Герман Дробиз - Вот в чем фокус
— Отслужил, спрашиваю?
Володя снова молча кивнул.
Минутная стрелка прыгнула на следующее деление.
— Повезло,— сказал Володя.— Другой раз всю минуту ждешь.
— Домой едешь?
— Так точно.
— В Смоленск?
— Какие вы тут все Вольфы Мессинги,— улыбнулся Володя.— Еще налейте.
— У нас глаз наметанный. Каждый день мильон народу видим. Москву посмотри.
— Некогда.— Володя двумя глотками опустошил стакан.
— Некогда так некогда,— согласился дядя.— Мне вот зубы вставить надо. На правый нижний коренник коронку посадить. Тоже некогда.
— Здравствуйте, Алексей Максимович!
Горький смотрел вдаль, плотно прижимая шляпу к длиннополому пальто. Словно только что сошел с поезда и взобрался на горку — глянуть: куда попал? Чтб тут такое?
А поперек его взгляда струился, шумел, блистал поток — улица его имени.
— Здравствуйте, Владимир Владимирович!
Солнце чеканило Маяковскому профиль. За его спиной из-под земли выныривали легковушки, выплывали троллейбусы.
Пушкина Володя обошел по периметру постамента и, замкнув маршрут, развернулся лицом к лицу.
— Здравствуйте, Александр Сергеевич!
Пушкин упрямо не поднял головы. А может, просто не расслышал.
— Здравствуйте...— Володя замялся, вспоминая имя-отчество.
— Климент Аркадьевич,— учтиво, но чуть раздраженно напомнил Тимирязев. И тут же из-за его головы показалась другая, маленькая, принадлежащая живому человеку преклонного возраста. Старик стоял на лесенке, приставленной к памятнику сзади, и протирал Тимирязева влажной тряпкой.
— Климент Аркадьевич,— наставительно повторил старик, ввинчиваясь тряпкой в каменное ухо.
— Извините,— Володя виновато отошел.
В тихих коридорах Союза писателей лежали ковровые дорожки. Володя бесшумно приблизился к двери с табличкой «Литературная консультация». Ниже кнопками было приколото объявление, написанное от руки: «Вниманию юных дарований: у меня жуткий насморк. Обещаю выздороветь ко вторнику. Консультант...» Дальше шла подпись-закорючка.
Пока Володя размышлял над этим грустным фактом, к двери бесшумно подошел еще один посетитель. Это было столь же юное дарование, как и Володя, однако внешне молодой человек приблизился к поэтическому облику намного больше по сравнению с демобилизованным солдатом. Черная вельветовая блуза, белый отложной воротник, темные брюки, мягкие замшевые туфли. Из кармана блузы торчали красивый узкий блокнотик в белых пластмассовых корочках и вечное перо. Принадлежность юноши к миру литературы не вызывала сомнений.
— Ох уж этот Кондрацкий,— произнес юноша, изучив объявление.— Вечно с ним что-нибудь. Литература требует железного здоровья. Насморк в июле — как вам нравится?
— Никак не нравится,— согласился Володя.— Но главное, я и до вторника ждать не могу. Меня уже завтра в Москве не будет.
— Стихи? — спросил юноша.
— Стихи.
— Приличные?
— Во! — Володя показал большой палец.— У нас в роте всем нравились.
— У вас в роте...— повторил юноша с вежливой издевкой.— А вам самому?
— Больше всех,— не задумываясь, ответил Володя.
— Настоящий поэт,— сказал юноша,— должен быть предельно требовательным к своему творчеству.
— Слушайте, это я знаю, а вот где бы мне их еще показать, чтоб сегодня же посмотрели?
— Где-нибудь в периодике,— сказал юноша. Он так это сказал, что ясно было: периодику он не уважает.— Поезжайте в комбинат.
Они вместе пошли к выходу, и юноша объяснил, как добраться до комбината, в котором собрано десятка два редакций журналов и газет.
Они вышли на тихую улицу, уже прогретую июльским зноем. Из ворот посольства, из-под арки с арабской вязью, выехал низкий плоский лимузин. Шторы в нем были опущены.
— А вы сами-то что пишете? — полюбопытствовал Володя.— Тоже стихи? Или рассказы?
Юноша проследил за лимузином, уехавшим в переулок, и сказал:
— Я пишу афоризмы. Афоризм — это краткое изречение, острое по форме и значительное по содержанию. Формулировка, между прочим, тоже моя.
— Знаю я афоризмы. Рожденный ползать летать не может. Такое у вас? Ну-ка, прочтите.
Володя бесцеремонно выдернул блокнотик из кармана блузы и протянул его хозяину.
Юноша задумчиво перелистал блокнотик. Замелькали убористо исписанные листы.
— Ого! — удивился Володя.— Столько понаписал?
— Я монтирую пьесу,— сказал юноша.— Монтирую пьесу из одних афоризмов.
