Михаил Берсенев - Клептоман
Куравлев прочел послание молодого человека, улыбнулся, дал прочитать Оптимистову.
— Да! — улыбался хозяин дома, — Вот мне интересно, что скажет Алексей или Серега, когда наш юный художник попробует им заплатить за шоферские услуги!
— Пошлют туда, куда Макар телят не гонял! — уверенно констатировал Оптимистов.
— Как пить дать, пошлют! — весело подтвердил Куравлев.
Оптимистов вскоре укатил домой: газета «Светлый путь» требовала его присутствия на месте главного редактора и источника идей для сенсационных и «жареных» репортажей. Логинову московские медики назначили курс лечения, и он остался в доме Куравлева. Семен и Светлана теперь много времени проводили вместе. Молодой человек написал портрет девушки, а затем написал портрет Алевтины с сыном Артемом. Это произведение так же заключили в дорогую рамку и повесили в гостиной. Пельмешке сделали операцию на мозге, и она находилась на стационарном лечении в московской клинике. Приступы боли иногда возникали в суставах у Петра Степановича Куравлева, но благодаря сеансам Лисы, они становились все реже и не такими острыми. Михаил Оптимистов регулярно справлялся о делах в семье Куравлевых, о состоянии своего молодого сотрудника, все грозился приехать, но дела газеты не позволяли ему это сделать быстро. А когда он сообщил, что через десять дней после сеанса вдруг испытал отвращение к табачному дыму и курению сигарет, Куравлев искренне поразился этому обстоятельству. Получалось, что попытка внушения все же увенчалась успехом, пусть не сразу после сеанса, а по прошествии десяти дней, но цель была достигнута. Целительный дар юной знакомой отца вновь нашел подтверждение. Куравлев рассказал об этом супруге и, как ни странно, Алевтина не особенно удивилась.
Еще через два дня позвонил восторженный итальянец по имени Массимо и спросил, живет ли еще в доме «чудесная Светлана». Алевтина ответила «да», и иностранец пообещал приехать на выходные. Они приехали вновь вдвоем. Массимо с восторгом объявил, что благодаря сеансу Светланы, он через одиннадцать дней бросил курить и чувствует себя теперь замечательно, его совершенно не тянет дымить табаком, более того, дым этот стал ему противен, и он даже запретил всем курить в посольской машине. Алевтина восприняла это, как само собой разумеющееся, а Куравлев в изумлении задумчиво смотрел в пол. Массимо осыпал Светлану словами благодарности и подарил невообразимый по размерам букет цветов. Семен холодно смотрел на иностранца, а тот еще вынул из кармана конверт, и со словами благодарности передал его Лисе. Та развернула его и внутри увидела аккуратненькую пачечку из стоевровых банкнот. Она с негодованием вернула деньги итальянцу и, как тот не настаивал, приняла только цветы. Однако хитрый южанин перед отъездом зашел попрощаться с девушкой, еще раз выразить ей свою благодарность и восторг по поводу ее таланта гипнотизера. Конверт с деньгами он незаметно засунул в ее куртку, что висела на вешалке. И вот он уехал и уже из машины позвонил Куравлеву и попросил того напомнить девушке, чтобы она осмотрела свою одежду на вешалке возле трюмо. Куравлев, улыбаясь, шел в комнату девушки, где та вместе с молодым художником и Артемом играли в сони плей стейшн. Федор догадывался, что будет в куртке. Так и получилось. В кармане Светлана нашла денежную благодарность хитрого южанина. Она разволновалась и покраснела, держа в руках конверт с иностранными купюрами. Ведь впервые в ее недолгой жизни кто-то заплатил ей деньги за ее талант, за ее дар целительства. Девушка не могла ни принять этот заработок, ни отвергнуть. Было видно, что в ее легкой улыбке сквозило самодовольство с одной стороны, и стеснение с другой. Она протянула конверт Куравлеву, но тот объявил, что не может принять эти деньги, так как они по всем людским законам полагаются Светлане Стриж.
— Тогда, раз вы не берете эти деньги, Федор Петрович, тогда я пойду к вашему отцу и расплачусь с ним! — уверенно заявила упорная девушка.
— Пойдем, попробуем! — с ехидцей согласился бизнесмен, — Только за что ты с батей хочешь расплатиться?
— Хотя бы, компенсирую часть денег, потраченных на операцию Пельмеш… Ксении Кориковой!
— И ты думаешь, он возьмет?
— А я все равно пойду и отдам, хотя бы, часть! — стояла на своем девушка.
— Пошли! — сдался Куравлев, и они зашагали в сторону большой двухэтажной бани-сауны, где обосновался дед. Логинов пожал плечами и продолжил игру уже в одиночестве.
Петр Степанович сидел в кресле-качалке возле тлеющего камина и сквозь толстые стекла очков пытался читать книгу. Вошли Светлана и сын. Девушка нерешительно подошла к качалке и положила денежный конверт перед стариком.
