Юлия Вознесенская - Жила-была старушка в зеленых башмаках…
Тут подошла официантка и поставила перед ним рюмку водки на блюдечке, а перед Агнией Львовной — тарелочку с пирожными.
— Ваше здоровье! — Егор Александрович лихо опрокинул свою рюмочку, выдохнул и с новым приливом вдохновения продолжил: — Только у вас, дорогая Агния Львовна, когда вы готовите для нас всех какую-нибудь еду, лицо становится необыкновенно прекрасным: оно становится отвлеченно-сосредоточенным и наполняется таким светом, будто в каждый кулинарный ингредиент вы вкладываете частичку вашей прекрасной души, вашей любви!
— Егор Александрович, это не совсем так…
— Не перебивайте меня, Агния Львовна, я ведь только начал! Безусловно, Варвара Симеоновна — редкая для своего возраста красавица, а Лика Казимировна сохранила молодость до такой степени, что иногда кажется девочкой-подростком. Но в вас есть нечто такое, что указывает на великое предназначение женщины — быть хранительницей домашнего очага. Это высшая женственность, которая не уходит с годами. Агния Львовна, я буду краток, как подобает военному человеку. Выходите за меня замуж, дорогая Агния Львовна!
— Ноя…
— Подождите еще минутку, я еще не закончил! Выслушайте меня до конца. Если вы ответите мне «да», я постараюсь, мы оба с Пашкой постараемся, чтобы вы никогда, никогда об этом не пожалели. Павел тоже вас успел полюбить. Вот теперь, пожалуй, все. Что же вы ответите мне, Агния Львовна?
Агния Львовна долго смотрела на него с несколько растерянной улыбкой, а потом сказала:
— Дорогой мой Егор Александрович! Спасибо вам за эти слова…
— И вы выйдете за меня замуж?
— Нет, не выйду.
— Почему?
— Это невозможно.
— Да почему же?!
— Потому что я замужем.
— Простите, как это — «замужем»? Но… Но я полагал, что вы — вдова.
— Вдова. Но тем не менее муж-то у меня есть.
— Разве он не умер?
— Он умер. Но ведь от этого он не перестал быть моим мужем! У нас есть дети, внуки, а теперь уже появился и правнук Максимка. И всем им он, Юра мой покойный, отец, дедушка и прадед. И мы с ним обвенчаны. Вы понимаете, что это значит, дорогой мой Егор Александрович?
— Понимаю: что связано на земле, то останется связанным и на Небесах[10] — вы это имеете в виду?
— Именно это.
— Но Церковь допускает второй брак!
— Да, по слабости нашей — чтобы не допустить худшего. Но дело не только в этом… — Агния Львовна протянула руку и положила ее на руку Егора Александровича, лежавшую возле пустой рюмки. — Милый Егор Александрович! Муж мой скончался и ушел из этого мира уже много лет назад. Но мне уже семьдесят пять лет, скоро умру и я…
— Куда вы торопитесь, Агния Львовна? Вы еще меня переживете, вот увидите!
— Все может быть. Но тогда представьте себе: вот я умираю, будучи дважды вдовой, и вот там, в новом для меня мире, мой муж встречает меня, он приближается ко мне, светясь от радости. И вы меня встречаете тоже. И что я скажу моему первому мужу? «Познакомься, Юрочка, с моим другим мужем!» — так, что ли?
— Но он же поймет!..
— Да, он поймет и простит. Но мне-то каково будет? Это же такой стыд будет, что я и представить себе не могу. А до встречи с ним осталось уже так мало… Да и вас тоже по смерти встретит ваша единственная законная жена. Надо ли омрачать эти встречи, дорогой мой Егор Александрович, стоит ли нам огорчать самых дорогих наших ушедших?
Егор Александрович отнял руку у Агнии Львовны, наклонил голову и закрыл лицо ладонями. Потом он отстранил их, вынул из кармана платок и вытер лицо и глаза.
— Простите… Простите меня, Агния Львовна, простите старого дурака! Господи, стыдно-то как!
— Да ну что вы, голубчик, чего ж тут стыдного? Дело-то житейское!
— Нет-нет, стыдно! Как я мог забыть, что Верочка моя там одна и тоже ждет меня. Простит ли она меня, когда я ей расскажу, как сватался к чужой вдове?
— Простит, простит, не сомневайтесь! На то она и жена.
— А вы-то меня простите?
— Да конечно же, о чем речь? Все-таки вы мне сделали самый большой комплимент, какой мужчина может сделать женщине! Ну, полно, полно. Не надо уж так-то сокрушаться!
— Это меня Пашка-балбес попутал! Очень уж ему хотелось меня в хорошие руки пристроить!
— А он и пристроил! — засмеялась Агния Львовна. — Неужели вы думаете, мы все трое согласимся когда-нибудь расстаться с вами и с Павлом? Да ни за что на свете! Мы все так удивительно подходим друг другу, мы за этот месяц с небольшим прямо родственниками стали!
— Это правда, милая моя Агния Львовна, это в самом деле правда?
— Абсолютнейшая! И знаете что, Егор Александрович? Давайте договоримся, пусть этот разговор будет нашей с вами тайной, и мы никому о ней не скажем. Будем считать, что наша встреча сегодня просто не состоялась. Хотя пирожные были очень, очень вкусные!
