знатно, умело, всем корпусом; по навыку можно было догадаться, что не одну дверь на своем веку сокрушил. Но не рассчитал силу — переборщил малость, отчего едва не улетел во внезапно распахнувшиеся тартарары.
Сломать тысячелетнюю кладку оказалось легче легкого: гулко выстрелив и брызнув обломками лопнувшей штукатурки, ближняя половина каменной плиты подалась наружу, угодливо пропуская Голливуда в образовавшийся проход, а дальняя двинулась внутрь — дверь, как оказалось, могла свободно вращаться вокруг продольной оси. Не подозревавший об этом дядя Жора, продолжая двигаться по инерции, собирался нас покинуть. И покинул бы, если бы реактивный Веник, хватательный рефлекс у которого был гипертрофированно развит, не цапнул его в последний момент за ворот.
— Тпрууууу, Зорька, стоять! — с усилием втянул он чрезмерно разогнавшегося Голливуда обратно. — Технику безопасности нарушаем, товарищ? Кроме лома нет приема, да?
Вместо ответа дядя Жора еще раз перекрестился.
— Вот за что уважаю простого русского человека, так это за набожность! — с пафосом продолжал разглагольствовать Веник. — Набожность, истовость и природная смекалка — вот три кита, на которых испокон века держится земля русская. Потому, природный русак — это не какой-нибудь немытый язычник-малоросс, произошедший от турчанки Припяти и конюха Вакулы Кизяка…
— Сам ты кизяк, — высвободившись, тихо ругнулся Голливуд. — Я виноват, что египтяны по уму делать не обучены? Для родного фараона — и то цементу пожалели, мля…
Пока они препирались, я осветил фонариком обратную сторону потайной двери. Все точно, как на фотографии: круглый жертвенный стол, на нем обезглавленное женское тело с неестественно вывернутыми в суставах членами, по сторонам семеро жрецов в мантиях и клобуках. Пасьянс сошелся.
Глава одиннадцатая
Как нам рассказывал Лифшиц, последние годы царствования фараона-еретика покрыты полнейшим историческим мраком. Наука не знает, куда делась Нефертити, отчего скончался Эхнатон и кто был его преемником; достоверно известно только, что еретический Карфаген был разрушен.