— Петр Степанович! — начала она официальным тоном, — Тут, в этом конверте, европейские деньги — евро. Массимо, итальянец, который присутствовал на моем сеансе внушения отвращения к сигаретам, бросил курить. Он приехал и заплатил мне за это. Я не хотела их брать, но он подсунул мне их незаметно в мою куртку на вешалке. Тут две тысячи евро, что на наши деньги получается больше семидесяти тысяч рублей. Я пыталась их отдать Федору, но он отказался их принять. Тогда я хочу отдать их вам, Петр Степанович, чтобы погасить хотя бы часть долга за операцию Ксении. Прошу их принять у меня!
Пенсионер медленно снял очки с переносицы и удивился:
— Ну, ничего себе, дочка, ты мне информации выдала с одного захода! Еле за мыслью успел! Стало быть, ты заработала хорошие деньги своим талантом?
— Да не заработала я! — убежденно заявила красавица, — Я сеанс Михаилу Оптимистову делала, уж очень он меня просил! А Массимо просто присутствовал. И каким-то образом бросил курить.
— Оптимистов? — не понял дед.
— И Оптимистов тоже! Получилось, что я обоих, вроде как, гипнозом от этой вредной привычки излечила! Как — я сама не знаю! Но Массимо решил щедро меня отблагодарить. Что он и сделал.
— Это хорошо, дочка! А Мишка поблагодарил?
— Он мне Семена подарил, а это дорогого стоит! — выпалила Светлана и тут же покраснела, — Вернее, благодаря нему я узнала такого замечательного художника, как Семен Логинов.
— И замечательного человека, так? — развил мысль Петр Степанович.
— Так!
— Итак, ты сделала доброе дело, и добрые люди тебя за это отблагодарили. Так?
— Получается, так.
— Тогда это твои заслуженные деньги, дочка! — уверенно заявил дед.
— Но, Петр Степанович! Я не просила мне платить, у меня и в мыслях этого не было! Но раз заплатили, то я вам должна же за операцию Пельмеш… Ксении…
— Ты мне, дочка, ничего не должна! — отрезал пенсионер, — Запомни это! Может, это я тебе должен! Бери деньги и трать их по своему усмотрению. Ты их заслужила!
Куравлев-младший все это время молчал, слушая диалог отца с девушкой. Светлана взяла конверт в руки, потеребила его и заявила:
— Прошу вас тогда уважать меня, Петр Степанович, и взять хотя бы половину из этой суммы в качестве компенсации за помощь моей лучшей подруге! Я настаиваю!
Пенсионер и Светлана вновь вступили в дискуссию. Девушка постоянно повторяла свою просьбу, и уставший дед, наконец, сдал свои позиции. Лиса отсчитала десять стоевровых банковских билетов и передала их Федору. Последний взглянул на отца, тот кивком головы одобрил эту денежную операцию. Вопрос был исчерпан, бизнесмен пошел в дом с деньгами, а Лиса качнулась к морщинистой щеке старика и быстро его поцеловала. После этого, без слов, покинула баню. Дед улыбнулся, взял очки и вновь попытался погрузиться в повествование книги.
ГЛАВА 27.
Семен Логинов и Светлана Стриж неторопливо шли по парку Сокольники. Время клонилось к вечеру, но парочка влюбленных никуда не спешила. Теплый ветер шелестел московской листвой. Чем дальше они шли вглубь парка, тем меньше становилось людей, зато появлялось больше белок, разнообразных, иногда даже диковинных птиц.
Правительство столицы специально закупало для московских парков несколько видов пернатых. С одной стороны целью программы была поддержка экологического баланса: для уничтожения расплодившихся грызунов заводились хищные птицы. С другой — преследовалась цель декоративная, эстетическая и, даже, музыкальная. Пернатые разных размеров, с совершенно непохожими голосами отлично разнообразили начавшую, было, хиреть фауну парка.
Молодые люди довольно далеко углубились в лесной массив. У огромного дуба остановились и стали слушать. Где-то рядом пела необыкновенную песню невидимая пока пичуга. В ее песне причудливо переплетались звоны десятков маленьких колокольчиков и звучаний низких нот церковного клавесина. Парень и девушка замерли на месте, держась за руки, и крутили головами в поисках источника этой лиричной птичьей песни. Казалось, удивительнейший звук разносится отовсюду. В данной части парка людей не было. И тут вместо птицы с красивым оперением и необычным голосом, которую они искали глазами на кронах деревьев, их взгляд натолкнулся на иной вид: к ним из глубины леса приближались двое мужчин явно бомжеватого вида, вооруженные кусками труб. Рядом с ними топала женщина неопределенных лет. Поношенная грязная одежда всех троих давала ясно понять, что люди эти бомжуют.
