Илья Пиковский - Похождения инвалида, фата и философа Додика Берлянчика
Сергей, казалось, был рад туману. Он сосредоточенно следил за дорогой и молчал.
— Хотите музыку? — наконец спросил он, не оглядываясь.
— Пожалуйста.
— Вы техно-рок любите?
— Нет, ни его, ни пилораму... Сергей, а кто еще будет за столом?
— Мой товарищ, бизнесмен.
— Вы тоже бизнесмен?
— В настоящем — да.
— А в прошлом?
— Доктор биологических наук.
При входе в казино монархистке дали красный пластмассовый жетон. Их давали всем гостям. Сергей пояснил, что это игральные жетоны, и что денежный эквивалент каждого из них равен десяти долларам. «Неплохо было бы обменять его на наличные», — подумала она, и с этой мыслью опустила жетон в сумочку. Они поднялись по ковровой дорожке на второй этаж, к гардеробу, и Сергей помог ей раздеться.
Рядом возле туалета курили двое молодых людей. У них были грубые и застенчивые лица, а их элегантные костюмы смотрелись с чужого плеча. С ними охотно обменивались шутками и рукопожатиями многие из гостей — весьма интеллигентные и респектабельные люди. Когда Сергей и монархистка вошли в зал, она спросила:
— С кем вы поздоровались?
— Серьезные ребята.
— Бандиты?
— Да. Это вас шокирует?
— Нет, мне это знакомо.
Зал расположился небольшим амфитеатром, и на сцене выступал «Джентльмен-шоу». Они были в своих черных смокингах, белых шарфах, бабочках и с трубками в руках. У монархистки поднялось настроение. Она уловила пару удачных острот и тоже рассмеялась. Сергей разыскал взглядом товарища и подвел к нему монархистку.
— Познакомься, Стас, это Ира!
Станислав сыграл лицом восхищение и завладел протянутой рукой, но в это время зазвонил его мобильный телефон. Он приложил трубку к уху, не отпуская ее руки. Видимо, по концу телефонного разговора он хотел сказать ей что-то очень остроумно-приятное, но не нашелся, и вышло довольно неловко для всех. Человек ущербный и мало привлекательный, он тут же ударился в другую крайность и заговорил с Сергеем о делах, намеренно игнорируя монархистку. Сергей оказался между двух огней. Он подозвал официанта, сделал заказ и предложил перейти в игральный зал.
Возле рулетки толпились гости, но ставок никто не делал. Крупье в нарядной униформе вертел палочку для сбора жетонов и бесстрастно смотрел поверх голов.
Монархистка была в Америке и знала, что казино Лас-Вегаса рассылают пригласительные билеты по стране, обязуясь оплатить проезд в оба конца и гостиницу, и все равно не остаются в накладе: игровой азарт американцев окупает все расходы. Но, видимо, нравы Лас-Вегаса еще не прижились в Одессе. Гости нерешительно мялись у стола, думая о своих дармовых жетонах и не желая ими рисковать. Рядом за огромным столом играли в карты всего три человека. Похоже, это был хозяин казино и его компаньоны.
После Манежной и бомжей монархистка сразу испытала радостный подъем, но теперь его сменила скука. Вид рулетки напомнил ей о «Лотерее любви», мучил голод, раздражали Станислав и «джентльмены» и, главное, подавляло обилие гостей. Эта безликая масса подавляла в ней сознание своей исключительности, и тем самым делала ее беззащитной.
— Сережа, — осторожно сказала она, помня, что это сын директора ее отца. — У вас легкая рука?
— Не знаю.
— Я знаю — легкая.
— Почему вы так решили?
Монархистка достала из сумочки жетон.
— Это сразу видно, — улыбнулась она. — При первом же взгляде на вас. Пожалуйста, поставьте за меня.
— На какой номер?
— На какой хотите, я вам доверяю.
— А вы?
— Я сейчас вернусь.
Она вышла в туалет и осмотрела его. Затем, убедившись, что никого нет, сняла туфлю, вставила каблук в перемычки батареи отопления и с силой надавила на него. Каблук вывернулся набок вместе с его основанием. Назад монархистка вернулась, смущенно улыбаясь и припадая на правую ногу.
— Что с вами? — испуганно спросил Сергей.
— Да вот... Неприятность на ровном месте. Сломала каблук. Мнепридется уехать домой, Сережа.
Сергей не мог скрыть огорчения. Через полчаса он привез монархистку на Манежную. По дороге он пытался договориться с ней о новой встрече, но она осторожно уводила эту тему в сторону. Филипп Петрович боксировал с кожаной грушей, которую повесил в углу комнаты, и встретил ее удивленным возгласом:
— Ира, что так рано?
— Каблук сломался.
— А где Сергей?
— Привез меня и уехал.
