Борис Ласкин - Друзья и соседи
— Знаю, вы это говорили, но я этого не слышал, — сказал начальник. — Расскажите, что же с вами случилось?
«Скромность и жажда славы иногда живут рядом. С одной стороны, вы как бы не хотите преувеличивать значение своего благородного поступка, а с другой стороны — вам приятно ещё раз окунуться в детали происшествия, где так красиво проявилось ваше мужество и готовность прийти на помощь ближнему. Я всё это отлично понимаю и охотно напомню вам, что случилось в субботу».
Фразу, которую вы сейчас услышали, в кабинете я не произнёс. Я только так подумал. А сказал я совсем другие слова.
— Вы хотите знать, что со мной случилось? Я расскажу. В субботу мы с одним товарищем отправились за город. Погуляли, подышали свежим воздухом и пришли на пруд. И в этот момент лично у меня появилось большое желание покататься на лодке. Выехал я на середину пруда, потом повернул к берегу. Плавать я не горазд, так что решил зря не рисковать. Вдруг, думаю, лодка перевернётся, что со мной будет? Погибну. Кругом ни души… И тут я вижу — сидит на берегу человек с удочкой. Помню, я посмотрел на него, на этого отныне дорогого и близкого мне человека, и подумал: если что случится, он сразу же бросит свою удочку и окажет мне скорую помощь…
— И что же было дальше?
«Иван Александрович, я вижу вас насквозь. По тому, как вы меня слушаете, я понимаю, что вам охота лишний раз услышать о том, какой вы благородный и хороший!»
Эту фразу я тоже произнёс мысленно, а вслух сказал:
— А дальше было вот что. Как-то я неловко повернулся, лодка опрокинулась, и я оказался в воде…
— Кошмар.
— Вы знаете, бывают моменты смертельной опасности, когда перед вами в несколько секунд проходит вся ваша жизнь — детство, юношество, учёба в средней школе и в техникуме, упорная работа на разных участках и в основном последний период работы в системе нашего главного управления… Так вот, именно это всё промелькнуло в моём сознании, пока я шёл на дно и уже прощался с жизнью.
— Тяжёлый случай, ничего не скажешь.
— Да. Но, к счастью, всё обошлось. Мне просто-таки повезло, что поблизости оказался настоящий советский человек, который, ни секунды не размышляя, пришёл мне на помощь.
— В общем, отделались лёгким испугом, — сказал начальник, и глаза его весело сверкнули. — Обошлись без потерь?
— Да так, кое-какая мелочь утонула — часы, зажигалка. Стоит ли об этом говорить?
— Конечно, это мелочь. Но вы не огорчайтесь. Я убеждён, что и часы ваши найдутся, и зажигалка…
— Вы так думаете?
— Уверен, — сказал начальник и посмотрел на меня долгим взглядом. — Для этого дела даже не придётся беспокоить водолазов.
— Для этой цели стоит понырять? — спросил я.
— Стоит, — сказал начальник. — Нырните в карман тому товарищу, которому вы сказали на берегу: «Держи мои часы и газовую зажигалку. Я их у тебя после возьму, когда он меня из воды вытащит».
Я вынул сигарету «Ява» и закурил.
Я не только про часы и зажигалку. Я тогда ещё кое-что сказал на берегу. Я сказал: «Если меня спасёт лично сам начальник главного управления, об этом безусловно узнают все, включая министра, а уж после этого я буду в полном порядке, как говорится, на виду у всей общественности!»
Эту фразу я, конечно, в кабинете не произнёс. Я только курил и мысленно повторил те мои слова и при этом думал и гадал: откуда ему всё известно?
А начальник тоже закурил и опять посмотрел на меня.
Тогда я сказал:
— Это кто же, интересно, так вас проинформировал.
— Никто. Я это слышал сам.
— Вы меня извините, но сами вы данные слева никак слышать не могли.
— Почему?
— А потому, что лично вы с удочкой сидели в отдалении.
— Не сидел я с удочкой в отдалении. Я лежал поблизости за кустиком и собирался уж было задремать вдруг слышу — обо мне разговор идёт…
Рассказывает мне это начальник, и я вспоминаю: действительно, лежал там на травке какой-то гражданин в тренировочном костюме, вроде бы спал, лицо локтем закрыл от солнца. Я ещё подумал: а вдруг он из нашего главка, услышит, а потом проинформирует весь коллектив. Я говорю начальнику:
— Прошу понять меня правильно. Я и сейчас трезвый, и в субботу капли в рот не взял…
— Ну и что же?
— Как я сейчас вас ясно вижу, так я и в субботу видел вас на берегу с удочкой.
— Не было этого.
