Валерий Тихомиров - Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок
Обитатели стойбища стояли на мохнатых якутских бровях. Сам тойон племени, в смысле вождь, после ста пятидесяти граммов огненной воды блаженно пускал пузыри, лежа на полу яранги. Остальные члены общины задорно ползали по поселку в невменяемом состоянии. Пить племя любило, но не умело — в силу генетического каприза. Как, впрочем, и остальное население автономной республики.
К полуночи настал отпад. Только терпеливая женская половина племени, кучно собравшись в одном месте, тупо шила унты. Других развлечений им не полагалось. На остальных «Белых Оленей» напал падеж. Вдоволь постреляв по звездам и чужим собакам, оленеводы сурово, по-мужски, валялись повсюду в блаженной отключке.
Последними бродящими в ночи были два товарища с простыми якутскими именами Петр Николаев и Николай Петров. Вообще-то могущественные семьи Петровых и Николаевых не дружили. Но в честь праздника выпить вместе могли. Если было что. К счастью, заветная бутылка имелась. Правда, не близко — в заначке, под нартами, за последней ярангой поселка. Однако для настоящих мужчин препятствий не существует. Петр с Николаем обнялись, соединяясь в четвероногое шатающееся существо, и устремились к источнику дружбы.
Качающийся гибрид Николаева и Петрова достиг цели под магическим неверным светом луны. Тускло мерцающий снег таинственно хрустел под ногами, навевая томительные предчувствия. Перед нартами с заначкой непреодолимой преградой пролег сугроб. Мужчины племени болтливостью не отличались.
— Во, бля! — кратко и емко охарактеризовал сложившееся положениеНиколай.
— Да, бля! — согласился с проведенным анализом Петр.
Они немного еще покачались и, не сговариваясь, рванули напрямик. Мистика их не остановила, уж очень хотелось водки. Крепкие кривые ноги оленеводов ступили на сугроб. И тут произошло немыслимое — родной якутский снег внезапно вздыбился и отчетливо произнес посреди полной тишины:
— Товарищи-и!
Ужас опустился на тундру. Иностранное слово потрясло приятелей до глубины души. С трудом со хранив равновесие и присутствие духа, они отступили.
— Да, бля…— хрипло шепнуяПетр.
— Во, бля! — подтвердил Николай.
Между ними и водкой пролегло непознанное. Бесхитростные дети Белого Оленя такую фигню не уважали. Надежно защищенные от стресса принятой до сверхъестественных событий дозой, они задумались. Выпить захотелось еще больше. Петр тоскливо закряхтел и от смутных переживаний помочился на феномен. Николай эксперимент поддержал. Он качнулся вперед и осторожно пнул край говорящего сугроба. Отрезанный едкой желтой струей кусок ледяной корки отвалился. Получилась дыра. Бесстрашные якуты вздрогнули. Вопреки законам природы из нее торчал зеленый нос. На нем криво висели треснутые очки. Николай тихонько взвыл:
—У-у-у-
— Ага, бля! — насторожился Петр.
Присутствие постороннего рядом с заначкой пугало его куда больше, чем стая голодных песцов и кровожадные духи Черной земли вместе взятые. Он отважно отцепился от друга и как следствие тяжело рухнул на четвереньки. Из дыры с зеленым носом вырвалось легкое облачко пара. Тонкие ноздри прирожденного охотника дрогнули, втягивая морозный воздух. Принюхивался Петр долго, пытаясь пробиться сквозь запах мочи. Результат оказался утешительным. Спиртным от чужака не пахло. Опасливо поковыряв ногтем иней на его очках, исследователь подвел итог:
— Трезвый. Спит.
Тем временем Николай обогнул нарты по большой дуге. Пол-литра нашлась в целости и неотпитости. Невольная неприязнь к незнакомцу начала отступать. Проявив подлинное христианское сострадание, два пьяных якута откопали спящего Потрошилова.
Тащить его за ноги было трудно. Подбородок цеплялся за наст, а очки все время норовили сползти. Но они справились, доставив тело спящего интеллигента в ярангу к женщинам племени. Степан Степанович вел себя прилично — тихо сопел и незнакомыми словами не ругался. В знак благодарности его поместили у буржуйки, оттаивать.
Появление незнакомца произвело фурор. Женщины захлопотали. Потрошилова раздели. Ватные штаны прислонили к стене, унты из одеяла сослали на улицу. Сгоряча стащили и трусы. В воздухе пронесся тихий потрясенный вздох. Даже в свежезамороженном состоянии первичный половой признак Степана Степановича превосходил все мыслимые подобия размерами и удивлял зеленым цветом.
— Во, бля! — присоединился к всеобщему изумлению Николай и пожалел о содеянном.
— Да, бля! — согласился Петр.