— Ничего не понимаю, — произнес экс-премьер, утирая боксерской перчаткой нос. На коже остался заметный влажный след.
— А что тут понимать. На туфлю, посмотри.. — она устало опустилась на колченогий стул. Ужасный вечер! Тоска невыносимая...
— Ужасный? Я ничего не понимаю... Концерт, шикарный стол, отличный парень, — что же тут ужасного?
— Я не люблю отличных парней.
— Почему, — ты можешь объяснить?
— Могу. Он скверно действует на меня…
— Чем?
— Своей чрезмерной положительностью. Я рядом с ним — ничто! Пустое место, неудачница или просто фантазерка, у которой полно тараканов в голове. Нет, папа, по мне лучше уж бомжи! Жоржетта, Косой и Филимон. По крайней мере, мне это не мешает.
— Не мешает — чему? Реставрации монархии в Одессе?
— А почему бы нет? У нас, папа, термидор. То, что было в Париже при Баррасе... Если он вознес к реальной власти Хопера, то почему не нас? Ты знаешь, почему Хопер победил? Он уловил главный шиз толпы: «Неповторимый город!». «Столица смеха!». Вот и весь секрет его успеха! Народы болеют точно так же, как и люди, и в жару этой болезни может стать у власти кто угодно. Надо только вовремя установить диагноз. Эх, папа, мне бы деньги из Италии. Только мои деньги!
— Глупости, страна уже распалась. Империи-то нет!
— Кто тебе сказал?
— А ты что сама не знаешь?
— Нет! Она только принимает другие формы, вот и всё! Современники всегда плохо понимают, что с ними происходит. Если бы английскому солдату времён Второй мировой войны сказали, что он сражается не против немцев, а за объединение с ними, он бы тоже изумился... Ничего, папа, не распалось! Пройдёт вековая паранойя кровавых перемен, и все снова запоют: «Боже, царя храни!». Погоди, увидишь...
— Пока я вижу, что мы подъедаем за бомжами.
— Это слабый довод! Ленин в Женеве давал платные уроки и уже не верил ни в какую революцию! Наполеон в Париже, когда шёл в захудалое кафе, заворачивал свои жалкие гроши в бумагу, чтобы никто их не увидел. Он чуть не умер с голоду и хотел топиться в Сене! Гитлер в Вене жил в ночлежке, ходил в еврейских обносках и попрошайничал у прохожих. Через это все прошли!
— Это все фантазии, Ира, опасные фантазии!
— Ха-ха! Кто это говорит — премьер-министр теневого кабинета? Уже забыл, как набирал штурмовиков среди своих дружков на Дерибасовской, чтобы захватить московский Кремль?
— Ну был дурак твой папа, был...
— Вот и оставайся таким, и все будет прекрасно между нами. Мы станем друг друга понимать!
Этот спор прервали голоса и шаги в коридоре: пришли Жоржетта и бомжи. Экс-премьер снял боксерские перчатки и повесил на ручку двери, а его дочь ушла в спальню, чтобы сменить вечернее платье на домашний халат.
Вскоре монархистке осторожно постучали в дверь.
— Ирина Филипповна, — раздался хриплый голос Косого. — Мы вас ждем.
— Спасибо, Анатолий Кузьмич, я не голодна.
— Но хоть в интересах общества, — упрашивал Косой, зная, что хозяйка говорит неправду. — Не обижайте компанию, посидите с нами!
Подобный ритуал теперь часто повторялся. Косой или Филимон осторожно стучали в дверь спальни и умоляли ее почтить их своим присутствием. Эта деликатная уловка бомжей позволяла голодной миллиардерше поужинать с ними, не ущемляя своего самолюбия.
Филипп Петрович не стал дожидаться остальных. Он извлек из кармана старой аддидасовской куртки спичечный коробок, достал из него зуб-бабочку и вставил его в челюсть, а затем заткнул за ворот рубахи пожелтевшую газету «Совершенно секретно» и принялся за еду. Экс-премьер заботился о своем здоровье. Он бегал утрами по Манежной, колотил грушу и, кроме того, был приверженец учения Хатха-йога, считая, что можно насытиться одним абрикосом, если умело разговаривать с ним. Он подхватил вилкой салаку из консервной банки и навстречу ей вытягивал шею, страхуя вилку левой рукой так, чтобы не падали капли томата. После этого он молча перемалывал рыбешку зубами и мысленно беседовал с ней. В отличие от дочери, он чувствовал себя вполне комфортно. Гениальность ученого позволяла ему не замечать таких мелочей, как чужие консервы, хлеб и вино.
Филимон стоял перед умывальником и смывал ваткой «бельмо» с глаз. Закончив эту процедуру, он аккуратно уложил в целлофановый пакет свой казацкий оселедец и устроился напротив хозяина за столом. Вскоре к ним присоединились Жоржетта и Косой.