* * *И жизнь продолжала идти своим чередом. Подруги наперебой баловали и развлекали Павла, а Егор Александрович поровну ухаживал за ними, галантно подчеркивая свое к ним одинаково приязненное отношение.
А во дворе дома, где жили подруги, между тем надвигались глобальные перемены: Иннокентий и Гербалайф готовились переселяться в новое, большее помещение. Клавдия громогласно, на весь двор ликовала:
— Наконец-то мы избавимся от всей этой псарни во дворе и от выхлопных газов!
Димон пытался ее урезонивать, но в конце концов махнул рукой. Да и Гербалайф за Клавдию заступался:
— Да брось, Димон! Все ж таки жизнь я ей испортил — за что ей меня любить, сам подумай? Съеду я, и тебе с ней тоже легче станет, вот посмотришь! — Гербалайф продавал свою комнату Димону: им с Иннокентием нужны были деньги на расширение дела.
Конечно, Клавдия отчасти была права: и в будни, и в праздники во дворе дома было не пройти от иномарок, привозивших клиентов к собачьему ателье, а сами собаки то и дело устраивали под окнами перебранки и даже драки. И все же подруги сожалели о том, что старые друзья съезжают со двора.
— Да вы не горюйте! — утешал их Гербалайф. — Зато мы вам вашу любимую лавочку освободим, и Титаник опять станет на своей законной территории хозяином, не будет больше, поджав хвост, через двор перебегать!
— Да ведь еще неизвестно, какие соседи вместо вас появятся!
— Хорошие, хорошие будут соседи! — успокаивал их Иннокентий.
— Почему вы так думаете?
— Да вот Клавдия говорит, что хуже нас и быть не может! — поддержал друга Гербалаиф.
Съехали два друга, пообещав не забывать и заходить в гости, съехали и пропали. А в освободившейся квартире начался ремонт. Во дворе и вправду стало потише, если не считать дрелей и молотков ремонтной бригады.
А еще через некоторое время в квартиру на первом этаже въехали новые жильцы — Егор Александрович и Павел Зубовы. Тут и Гербалаиф с Иннокентием объявились, страшно довольные, что им удалось сохранить в тайне авантюру с обменом квартир. Да, уж это был сюрприз так сюрприз! Ну и новоселье было, конечно, соответствующе радостное. Только Агния Львовна очень сокрушалась, что на столе не было ее пирожков.
— Ну что бы вам заранее мне шепнуть, Егор Александрович?
— А мы не хотели портить эффект от сюрприза. Но мы с Пашкой надеемся, что отныне количество пирожков в нашей жизни не уменьшится, а увеличится — в связи с максимальным приближением потребителей. Правда, Пашка?
— Правда, дед! — сказал Павел и шепнул сидевшему рядом с ним Димону: — Я хотел, чтобы мой дед женился на ком-нибудь из наших старушек. А он так и не смог выбрать и решил остаться вдовцом. Но ведь оно и лучше, что не женился, верно?
— Это почему же лучше?
— Так ведь пришлось бы выбирать одну из трех, а так у меня целых три бабушки!
— Да, это вы с дедом устроились не худо. Вы мне только их не обижайте!
— Да ты что, Димон? Они же теперь наша настоящая семья… Дед их знаешь как балует? Он мне сказал, что отныне всю мужскую работу во всех трех квартирках наших подружек будет делать он. И он хочет сменить машину, побольше купить — чтобы на всех места хватило.
— Правильная мысль, — одобрил Димон. — Берите такую, с пандусом — чтобы ты в нее прямо на коляске мог въезжать.
— Правильно. Кстати, надо продумать, что с входной дверью делать, чтобы мне во двор было легче выезжать — порог тут для коляски высоковат.
— Подумаем, — кивнул Димон.
А в конце вечера все попросили Варвару Симеоновну спеть. Гербалаиф взял ключ и сбегал в ее квартиру за гитарой. И Варвара Симеоновна спела свою новую песню, которую еще никто не слышал.
— Уже скоро весна, а песенка у меня про осень. Уж вы простите, что не по сезону! Хотя как сказать… — И она запела:
Последние деньки. Осталось две недели,
И мы покинем сад, уедем я и ты.
Пора нам уезжать, уж листья облетели,
И скоро догорят последние цветы.
Последние дела. Уже пришла усталость,
Порою бродим мы, не подымая плеч.
Последние цветы, как мало вас осталось.
Последние цветы — как надо вас беречь!
Последняя любовь, последнее участье,
Немного посветить успеть до темноты.
И нечего грустить — такое наше счастье,
Уже мы раздаем последние цветы.
Последние цветы порой горят, как пламя,
Порой они нежны, как детские мечты.
Про то, куда уйдем, про то, что будет с нами,
Поведают ли нам последние цветы?
Мы больше ни к кому друг друга не ревнуем,
И ревностью другой полны или ты:
Небесная любовь переросла земную,
И клонятся к земле последние цветы.
Последние цветы стоят перед иконой.
Молитвы все теперь бесстрастны и просты —
За тех, кто дорог нам, кто любит нас и кто нам
Однажды принесет последние цветы.
Примечания
