Сергей Власов - Фестиваль
Заяицкий стоял у стойки и пил красное вино.
– Да, Сергеич, денек, видно, начался у тебя непросто… – медленно сказал он подошедшему приятелю, посмотрев на его усталое лицо. – Я тебя долго не задержу. Для начала прими на грудь. А потом у меня будет к тебе одна просьба. – Он знаком подозвал официанта.
Выпив двести грамм «Ркацетели», Флюсов оживился, глаза его заблестели, рука тут же потянулась за сигаретой.
– Полегчало. Давай свою просьбу, а то я уже опаздываю. Причем сразу в несколько мест.
– Помнишь, ты устроил одну мою приятельницу на работу в банк, а затем организовал ей за четыре дня заграничный паспорт?
– Еще бы!
– Так вот… эта приятельница оказалась самой редкостной стервой из числа всех, кого я когда-либо знал.
– Из числа тех, кого ты когда-либо имел, – уточнил Сергей.
– Надо бы перекрыть ей кислород…
– Каким образом?
– Надо закрыть ей выезд за рубеж.
– Ты знаешь, как это сделать?
– Пока нет, но я думаю, ты, Сергей Сергеевич, знаешь…
– Обращаться к тем людям, которые делали ей паспорт, я, разумеется, не могу – меня просто сочтут за идиота… Идти официальным путем – нужна мотивация, иначе любые действия в данном направлении могут попасть под формулировку, где имеется неприятное словосочетание, которое звучит следующим образом: «должностное преступление».
– Что же делать? – Заяицкий нахмурился.
– Да плюнь ты на нее! Если надо – я тебе дивизию таких телок построю. По росту. А по твоей команде они станут маршировать, по слогам с усердием произнося: «Александр Васильевич! Сделайте всем нам тоже заграничные паспорта!»
– А может, ей просто по голове настучать?
– Сань, ты становишься террористом. Фи. Бить женщину – не царское это дело. Как там у О. Генри: «Вот если придушить чуть-чуть…» Ладно, звякни мне во вторник утром, напомни о своей приятельнице – что-нибудь придумаем… Не в такие шагали дали! Кстати, это не твоя ли служебная «Волга» под номером 0864 МО стоит напротив центрального подъезда Телецентра?
– Ты и номер знаешь?
– А ты как думал? Я просто обязан все знать, чтобы ты спал спокойно. Спал с разными приятельницами из банков и с заграничными паспортами. Значит так. Я арендую твое авто, так как опаздываю на крайне важную встречу. А потом мне надо в Театр эстрады, где, как ты понимаешь, я частенько выступаю, и отнюдь не в роли благодарного зрителя. Сегодня я намереваюсь прочитать там два своих новых монолога. Если твой водитель вернется к завтрашнему утру, можешь спокойно его увольнять – езды в центр и обратно – всего на час-полтора.
– Так я могу надеяться?
– Вопрос?! Надежды не только юношей питают, иногда они дают повод для оптимизма даже таким серьезным – я не побоюсь этого слова – государственным мужам, как ты, Александр! За вино заплатить?
– Обижаешь, старик.
– Ладно, тогда я убыл. До вторника!
Глава вторая
– Вы к кому? – Вопрошающее лицо вахтерши на секунду подернулось легкой пеленой смущения, но уже в следующее мгновение приобрело выражение стен Брестской крепости.
– Не понял… – Сергей сегодня уже успел утомиться от идиотских шуток, а посему решил не препираться и спокойно прошмыгнуть в здание.
– Я спрашиваю, вы к кому? – Старушка угрожающе поднялась и, сделав шаг влево, загородила не только основной проход, но и щель для протискивания.
– Послушайте, уважаемая, – теряя терпение, начал было писатель-сатирик, но тут же был остановлен репликой:
– Попрошу не хамить!
– С чего вы взяли, что я собираюсь хамить? – обиделся Флюсов. – Я просто пытаюсь вам объяснить, что работаю в сегодняшнем концерте.
– Кто? Вы? А почему я вас не знаю?
Сергей насупился, собираясь ответить грубостью, но в последний момент сдержался:
– Не далее как позавчера вы пропустили меня в Театр эстрады без звука, мило поздоровались и вообще вели себя крайне учтиво. Что могло измениться за двое суток?
– Повернитесь, пожалуйста, в профиль, – уже не совсем уверенно попросила вахтерша. – Извините. Конечно, проходите. Спросонья я вас не узнала.
Флюсов взглянул на часы.
– Спасибо. Однако уже 18.10. Не поздновато ли для сна?
