Джером Джером - Томми и К°
— Неужто найдется, — говорил Питер, разворачивая перед собой на столе аккуратно свернутый лист бумаги, — неужто еще найдется хоть какая-то уловка или увертка, какой-нибудь лукавый ход, какое-либо тонкое ухищрение, которое бы я не испробовал?
— Прямо как старый Мартин, который все время называл себя Мартини, — вставила Томми. — Как только наступала пора деньги выплачивать — это у нас бывало по субботам, — ну ни в жизнь его не сыскать, исчезает, и все тут. Правда, раз мне удалось его провести, — заметила она не без гордости, — вытянула из него полсоверена. Он сам потом удивлялся.
— Нет, — продолжал Питер рассуждать сам с собой, — Думаю, и в самом деле не осталось никакого способа, ни достойного, ни постыдного, какого бы я не применил!
Тут Питер закинул ненаписанное интервью в корзину для мусора и, сунув в карман записную книжку, удалился на чаепитие с некой романисткой, извещавшей в приписке к своему приглашению, что умоляет не предавать гласности их беседу.
Едва Питер повернулся к ней спиной, Томми тотчас достала лист из корзины.
Примерно через час среди туманной мглы, окутавшей Сент-Джеймсский дворец, возник некий сорванец в залатанных штанах и в куртке в крапинку, воротник которой был поднят; он стоял и с восхищением взирал на караульного.
— Эй, молодец-удалец по уши чумазый! Тебе чего здесь? — спросил караульный.
— Да вот гляжу, нелегкое, видно, это дело — такую шишку сторожить? — высказал предположение сорванец.
— Ну, если прикинуть, дело, понятно, нелегкое, — согласился караульный.
— А вон там, где окна светятся, он спит, что ли? — спросил сорванец.
— Ага, — подтвердил караульный. — А ты часом не анархист какой? Признавайся!
— Покамест нет, не то непременно признался бы! — заверил караульного сорванец.
Окажись караульный человеком наблюдательным и проницательным, каковым он не являлся, он бы не стал так легкомысленно подходить к этому вопросу. Ибо обратил бы внимание, что глаза сорванца уже облюбовали водосточную трубу, по которой при определенной ловкости можно было бы взобраться на балкон спальни означенного принца.
— Вот бы его повидать! — произнес сорванец.
— Приятель он, что ли, тебе? — осведомился караульный.
— Ну, приятель не приятель... Но, сам знаешь, на нашей улице только о нем и говорят.
— Что ж, тогда тебе стоит поторопиться, — заметил караульный. — Нынче вечером он уезжает.
Томми переменилась в лице.
— А говорили, что в пятницу утром...
— Говорили! — сказал караульный. — Кто говорил-то, газетчики небось? — В голосе караульного невольно прозвучали нотки, свойственные лишь людям осведомленным. — Ты слушай меня, я скажу, что тебе надо делать, — продолжал он, упиваясь непривычным ощущением собственной значительности. — Он удирает сегодня без всякого сопровождения в Осборн поездом шесть сорок с вокзала Ватерлоо. Никто, конечно, об этом не знает, кроме немногих посвященных. Такая у него манера. Терпеть не может, чтоб...
В вестибюле послышались шаги. Караульный замер, как статуя.
Прибыв на вокзал Ватерлоо, Томми тщательно осмотрела поезд, отходящий в шесть сорок. Лишь одно купе, необычно просторное, в самом конце спального вагона, помещавшегося следом за вагоном для охраны, привлекло ее внимание. На купе значилась табличка «резервировано», и вместо обычных диванчиков там стоял стол и четыре мягких кресла. Запомнив расположение купе, Томми припустила быстрым шагом по платформе и скрылась в тумане.
Через двадцать минут, никем не замеченный, в сопровождении лишь пяти-шести раболепных должностных лиц, принц N. быстрым шагом пересек платформу и один вошел в предназначенное для него купе. Раболепные чиновники кланялись. Принц по-военному поднял руку к козырьку. Поезд шесть сорок, пыхтя, медленно отошел от платформы.
Принц N., который был полноват, хотя и старался это скрыть, редко оказывался наедине с самим собой. Когда такое случалось, он позволял себе несколько расслабиться. Ввиду того что до Саутгемптона предстояло ехать два часа, принц расстегнул туго стянутый на животе сюртук, откинул голову на спинку кресла, вытянул свои длинные ноги, положив одна на другую, и прикрыл маленькие, но грозные глазки.
