Юлия Вознесенская - Жила-была старушка в зеленых башмаках…
— По-моему, Павлуша, тебе не стоит называть их Варежкой, Ликуней и Агуней, а то привыкнешь, ляпнешь, и получится неудобно.
— Ладно, поправка принимается. Тут ты прав.
— Еще бы! Ну все, спать пора. Господь с тобой, Павлуша.
— И тебя храни Господь, дед!
Егор Александрович перекрестил внука, поцеловал его в лоб и вышел из комнаты, притушив верхний свет.
Через минуту он вернулся.
— Пашка, ты еще не спишь?
— Не-а. Я вспоминаю.
— Ас посудой-то ты прав оказался.
— А то!
* * *Подруги «разбор полетов» начали утром, после первой чашки кофе. Варвара Симеоновна взяла гитару и стала тихонько наигрывать «Белой акации гроздья душистые».
— Ну, девчата кудрявые, колитесь, делитесь впечатлениями! — предложила Агния Львовна.
— Впечатления благоприятные, — сказала Лика Казимировна. — Милые интеллигентные люди, что дед, что внук, и совершенно замечательный кот Василий.
— М-м, — согласно кивнула Варвара Симеоновна, напевая без слов, но очень задушевно.
— Интересно, кто из вас ему больше понравился? — задумчиво спросила Агния Львовна.
— А как тебе кажется? — спросила Варвара.
— Петь ему с тобой очень понравилось. Но за один вечер навряд ли он и сам понял, кто ему нравится больше.
— Ну, мы же не вчера познакомились, — пожала плечиками Лика Казимировна.
— А когда же? — опешила Агния Львовна.
— Ты забыла, Агуня, что у нас с Егором Александровичем все началось уже давно — с нашего обмена стихами. Я — Орхидея, Егор Александрович — Парсифаль. По-моему, ясно, кто ему близок духовно.
— Вот те здрасьте! — Варвара Симеоновна опустила гитару. — Ликуня, да он же не знает, кто из нас Орхидея!
— Узнает, в следующий раз мы ему обязательно скажем. Нельзя без конца держать его в неведении, — ответила Ликуня. — Но я думаю, сердце ему и сейчас уже подсказывает, кто есть кто.
— Но это вряд ли теперь повлияет на его выбор, — пожала плечами Варвара.
— То есть как это — не повлияет? — возмутилась Ликуня. — Не считаешь ли ты, что твое пение затмило мои стихи?
— Почему бы и нет? М-м-м-м, м-м, м-м-м…
— Ах, да перестань ты мычать, Варежка! Можно подумать, что ты про МММ поешь!
— Не глуши мои таланты! — ответила Варвара Симеоновна. — Я готовлюсь в следующий раз спеть «Белую акацию» с Егором Александровичем дуэтом.
Лика Казимировна возмущенно ахнула.
— Стихи, конечно, сыграли свою роль, — попыталась ее успокоить Агния Львовна. — Но, Ликуня, теперь, когда знакомство состоялось, как вы там говорите, «в реале», действовать начинает уже личный фактор. Варенька вчера действительно пела замечательно.
— Подумаешь, сирена! — фыркнула Лика.
— Подумаешь, Сирано де Бержерак! — немедленно парировала Варвара.
— Сирано де Бержерак?! — возмутилась Лика — Ты надеешься, что я своими стихами выстелила тебе дорогу к сердцу Егора Александровича?
— Почему бы и нет? А наша Агуня вымостила ее пирожками.
— Варвара, ты… ты… Ты ведешь себя как девчонка — совершенно невыносимо!
— А ты тоже как девчонка, но в отличие от меня не просто «невыносимо», а «невыносимо глупо».
— Может быть, я не так умна, как ты, но зато именно мои стихи пленили Парсифаля.
— Но не ты сама! Увы, бедный Сирано!
— И не смей называть меня Сирано де Берже-раком! Агуня, это она на мой будто бы длинный нос все время намекает!
— Да нет, Ликуня, она не про нос — она про твои стихи, которые Егор Александрович может приписать теперь любой из нас.
— М-м-м! — утвердительно промычала Варвара. — И немножечко про нос.
— Вот видишь, Агуня!
— Девочки, не ссорьтесь! — жалобно попросила Агния Львовна. — Этого нам только не хватало — в наши годы ссориться из-за кавалеров.
— Скажи это нашей Орхидее Ревнивой!
— Увы, Варенька, к тебе это относится в равной степени. Я еще с трудом, но могу понять, как можно влюбиться на старости лет, но зачем же грубить друг другу?
— А Варька первая начала! — сказала Лика. — И скажи ей, чтоб не обзывалась, я никакой не Сирано де Бержерак!
— Варенька, не надо больше Ликуню дразнить.
— Ладно, не буду. Все равно на барже рак! — пропела вредная Варвара.
