Всеволод Нестайко - Необычайные приключения Робинзона Кукурузо
Мы были так взволнованы, что даже не заметили, как Кныш вышел из хаты. Увидели его лишь тогда, когда он уже стоял на крыльце и скручивал цигарку. От неожиданности я вздрогнул, и ветка подо мной треснула. Кныш заметил нас.
— А вы что тут делаете?! Ах вы ворюги! Ах вы щенята! По чужим деревьям лазите, стервецы! Вот я вас сейчас! Я вам ноги из штанов повыдёргиваю за такое дело! А ну слазьте, злодюги!
Он стоял под деревом и так размахивал руками, что казалось, от этого поднялся ветер. Слезть — это означало верную гибель. И мы стали карабкаться вверх.
Кныш продолжал бушевать внизу.
— Дядя, детей любить надо,— вдруг жалобно сказал Ява.
— Да-да, нас надо любить,— поддакнул я, со страхом прислушиваясь, как трещит подо мною ветка.
— Все советские люди любят детей,— продолжал Ява.— Об этом и учительница говорила, и во всех газетах написано.
Кныш совсем рассвирепел:
— Я вас полюблю! Я вас так полюблю, что опухнете! Вы разве дети? Бандиты вы, а не дети! Убивать надо таких детей!
И тогда Ява сказал:
— Дядя, а вы знаете, мы вас в Киеве видели. Как вы в парке с каким-то дядей торговались…
И Кныш вдруг умолк. Сразу. Так, как будто бы выключили радио. Потом что-то такое невнятно пробурчал, что мы и не разобрали, и снова умолк. Вид у него был обалделый.
Кнышиха, которая на крики своего мужа вышла из хаты и стояла на крыльце, тоже какое-то время смотрела растерянно. А потом набросилась на Кныша:
— Ну, чего ты прицепился к детям? Чего? Ишь как напугались, бедняжечки, лица на них нет…
— Да я разве что? — уже совсем другим тоном забормотал Кныш.— Я разве бить, я только постращать хотел, чтоб по деревьям не лазили.
— Не бойтесь, мальчики. Слазьте и идите себе, идите, идите,— ласково проговорила Кнышиха.
Нас не надо было долго упрашивать. Вмиг мы слезли с ореха, прошмыгнули мимо Кнышей и выскочили на улицу.
— Ну, что ты скажешь? — спросил Ява.
— Ты смотри! Как он перепугался, когда ты сказал! Умолк, словно язык проглотил. Значит, дело серьёзное.
— А я тебе что говорил!
— И Кнышиха сразу как всё перекрутила, чтоб замять… От змеюка!
— Короче, за ними надо следить — это факт! Надо их разоблачить! Во что бы то ни стало, любой ценой! Не жалея сил! Надо теперь всю жизнь посвятить этому!
Впрочем, полностью посвятить себя разоблачению Кныша мы сейчас, к сожалению, не могли. Через два часа в школу (мы учимся во второй смене), а за уроки мы ещё не садились.
Разом вздохнув, мы поплелись ко мне учить уроки.
Глава III
«Дети за сажей»
Сегодня контрольный диктант. Галина Сидоровна задала повторить правописание суффиксов. Это и на экзамене будет.
— Провались они пропадом, эти суффиксы, вместе с префиксами и самой грамматикой! И вообще она не нужна! Не всё равно, как писать — грамотно или неграмотно. Лишь бы понятно было,— раздражённо говорит Ява.
Но это всё разговорчики. От них легче не становится. Я раскрываю учебник и начинаю читать:
— «Если основа слова заканчивается на дэ, тэ, зэ, сэ, жэ, то для образования существительных, обозначающих названия людей по их профессии, занятиям, употребляется суффикс „чик“, а не „щик“. „Щик“ во всех остальных случаях. Примеры: переводчик, переплётчик, извозчик, разносчик, перебежчик. Но — обойщик, стекольщик».
Закрываю учебник и говорю Яве:
— А ну повтори!
Ява смотрит в небо и начинает:
— Суффикс «чик», а не «щик», который обозначает профессию, пишется после дэ, тэ… зэ… зэ…— И по глазам видно, что мысли его где-то далеко-далеко, в лесу или на реке, среди шумливых камышей, где плещется рыба, и крякает в зарослях дикая утка.— Зэ…зэ… дэ, тэ… зэ… тьфу! — Ява не выдерживает: — А ну давай ты!
Я тоже закатываю глаза и начинаю бубнить:
— Суффикс «чик», а не «щик» пишется, когда основа оканчивается на зэ, дэ, тэ, сэ… сэ… сэ…— Дальше этого почему-то не идёт.
Я начинаю сначала, но опять не выходит. Тогда я чуть приоткрываю учебник (палец мой предусмотрительно заложен на нужной странице) и пытаюсь заглянуть.
Но Ява не даёт:
— Нет, нет, не подглядывай. Ты на память.
На память у меня не получается. Раскрываем учебник и снова читаем. Пока читаем — всё в голове. Закроем — как ветром выдуло.
