Леонид Ленч - Тернистый путь
— Извини, папа, совсем одурел от сессии!
— Сессия сессией, но надо как-то отвлекаться, не замыкаясь в узком учебном кругу. Не забывай, Сева, что твой общественный долг — стать гармонически развитой личностью. Еще Кузьма Прутков сказал, что узкий специалист подобен одностороннему флюсу. Сходил бы хоть в театр, посмотрел интересную пьесу. Я готов материально обеспечить.
— Спасибо! Я позавчера ходил с ребятами в театр. Мама материально обеспечила.
— Что смотрели?
Сева назвал классическую, нашумевшую сатирическую комедию.
— Ну и как?
— Здорово! Смешно, остро! Ребятам очень понравилось.
— «Ребятам понравилось»! А где твое собственное отношение?
— Этот спектакль и в газетах хвалят!
— Ах, его и «в газетах хвалят»! Какая прелесть!! Не надо, сынок, «за хвост тетеньки газеты» держаться, оценивая то или иное явление искусства. Самому надо до корней доходить. Самому! Кстати, ты знаешь, что написал в свое время классический критик Писарев об этом твоем классике?.. Не знаешь!.. То-то!..
Сева закрыл учебник и сказал запальчиво, но шепотом:
— Ты сам себе противоречишь, папа. За хвостик тетеньки газеты держаться нельзя, а за хвостик дяденьки Писарева можно. Но мое-то собственное мнение совпадает с мнением тетеньки, а не дяденьки!
— Ты сначала стань гармонически развитой личностью, а потом уж козыряй собственными мнениями.
— Опять у тебя тут противоречие: только что ты учил меня, что надо самому доходить до корней, а сейчас оказывается — надо ждать, пока тебя признают гармонически развитой личностью. Нелогично, папа!
Бисеринка пота выступила на лбу Неносимова.
— Молод еще ловить родного отца на его якобы противоречиях! — В голосе старшего Неносимова зазвучали знакомые Севе громко-визгливые ноты. — Ишь какой якобы ловец нашелся! Ты, дорогой мой, пока еще круглый невежда в этих вопросах. И к тому же невежа. Мать спит, а он кричит!
— Я говорил и говорю шепотом, беру в свидетели эти стены. Это ты кричишь, а не я. Потому что у тебя аргументов не хватает. С тобой, папа, спорить невозможно, это все знают!
Сева схватил учебник и рывком поднялся из-за стола.
— Ты куда?
— К Эдику Самойленко. Буду у него заниматься! — буркнул Сева и убежал.
Неносимов прошел к себе. Внутри у него все кипело. «Мальчишка! До чего распустился! «Аргументов не хватает»! Я тебе покажу такие аргументы — до новых веников не забудешь!»
Необходима была какая-то разрядка, и Неносимов снял телефонную трубку, набрал номер. На другом конце провода трубку взял старый приятель П. О. Пакупа-ев. Неносимов стал жаловаться ему на Севу и поднял стычку с сыном на принципиальную высоту «проблемы отцов и детей». Пакупаев сказал, что проблемы никакой тут нет, а есть плохой характер.
— У кого? — спросил В. К. Неносимов.
— У тебя, конечно! — смеясь, сказал П. О. Пакупаев. — Тебя еще в институте звали «гармонически развитой занудой».
Неносимов перешел на визг. Но тут из комнаты жены донесся жалобный, плачущий голос:
— Володя, я же просила потише, у меня голова разламывается, а мне завтра рано вставать на работу! Дай покой!
Неносимов хотел огрызнуться, но спохватился и закруглился:
— Павел Осипович, я вынужден закончить разговор… Нет, нет, не согласен, а просто мне затыкают рот!.. Кто?.. Ну, знаешь, затыкальщики всегда найдутся, было бы кого и чем затыкать!.. Я тебе завтра позвоню, и мы продолжим наш спор, я остаюсь непоколебимо на своих позициях!
Положил трубку, походил по комнате, чтоб остыть и успокоиться. Не получалось! Хотелось высказаться! Неносимов подошел к двери в комнату жены и сказал тихо, но твердо:
— Клавдия, ты спи, но знай, что я выражаю тебе свой принципиальный протест против твоего бестактного вмешательства в мой спор с Пакупаевым.
Сказав, на цыпочках вернулся к себе, плотно прикрыл дверь и — на всякий случай — накинул на нее крючок.
Сразу стало легче.
МЕХАНИЧЕСКИЙ ВЕСЕЛЬЧАК
В русском языке есть точное и емкое слово — увлечение. У нас его сейчас заменили английским — хобби Зачем? Неизвестно! Наверное, так шикарней!
Так вот некто Петр Петрович Фасин, экономист, человек весьма уважаемый в своем кругу, предметом своего увлечения избрал… анекдоты.