— А зачем это надо?
Последовала пауза: по странной случайности молодому человеку еще никто не задавал этого вопроса. В том числе и он сам.
— Зачем? — настаивал Володя.
Юноша глубоко задумался.
— Понимаете,— наконец сказал он,— ведь этого еще никогда не было...
Просторный вестибюль журнально-газетного комбината был как городская улица. Тут тебе и киоски, и кафетерий, и почта, и парикмахерская. Грохочут лифты, позванивают телефоны, снуют прохожие. Только здесь не простые прохожие. Здесь все сплошь журналисты, а то и писатели и поэты.
Володя в растерянности стоял перед списком редакций. Их было очень много. Заветную тетрадку он держал свернутой в трубочку.
— Выбираешь?
Подошедшему было за сорок. Сутулый, седой, в черном костюме, руки за спиной, папироса в центре рта. Лицо его Володе показалось значительным и очень, очень знакомым.
— Стихи? — седой ткнул пальцем в тетрадку.
— Стихи. Мне надо, где быстрее. Я вечером уезжаю.
— Что быстрее?
— Чтоб сегодня же посмотрели.
— Может, ты хочешь, чтоб сегодня и напечатали?
— Да,— сказал Володя.— Хочу.
— Так...— Седой даже отступил шага на два, чтобы полюбоваться редкостным чудаком.— Тогда вот тебе совет: поезжай в «Вечорку». Как раз к вечеру и напечатают.
— Спасибо,— поблагодарил Володя.— Я поеду. А я вас знаю. Я вашу книжку читал. Там фотография была. Только фамилию забыл, извините.
— Бывает,— отмахнулся седой и пошел дальше. Володя двинулся к выходу.
— Стихи-то хорошие? — внезапно обернулся седой.
— Хорошие,— подумав, ответил Володя.— У нас в роте нравились.
— Тогда хорошие,— подумав, согласился седой. Он пересек вестибюль, вошел в парикмахерскую и — этого Володя видеть не мог — долго стоял перед зеркалом, изучая свое лицо. Пожал плечами и снял с вешалки халат.
Огромный стол был завален ворохом бумаг: свежие оттиски полос с белыми пятнами «дыр», куски телетайпной ленты, фотографии, брошюрки информационных вестников. Секретарь сидел на стуле с высокой, обитой кожей спинкой. Это был молодой светловолосый человек, в костюме, обсыпанном табачным пеплом, в круглых очках, которые старили его лет на десять. Над его головой покачивались толстые пласты дыма. Сизые струи лениво вываливались за подоконник. Но секретарю этого дыма было мало. Он курил сигарету и одновременно сооружал в большой хрустальной пепельнице сложную конструкцию из клочков бумаги и спичек. Это занятие поглощало все его внимание.
Дверь распахнулась без стука, и в кабинет стремительно вошел лысеющий мужчина с живым, как у мальчика, лицом. Он был одет в заскорузлые кожаные брюки, сморщенные, как батареи центрального отопления, и в тонкий светлый свитер, под которым угадывалось брюшко.
— Звал? — бодро спросил мужчина.
— Звал.— Секретарь любовался на сложное сооружение в пепельнице.
— Ну? — Мужчина вспорхнул на край стола и, поерзав, уселся прямо на бумаги.
— Алик,— внятно начал секретарь, зловеще погромыхивая спичечным коробком,— я тебе тут приготовил небольшой художественный образ. Смотри. Я — газета. Ты,— он показал на сооружение в пепельнице,— поэт. Я даю социальный заказ,— он чиркнул спичкой.— Ты... загораешься.
В хрустальной чаше затрещал костер.
— Способный парень, а халтуришь,— буркнул секретарь.
— Выбросил? — печально спросил Алик.
— Поставил...
— Ну ладно, старик, ладно...— потупился Алик.
— Что — ладно? Первые арбузы в Москве — такая прелестная темка. Арбузы! Багрицкого вспомни. А ты? «Арбуз — сладкий груз»,— процитировал секретарь.— Это тебе и дядя Вася-дворник срифмует.
— Да? — Алик спрыгнул со стола.
— Да! — Секретарь тоже поднялся.— Любого прохожего попроси,— он кивнул в сторону окна,— срифмует.
— А ты попроси,— предложил уязвленный Алик.
— И попрошу.
— И попроси.
— Попроси, попроси,— наступал Алик.— Попроси.
Секретарь лег тощим животом на подоконник. Внизу по тротуару шла девочка с черным терьером на поводке. Ей навстречу — деловой гражданин с портфелем.
— Давай, давай,— сверлил Алик.
У входа в редакцию стоял парень в солдатской Гимнастерке без погон, в галифе, сапогах. Он разглядывал вывеску.
![Светлана Чистякова - Наследники Падших Книга вторая Трудно признать [CИ]](/uploads/posts/books/3156/3156.jpg)