После этого окоченевшего чужака решено было спасти. Реанимация протекала суетливо и бесполезно. Растирание медвежьим жиром и вливание горячего оленьего молока эффекта не дали. Потрошилов остался недвижим. Молоко он уверенно срыгивал. Оттаяли только очки. Разум и жизнь возвратиться не пожелали. Среди недошитых унтов воцарилось отчаяние. Пациента подвинули ближе к печке и позвали шамана.
Старый якут пришел в легком подпитии. В отличие от остального племени он сохранял способность к мыслительному процессу. Разумеется, женщины в счет не шли. Шаман постоял, глядя на потрескивающего Потрошилова совершенно пустыми глазами. Потом немного потряс бубном, будто спрашивая у него совета. Голый и зеленый Степан Степанович ему не понравился. Но профессионализм взял верх. Мудрый старик открыл беззубый рот и прошамкал:
— Духи говорят, дайте ему водки.
Следом за исторической фразой произошли события, перевернувшие судьбу племени. Бутылка, выкопанная из-под нарт, пошла по кругу. Петров и Николаев после пятидесяти грамм впали в кому, присоединившись к спящим соплеменникам. Шаман после аналогичной дозы застыл, закатив глаза. Его разум ушел к духам. Остальное содержимое сердобольные женщины влили в Потрошилова.
Чудо не заставило себя ждать. Нерушимый глотательный рефлекс не подвел. Раздался громкий всасывающий вдох. Содержимое бутылки исчезло в Степане Степановиче без единого булька. Изрядно похудевшее тело сотрясла судорога. Наивные голубые глаза распахнулись. На чудо воскрешения понадобилось не более трех минут. Взгляд Потрошилова обрел осмысленное выражение. Он отодвинулся от обжигающе раскаленной печки и, обнаружив сплошь дамское общество, решил, что он уже в раю и спешить некуда, а потому тихо произнес:
— Прошу прощения. Разрешите представиться — Потрошилов. Степан Потрошилов.
После этого спиртное, несмотря на истощение, оказало свое обычное действие на потенцию. Племя ахнуло. Шаман вернулся из виртуального путешествия к праотцам и громко сел, в лепешку раздавив ритуальный бубен. В полной ошеломления тишине кодокольчики звякнули, возвещая приход новой эры. Потрошилов, презрев условности, уставился на пустой стол:
— А не организовать ли нам в честь знакомства небольшой фуршет?
Дамы робко хихикнули, несмотря на незнакомое слово. Что бы оно ни означало, они были согласны это организовать. Отсутствие солнца, витаминов и присутствие непобедимого алкоголизма отрицательно сказывалось на …мужестве суровых оленеводов. Внезапно оказалось, что не все мужчины в мире — оленеводы.
Водка в пустом желудке всасывалась быстро, и зеленое доказательство того, что жизнь может быть прекрасна, росло и крепло на глазах. Дорогого гостя, конечно, покормили. И даже налили — из запасов племени. Степан Степанович окончательно пришел в себя. Некоторая неловкость первого знакомства быстро прошла. Тем более что различить прекрасных «райских» дам в лицо он не смог бы и под страхом кастрации.
Что-то его все же смущало, но стоило снять очки, и узкоглазые широкоскулые лица слились в один бесконечно притягательный образ. Потрошилов, почувствовав себя как дома, стал мил и широк душой. Мудрить с именами не стоило. Он просто потянул к себе двоих оказавшихся поближе, раз и навсегда определившись с терминологией:
— Ну что, «пролетарии всех стран», соединимся?!
Наутро племя проснулось. Героическую повесть Степана Степановича выслушали между третьим и восьмым тостами. Власть за Полярным кругом тоже уважали не шибко, поэтому беглого зэка приня ли в якуты с подъемом. После всплеска энтузиазма мужики опали, как жухлый ягель. А энергичного интеллигента тут же умыкнули на женскую половину. Так начались большие генетические перемены в племени Белого Оленя.
Через неделю полной потрошиловской идиллии из бескрайних просторов тундры материализовался начальник лагеря. К тому времени обнаружили Моченого и Гниду, которых безжалостно опустил Потрошилов. Группа поиска, потрясенная судьбой знаменитого пахана, жалась поближе к начальственному заду. Кум тревожно покрутил головой, будто опасаясь нечаянно найти жуткого урку, и заботливо шепнул шаману:
— Ищем тут одного. Сами найти боимся. Такого неизвестно как и брать. Запомни, дед, самый страшный зверь — это корова! Самого Моченого затоптал. Как катком прошелся, гад! И представляешь, сверху еще и кучу наложил. Не, точно, страшней коровы зверя нет! Встретишь такого в тундре, и-и-и…— Голова начальника лагеря затряслась в суеверном ужасе.