Услышит смешной анекдот, остроумную шутку, интересный диалог — и сейчас же запишет в свою «библию» так он называл пухлую записную книжку.
Увлечение, в общем-то, невинное и даже похвальное, если вспомнить вещие гоголевские слова о побасенках и их долгой жизни в веках, тем более что Петр Петрович обладал неплохим литературным вкусом и всякую дрянь в свою «библию» не пускал. Но ведь он не только записывал анекдоты — он, бедняжка, пытался их рассказывать! И тут всякий раз терпел жестокую неудачу, потому что начисто был лишен дара устного рассказчика. А ему ужасно хотелось прослыть среди своих друзей и знакомых завзятым весельчаком и остряком, он мучительно завидовал застольным краснобаям, которые, постучав вилкой о тарелку, дабы привлечь к себе внимание пирующих, способны своими шутками легко и грациозно отвлечь весь стол на несколько минут не только от еды, но даже и от питья.
У Петра Петровича Фасина ничего не получалось, кроме постукивания вилкой о тарелку. Постучав, он поднимался, краснел и, заискивающе улыбаясь, робко говорил:
— Дорогие, как говорится, дамы и господа! Товарищи и друзья! Минуточку внимания, послушайте свежий анекдот. Только вчера записан.
Жующие челюсти прекращали свою работу. Недопитые рюмки и бокалы отодвигались в сторону.
— Давай, Петя!
— Ну-ка, Петр Петрович, блесните и ошеломите!
— Тише, едоки, перестаньте кушать, дайте послушать!
Приободрившись, Петр Петрович начинал не очень уверенно, но все же громко, примерно так:
— Сначала маленькая, как говорится, преамбула. Прелюд, так сказать, но далеко не Шопена.
Кто-то выкрикивал с конца стола:
— Нельзя ли без музыки? Ближе к делу!
— Видите ли, дорогие друзья, прелюдия необходима, иначе вы можете понять анекдот не так, как его нужно понять, — оправдывался Петр Петрович уже не так громко и не так уверенно.
— Анекдот, Петр Петрович, который не сразу понятен, — не анекдот.
— Да, но в данном случае прелюд, дорогие друзья и товарищи, необходим, потому что тонкий смысл анекдота, который…
— Петя, не тяни кота за хвост!
— Сейчас, сейчас. В этом анекдоте пойдет речь о богдыхане, дорогие друзья и товарищи, но это, так сказать, условный богдыхан, который…
Челюсти за столом снова принимались за прерванную работу, снова звенели стеклянными своими губками целующиеся бокалы и рюмки. Пирующие уже жевали разварную осетрину — гордость хозяйки, а бедный Петр Петрович все еще дожевывал своего условного богдыхана. Его никто не слушал, и только вежливый хозяин дома, когда наш экономист, утерев взмокший лоб от расстройства чувств чужой салфеткой, опускался в изнеможении на стул, любезно басил:
— Ваш анекдот, Петр Петрович, не лишен… Возьмите осетринки, достали тут в одном ресторане по знакомству с директором… Ах, извините, ее уже… того… прикончили! Тогда позвольте вам положить эту гигантскую шпротину!..
Петр Петрович, повторяю, очень страдал от подобных неудач, но отказаться от своего увлечения не мог — не хватало моральных сил!
И вот однажды все волшебно изменилось. Наш герой стал иметь успех. Да еще какой! Выручила его техника, и притом заморская.
Приятель П. П. Фасина привез ему маленький заграничный подарок — забавную игрушку. Внешне она выглядела как коробка из-под сигарет. В коробку были вмонтированы батарейка и кусок магнитной ленты с записанным на ней громким смехом. Стоило лишь слегка придавить изящную коробочку, как она разражалась безумным хохотом. Нельзя было удержаться от смеха, слушая эту дикую идиотическую смесь кудахтанья со ржанием.
Петр Петрович стал прихватывать изящную коробочку с заразительным хохотом на званые застолья. Теперь кое-как, на скорую руку, дожевав свой анекдот, он незаметно для слушателей придавливал заморскую игрушку, и… каждый раз эффект был разительным! Петр Петрович становился героем вечера. А ему только это и было нужно. Тщеславие его было полностью удовлетворено.
Однако техника, которая возвеличила экономиста, с той же дьявольской легкостью и сбросила его с пьедестала. Однажды Петр Петрович ехал со своей супругой — очень милой, неглупой женщиной — в собственном «Москвиче» к знакомым на ужин. Заморская коробочка была с ним — лежала тут же, на переднем шоферском сиденье, жена сидела сзади в пассажирской кабине. Петр Петрович — опытный водитель! — крутил баранку и рассказывал супруге новый, только вчера услышанный анекдот — он собирался на ужине «пустить его под кретинчика», как он не без изящества выразился о заморской коробочке.