— То есть как не было, когда я вас ясно видел своими глазами!..
— Своими глазами вы ясно видели моего родного брата Игоря. Он обожает рыбалку. А работает он директором цирка. Мы с ним очень похожи. Нас даже мать родная часто путает… Так что вытащил вас не я, а Игорь Александрович, и свои слова благодарности адресуйте ему.
Дело прошлое — здесь я полностью растерялся.
Я встал и сказал:
— Теперь мне всё понятно. Пойду в цирк.
Начальник тоже встал.
— Не смею вас задерживать.
Последнюю свою фразу он произнёс не мысленно.
Он сказал её вслух.
Без пяти семь
Вошёл Гусяев спокойно. Угрожающе спокойно. Вошёл и прикрыл за собой дверь.
Устремив прямо перед собой строгий немигающий взгляд, он скрестил руки на груди и стал похож на Наполеона из кинофильма «Ватерлоо». Потом, не меняя выражения лица, он отбросил руки за спину, и в этой его позе явственно обозначилась независимость, граничащая с вызовом.
Таким его ещё директор не видел.
— Привет! — сказал Гусяев и, не дожидаясь ответа, иронически усмехнулся. — У вас очень удивлённый вид. Как это я вдруг пришёл к вам в кабинет без приглашения и без доклада. Не так уж часто заходят к вам сотрудники побеседовать с глазу на глаз. Только одно условие — прошу меня не перебивать. Раньше вы говорили, я молчал. Теперь ваша очередь молчать!
Гусяев вынул сигарету, но, не найдя спичек, нервно сунул сигарету в карман.
— Кто дал вам право, уважаемый товарищ директор… А впрочем, за что вас уважать? За то, что вы меня оскорбили? Я помню ваши слова… — Скривив губы, он изобразил глуховатый голос директора: — «Трудовая деятельность товарища Гусяева не ограничивается его речами на собраниях. Он беззаветно отдаёт большую часть своего рабочего времени решению очередных задач, и в первую очередь — решению кроссвордов…»
Гусяев сжал зубы, поиграл желваками.
— Удивляетесь, как я это всё запомнил? А у меня хорошая память. Я как сейчас помню, когда про институт появилась в газете статья «Большой успех коллектива», я вам сказал: «Хорошо, Иван Максимович, про нас написали». А вы мне что ответили?.. «Очень жаль, что к вам, товарищ Гусяев, это пока не относится». Вы меня унизили — раз. Оторвали от коллектива — два. И чересчур выпятили себя — три. За такой стиль руководства вам спасибо не скажут!..
Гусяев помолчал, как бы раздумывая: сказать? не сказать? И, решившись, доверительно сказал:
— Мне на днях предстоит свидание с одним большим человеком. Фамилию называть не буду. Не имеет значения. Товарищ безусловно спросит: «Как дела в институте?» И мне придётся откровенно высказать своё мнение.
Гусяев потянулся за сигаретой, но, вспомнив, что у него нет при себе спичек, махнул рукой.
— Не делайте вид, что вы и коллектив — одно целое. Я помню, в прошлом году, когда отмечали юбилей института и был торжественный вечер, вы ни разу не пригласили потанцевать ни председателя месткома Торопыгину, ни доктора наук Алевтину Панкратьевну Маевскую. Вы весь вечер танцевали с лаборантками, с девчонками, у которых в институте пока что ни положения, ни особых заслуг. Я вас сразу раскусил. Пусть, мол, коллектив видит, какой директор простой, какой он демократичный. Вы не отворачивайтесь, не прячьте глаза. Я вас насквозь вижу. Я прекрасно понимаю, что вы за человек!.. — Гусяев бросил взгляд на часы. — Жаль, у меня времени мало, а то бы я вам ещё врезал.
Он облизнул пересохшие губы, выпил глоток воды и снова взглянул на часы. Было без пяти, а в семь по телевизору хоккей.
— Всё. Привет!
Метнув на прощанье уже не просто строгий, а испепеляющий взгляд, Гусяев круто повернулся и, поправив причёску, вышел из ванной комнаты.
РАБОТНИЧКИ
Сон
Заместителю начальника отдела труда и зарплаты Главного управления материально-технического снабжения Министерства местной промышленности Василию Аристарховичу Козодоеву приснилось, что он лебедь.
Ему привиделось, что он — мужчина средних лет, склонный к полноте и раннему облысению — запросто превратился в птицу, всем своим обликом выражающую грацию, в чём сможет легко убедиться каждый, кому посчастливится увидеть известное хореографическое произведение «Умирающий лебедь».
Для того чтобы наиболее точно передать характер необыкновенного сна В. А. Козодоева, предоставим ему слово.