— Вот заноза! — сердится Ява.— Каких-то пять букв — и никак не запомнишь. Когда пишется «щик», легко — во всех остальных случаях, хотя таких случаев миллион. А тут всего пять буквочек, после которых «чик»,— и хоть ты тресни… Слушай, знаешь что — давай придумаем на эти пять букв слово. Слово большое — его сразу видно, а буквочки, как букашки, маленькие, разве их запомнишь.
Мне эта идея понравилась, и мы начинаем сочинять слово.
— «Же-ле-зо»,— говорит Ява.
Прекрасное слово, но «л» мешает (никому оно не нужно), и нету «д», «т», «с» — большей половины букв.
— «Ди-вер-сант»,— говорю я.
— Замечательное слово, ещё лучше, чем «железо», но куда ты денешь «в», «р», «н», и как ты вместо них вставишь «ж» и «з»?
Мучились мы долго. Какие только слова не брали! И «дот» и «динамит», и «желток», и «зонтик», и даже «дизентерия». Все они были неподходящие.
— «Же-же… жест»…— задумчиво тяну я.
— А зэ и дэ куда прикажешь всунуть?
— «До-о-лжность»,— бормочет Ява.
— Зэ нету в твоей «должности». И лы здесь, и ны. Не проходит такая «должность».
— А ну её в болото! — сердится Ява.
— «Бо-ло-то»,— бормочу я.— Тьфу! Так и с ума сойти можно!
— Слушай,— раздражённо говорит Ява,— а кто сказал, что обязательно нужно только одно слово? А если два коротеньких? А ну, какие там буквы?.. Дэ, тэ, зэ, сэ, жэ… Значит, так… Дэ, тэ… дэ, тэ… Ну, так о чём разговор? Дэ, тэ — это «дети». Ясно. Дальше что там? Зэ, сэ, жэ… сэ… сэ… жэ. «Са… жа»… «Са-жа»… «Дети», «сажа»… Остаётся зэ… зэ… за… «Дети за сажей». Всё… Готово.
— Что — готово? Ерунда какая-то! «Дети за сажей»… Никакого смысла!
— А какого тебе ещё смысла? Что ты — стихи сочиняешь, что ли? Тебе правило надо запомнить. Чтоб знать, что после чего пишется. А он — смысл, смысл!.. «Дети за сажей». Я, например, уже запомнил. «Дети за сажей» — «чик», всё остальное — «щик». Здорово! Почти как стихи.
— А вообще ничего, запомнить можно,— согласился я.
— Не «ничего», а просто здорово! — радовался Ява.— Вот если бы на все правила такое попридумывать! Сразу отличниками можно стать. Ну мы и молодцы! Гении!
Никогда мы не шли на диктант в таком весёлом настроении. Пели: «Нам не страшен серый волк…»
— Чего это вы распелись? Наверное, забыли, что сегодня контрольная? — спросила нас возле школы Ганя Гребенюк, наша одноклассница.
— Ничего мы, Гребенючка, не забыли,— ответили мы. И снова запели:— «Нам не страшен серый волк…»
Когда мы вошли в класс, то заметили, что все очень волнуются. Особенно наш первый отличник Стёпа Карафолька. Он сидел за партой белый как сметана и дрожал.
Лучше сроду не получать пятёрок, чем так портить здоровье.
В класс вошла Галина Сидоровна.
Все положили перед собой чистые листы бумаги, взяли ручки и вытянули шеи, как гусаки,— приготовились.
Галина Сидоровна начала диктовать:
— «Старый извозчик привёз в штаб белогвардейского перебежчика».
Я вмиг представил себе старого извозчика, похожего на деда Саливона, такого же добродушно-лукавого и беззубого, который везёт на пролётке в штаб растерянного, похожего на Карафольку, белогвардейского перебежчика.
«Хороший диктант,— подумал я,— очень даже лёгкий и понятный».
— «Старый… извозчик…» — чётко, по словам, диктовала Галина Сидоровна, прохаживаясь между партами.
Высунув язык и склонив голову набок, мы старательно скрипели перьями.
— «…извозчик…»
Я на секунду замер.
«О! „Дети за сажей“… точно! Так что же после этих „детей“? „Чик“ или „щик“? „Чик“ или „щик“?»
Этого я не помнил, хоть убей. Слышалось «щик», безусловное, стопроцентное «щик», а не «чик».
— «…привёз… в штаб…» — продолжала диктовать Галина Сидоровна.
Больше думать было некогда, и я аккуратно вывел: «извощик».
«Перебежчика» я за компанию (раз уж они ехали на одной пролётке) тоже написал через «щ»…
— Ну как? — спросил меня Ява после диктанта.
— Порядок,— уверенно сказал я.— А у тебя?
— Будь здоров! — подмигнул Ява.
Мы чувствовали себя именинниками.
На следующий день Галина Сидоровна вернула диктанты.
— Гребенюк — четыре,— называла она отметки.— Карафолька — пять. Ну, а Завгородний (это я то есть) — три с минусом. Рень (это Ява) — два!
Нас будто кто мокрой тряпкой по шее шлёпнул.
— Допелись! — хмыкнула Гребенючка.
Я показал ей кулак.
— А с тобой, Рень, я просто не знаю, что делать,— вздохнула Галина Сидоровна.— Через две недели экзамен, а ты ровно ничего не знаешь. Ведь суффиксы — это материал первой четверти.