– А чего нам тут делать? Артисты начинают идти с начала седьмого, зрители в массе своей приезжают прямо к концерту. Вот от безделья тут и маемся. Каждый по-своему.
Уже взявшись за поручень, Сергей все-таки нашел в себе силы пошутить:
– А вы монологи пишите. Эстрадные. У вас должно получиться.
Женщина посмотрела на него немигающим взором и тихо сказала:
– А что. Это мысль. Чем я хуже разных там Мовсисянов с Задорновыми?
В артистической курилке к тому времени, когда Флюсов, перешагивая через две ступеньки, как бы нехотя туда поднялся по до боли знакомой лестнице служебного входа, уже толпились какие-то люди.
Из участников «Парада веселых мужчин» здесь находился вездесущий поэт Грушевский, размахивающий бутылкой дешевого коньяка с содержимым на донышке, сатирик Сергей Мондратьев, ежесекундно трясущий жиденькой шевелюрой и также ежесекундно посматривающий на стоящую поодаль немолодую девушку, и артисты Московской областной филармонии: Николай Вандурин и Михаил Башуков.
Поэту Грушевскому все нравилось, на душе у него было хорошо… Нравилось, что его узнают вообще и сегодня в частности, нравилось, что он уже принял грамм семьдесят коньяка, что оставшиеся в бутылке пятьдесят грамм у него никто не просит, нравилось, что по договоренности с редактором Театра эстрады Галиной Николаевной Руковец он сегодня работает на площадке – ближе к концу концерта.
Вообще надо заметить, что в последнее время широкий зритель плохо ходил на эстрадные юмористические концерты, что, конечно, имело негативный отзвук в груди народного поэта. Но зато этот немногочисленный зритель по-прежнему покупал его книжки, которые Володя собственноручно продавал в фойе Театра эстрады до, после, а иногда и во время концертов, подкарауливая припозднившихся или задержавшихся после антракта посетителей театра и предлагая им свой ходовой литературный товар с присущими ему бескомпромиссностью и остроумием.
Любая книга от Владимира Петровича украшалась не только дарственной надписью с указанием имени, отчества покупающего, но и различными пожеланиями в его адрес и массой автографов поэта Грушевского в самых разных местах его печатного издания. Некоторым дамам он даже писал телефон, адрес и схему, как лучше найти его дом с указанием дверного кода.
Вандурин и Башуков уже битых полчаса спорили по поводу московской богемы, Башуков хотел быть в ее первых рядах, а Вандурин – категорически нет.
– Хочешь, я тебе научно объясню, наконец, что такое «богема»? А то ты употребляешь это слово, наверное, уже лет десять, абсолютно не представляя, что оно в действительности обозначает.
– Ну, попробуй. – Михаил поправил прическу и прищурил один глаз.
– Так вот. В принципе, богема – это творческие люди, не имеющие твердого материального обеспечения, но зато обладающие беспорядочным образом жизни и неадекватным типом поведения. Это официальная точка зрения.
– Согласен.
– Замечательно. Теперь дальше. – Коля Вандурин затянулся. – Я не могу себе позволить богемных вещей, хотя иногда хочется. И абсолютно от этого не страдаю. А знаешь почему? Потому что так называемая нынешняя богема – сборище недоумков. Это либо провинциальные педики, в силу своих наклонностей получающие «зеленый свет» в столице, либо местные барыги с вполне устойчивым материальным и крайне необеспеченным умственным потенциалом. Бабки они нарыли на заре перестройки, будучи «ломщиками» у «Березки» и мелкими сутенерами, а сейчас возглавляют передовой отряд родного отечественного шоу-бизнеса. Но по сути они – такое же быдло, как и те, кому они впаривают «фанерные» концерты малограмотной попсы.
– Тебе бы в «ОКНАХ РОСТа» работать, плакатный ты наш дядя Коля!
– Нет, не потянет – дыхалка не та, – Флюсов ухмыльнулся, – видишь, выдал тираду – и обмяк. А все потому, что говорил ты обыкновенную ерунду, причем серьезную, причем нового – в частности мне – ничего не сообщил. Тогда зачем это все? Пустые разговоры… Давайте лучше я вам анекдот расскажу. А еще лучше – одну историю, абсолютно невероятную! Я просто уверен – она вам понравится.
– Сергей Львович, да не смотри ты так на замечательную девушку в красном. Она уже так смущена, что сливается со своим платьем. – Вандурин захихикал. – Девушка, да-да, вы, идите к нам. Писатель Мондратьев расскажет вам массу интереснейших вещей! Вас это захватит хотя бы потому, что больше половины вы все равно не поймете.
При этих словах Мондратьев вздрогнул и быстро-быстро замигал белесыми ресницами.