Лика взвизгнула.
— А вчера все было так славно, так чудесно, — вздохнула Агния Львовна, допивая свой кофе.
— Угу. Но это было вчера, — сказала Варвара Симеоновна, взяла аккорд и пропела:
Боже, какими мы были пушистыми,
Как же мы вежливы были вчера!
— Все, с меня хватит! Титаник, за мной! — скомандовала Лика Казимировна, поднимаясь и направляясь к дверям. Титаник встал и покорно, опустив голову, потрусил за хозяйкой.
Хлопнула входная дверь.
— Ну и что теперь, Варенька? — после недолгого молчания спросила Агния Львовна.
— Ты хочешь сказать, что я виновата?
— Обе. Но ты — больше. Сама знаешь почему…
— Она старше! — упрямо сказала Варвара.
— Уж будто бы?
— Вот так всегда! — вздохнула Варвара Симеоновна. — По-твоему, я должна прямо сейчас идти к ней мириться?
— Ну, во всяком случае, сегодня!
— «Да не зайдет солнце в гневе вашем?»[9]
— Именно.
— Так еще не вечер!
— Я до вечера с ума сойду, если вы не помиритесь.
— Правду говоришь. С ума ты, конечно, не сойдешь, а голова у тебя точно разболится. Придется идти… — сказала Варвара, отставляя в сторону гитару.
— Вот и умница!
— Но ты за это уберешь посуду!
— Уберу, дорогая.
— Пошла я!
— С Богом!
Подруги, конечно, помирились, но некоторая прохладца и настороженность в их отношениях все-таки сохранялись еще долгое время.
В воскресенье гости появились к назначенному часу. Кота Василия сразу унесли наверх, где его радостным лаем встретил Титаник. Потом Гербалайф, Иннокентий и Димон подняли Павла и его коляску наверх, ну и сами, разумеется, тоже остались на обед. Мужчины перезнакомились и явно понравились друг другу. Было очень весело, а пели на этот раз под гитару.
Чай пили позже, и за чаем, когда на блюде остался последний пирожок, Лика Казимировна спросила:
— Ну, так угадали вы, Егор Александрович, кто из нас Орхидея?
— Ну, где мне! — ответил тот. — Я в стихах мало что понимаю, когда они без музыки. По этим делам у нас специалист Павлуша. Ведь это он — Парсифаль!
Подруги ахнули и рассмеялись облегченно.
— Ну и как, Павлуша? — спросила Агния Львовна. — Вы-то угадали Орхидею?
— Конечно! Это Лика Казимировна. Я именно такой ее и представлял, когда обменивался с нею стихами.
— Какой — «такой»? — поинтересовалась Агния Львовна.
— Романтичной, совершенно не от мира сего, ужасно милой и… потрясающе смешной! Ой, простите!
Все засмеялись, а Лика Казимировна подошла к Павлу и поцеловала его в щеку.
— Благодарю, мой верный Парсифаль! Вы совершенно правильно угадали мой характер! Вручить моему рыцарю последний пирожок!
Егор Александрович поднялся, взял блюдо с пирожком, важно прошествовал с ним к коляске внука, встал на одно колено и произнес с пафосом:
— Последний пирожок вручается победителю турнира рыцарю Парсифалю! Не только за разгадку тайны прекрасной Орхидеи, но главным образом за то, что он познакомил своего деда с такими замечательными дамами.
Гербалайф, Иннокентий и Лимон на губах сыграли туш, а дамы выразили свое одобрение аплодисментами. После этой сцены гости стали собираться домой. Но, спустившись вниз, они не сразу направились со двора, а зашли сначала в ателье «Лицо собаки» — они бы не простили себе, если бы не увидели, что оно из себя представляет. Правда, кот Василий заходить в ателье категорически отказался — там уж очень густо пахло псиной, так что пришлось ему гулять во дворе с Титаником все то время, пока его хозяева любовались действительно потрясающими собачьими портретами. Договорились заодно, что Иннокентий с Гербалайфом как-нибудь выберут время и приедут к Зубовым поснимать кота Василия.
— А что? Может быть, мы с этого начнем новую страницу в истории нашего ателье — начнем снимать котов! — сказал предприимчивый Гербалайф. — Нам давно пора расширяться!
— Смогут ли кошки и собаки сниматься в одном помещении? — усомнился Павел.
— Уживаются же они как-то в приемной ветеринара! — пожал плечами Гербалайф.
— Резонно, — согласился Егор Александрович. — Место только у вас не очень удачное.
— Место ничего, тихое, в центре, и с парковкой хорошо, — вздохнул Гербалайф. — С соседями только проблемы.
— С соседями?! — в один голос удивились дед и внук.
— Не грузи людей, брат Гербалайф, не надо! — грустно попросил Димон.