На мгновение принцу показалось, что в купе повеяло ветерком. Впрочем, ощущение это тотчас прошло, и он не стал утруждать себя и открывать глаза. Потом принц увидел сон, будто кто-то помимо него находится в купе — и что этот кто-то сидит напротив. Сон был не из приятных, и принц решил открыть глаза, чтобы сбросить с себя это наваждение. Напротив него действительно сидело некое весьма чумазое маленькое существо. Оно утирало грязным носовым платком кровь с лица и рук. Если бы принц был способен удивляться, он бы непременно удивился.
— Не волнуйтесь, — успокоила его Томми. — Я не причиню вам зла. Я не из анархистов.
Принц, с помощью глубокого вздоха втянув в себя живот, принялся застегивать сюртук.
— Как вы сюда проникли? — спросил он.
— Прямо скажем, это оказалось делом нелегким, — заверила Томми, безуспешно пытаясь отыскать сухой кончик у скомканного платка. — Однако все позади, — бодро добавила она. — Главное, я здесь.
— Если вы не хотите, чтоб я сдал вас полиции в Саутгемптоне, прошу отвечать на мои вопросы! — сухо заметил принц.
Принцев Томми не боялась, но в лексиконе ее трущобного детства слово «полиция» неизменно было сопряжено со страхом.
— Мне надо было пробраться к вам.
— Это очевидно.
— По-другому никак не выходило. До вас очень уж сложно добраться. Вы такой хитрый.
— И как вам это удалось?
— Сразу после вокзала есть такой мостик с семафорами. Поезд, как выяснилось, проходит прямо под ним. Оставалось только влезть туда и подождать. Сами видите, ночь туманная, никто меня не засек. Да, кстати, вы и есть принц N.?
— Да, я принц N.
— Не дай Бог, оказался бы кто другой!
— Так, продолжайте!
— Узнав, вернее, угадав ваш вагон, я, как только он подо мной оказался, хоп — и вниз! — Тут Томми взмахнула руками, чтобы показать, как это было. — Ну а на нем, сами знаете, фонари, — пояснила Томми, потирая лицо, — одним меня и зацепило.
— Ну а с крыши-то как сюда?
— А там уже просто. В конце вагона есть такая железная штука и ступеньки. Сходишь вниз, внутрь и за угол, и все. Мне повезло, что другая дверь у вас была не заперта. А то бы прямо не знаю что. Скажите, а нет у вас при себе какого-нибудь носового платка?
Вытянув из нарукавного кармашка платок, принц протянул его Томми.
— Так ты говоришь, мальчик...
— Я не мальчик, — пояснила Томми. — Я девочка!
Это вырвалось у нее с досадой. Доверившись своим новым друзьям как людям почтенным, Томми положилась на их утверждение, что она является существом женского пола. Но еще долгие годы мысль о том, что она упустила возможность считаться мужчиной, наполняла ее горечью.
— Девочка?!
Томми кивнула.
— О Господи! — произнес принц. — Чего только не довелось мне слышать про юных англичанок. Я-то думал, быть такого не может! Ну-ка, встаньте!
Томми повиновалась. Чего бы никогда не сделала раньше. Увидев устремленный на нее строгий взгляд из-под косматых бровей, поняла, что иначе нельзя.
— Итак, вы оказались здесь. Что же вам угодно?
— Получить у вас интервью.
И Томми протянула листок с начертанными вопросами.
Косматые брови сдвинулись.
— Что за вздор! Кто вас на это подбил? Говорите немедленно!
— Никто.
— Не лгите! Его имя?
Маленькие, грозные глазки пылали огнем. Но взгляд Томми был тверд. И под воздействием сверкнувшего в нем возмущения Значительный Человек определенно стушевался. С таким противником ему встречаться еще не доводилось.
— Я говорю правду!
— Простите покорно! — сдался принц.
И тут принца, личность воистину значительную и потому обладавшую чувством юмора, осенило: ну не забавно ли это, в конце концов, что он, виднейший государственный деятель империи, ведет разговоры в вагоне с дерзкой и нахальной девчонкой, с виду которой не более двенадцати лет. И тогда принц передвинул свое кресло поближе к Томми и, умело используя свой бесспорный дипломатический талант, вытянул из нее по крупицам всю историю.
— Я склонен, мисс Джейн, — заметил сей Значительный Муж, выслушав рассказ Томми, — согласиться с нашим другом мистером Хоупом. Должен признаться, журналистика — это как раз то, чем вам следует заняться.
— А вы позволите мне взять у вас интервью? — спросила Томми, обнажая в улыбке белые зубы.
Значительный Муж поднялся и, положив тяжелую руку на хрупкое плечо Томми, провозгласил:
— Я полагаю, вы заслужили это право!
«Каковы ваши взгляды, — принялась читать Томми, — на будущее взаимодействие политики и общественной жизни?»
