Андрей Шляхов - Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе (сборник)
– Что вы знали, Татьяна Алексеевна? – вежливо спросил Данилов.
Головная боль в последнее время беспокоила Данилова редко, но сегодня, определенно, был ее день. Затылок начал наливаться тяжестью.
Пахомцева не ответила. Вместо нее заговорила Литвинова:
– Почему вы, Владимир Александрович, решили, что должны быть проблемы с больничным листом Шаболдиной?
– Потому что вы, Надежда Семеновна, сделали ударение на слове «нетрудоспособной». Нетрудно догадаться...
– Владимир Александрович, – Воскресенская говорила мягко, в глаза не смотрела, и у Данилова создалось впечатление, что она стесняется всего этого фарса, в котором ей приходится принимать участие, – вы не хотите добавить ничего сверх того, что написано вами в карте Шаболдиной?
– Мне просто нечего больше добавить, Ирина Станиславовна.
– Тогда скажу я! – Пахомцева уперла ладони в колени и слегка подалась вперед. – Я, Владимир Александрович, вчера проводила контроль ваших вызовов и посетила Шаболдину. Ее не было дома. Она пришла, когда я уже собиралась уходить. Сказала, что якобы ходила в аптеку, но ничего из лекарств купить не смогла. Я поинтересовалась температурой и услышала в ответ, что температуру она уже сбила. Скажу прямо – у меня вообще не создалось впечатления, что она больна, или, во всяком случае, нетрудоспособна!
– А у меня создалось! – сказал Данилов. – И создалось на основании осмотра. Самый что ни на есть настоящий острый бронхит...
– А почему же тогда она не сидела дома? – ехидно улыбаясь, спросила Пахомцева.
– Может, и в самом деле вышла в аптеку? – предположил Данилов. – Да и какое это вообще имеет ко мне отношение? Я отвечаю за правильность диагноза, соответствие лечения и обоснованность выдачи больничного листа, но не за соблюдение пациентом режима! А если бы она сразу же после моего ухода выпила бы стакан водки, то вы, наверное, обвинили бы меня в выдаче больничного листа пьяной прогульщице?
– Вас никто пока еще не обвиняет! – фыркнула Пахомцева.
– Мы просто пытаемся разобраться в ситуации, – добавила Литвинова.
– Может, тогда нам стоит навестить Шаболдину? – предложил Данилов. – На месте и разберемся.
– Это уже лишнее, – сказала Пахомцева. – Я уже была у нее вчера!
– А вы ее осматривали? – поинтересовался Данилов. – Легкие слушали хотя бы?
– Я не застала ее дома, она сама сказала мне, что у нее нет температуры... Этого достаточно для того, чтобы понять, что больничный лист выдан необоснованно! Шесть дней нетрудоспособности женщине, которая разгуливает по улице!
– «Разгуливает по улице» и «вышла в аптеку» – это разные понятия, не так ли? – Данилов продолжал говорить спокойно, но это спокойствие уже давалось ему с трудом.
– Не юлите, – нахмурилась Пахомцева. – Продали больничный, так имейте мужество признаться!
– Бросьте вы ваши особистские штучки! – повысил голос Данилов. – Имеете, что сказать по существу – говорите! Если нет – то я пошел работать! И прошу учесть, что сам я на участок не просился! Не доверяете выписку больничных – верните меня обратно на основную работу!
– Не смейте повышать на нас голос! – потребовала Пахомцева.
– Наверное, мне лучше уйти! – решил Данилов. – Все равно я больше ничего сказать не в состоянии. До свидания.
Он встал и, не глядя ни на кого, вышел из кабинета. Сразу же спустился на первый этаж, переписал из двух журналов вызовы и поспешил покинуть поликлинику.
По дороге на участок не переставал удивляться душевным качествам Пахомцевой. Да и Литвинова с Воскресенской хороши, устроили судилище по всей форме. Могли бы просто одернуть Пахомцеву, не городи, мол, чепуху. Но нет – не одернули, потому что сами мало чем от нее отличаются.
«А ведь неспроста она поперлась контролировать твои вызовы, Вольдемар, – сказал себе Данилов. – Тут явственно просматривается дальний прицел!»
На рабочий лад удалось настроиться только к третьему вызову. На первом Данилов то и дело ошибался в рецептах, а на втором перепутал корпуса и долго звонил в пустую квартиру.
Деловой настрой пропал зря. Третий вызов «порадовал» Данилова не меньше, чем сегодняшнее общение с администрацией.
– Ишь чего придумал, – в ответ на просьбу показать документ, дающий право на льготы, прищурилась худая, как жердь, старуха, в давно не стиранном вельветовом халате. – Ты, голубчик, не на такую напал! Дур здесь нету! Ты имей в виду, что Выскубову на мякине не проведешь!
– Мы с вами, кажется, детей не крестили, – строго сказал Данилов, немного опешив от подобной экспансии. – Поэтому уместнее будет обращаться ко мне на «вы». И какая связь между документом и всем тем... – слово «бредом» Данилов деликатно произносить не стал, – ...что вы мне сейчас сказали?
– У меня в прошлом году такой же гоношистый субъект пенсию украл! – сообщила Выскубова. – Как раз пока я за удостоверением ходила. А ну пошли со мной! Одного в комнате не оставлю!
Она попыталась схватить Данилова за свитер, но он отвел ее руку в сторону:
– Если хотите, я могу подождать в прихожей...
– Как же! – оскалила рот Выскубова. – Подождешь ты там! По карманам шарить начнешь...
– Смените тон! – потребовал Данилов, еще до конца не определившись, кто перед ним – психически больная женщина или просто обладательница скверного характера.. – Иначе я уйду!
– Подумаешь, напугал! – Выскубова решительно не хотела обращаться к Данилову на «вы». – Сегодня уйдешь – завтра придешь! Я могу хоть каждый день вызывать! Имею право!
Такое право она действительно имела, никто не запрещает вызывать участкового врача ежедневно.
– Давайте удостоверение! – сухо сказал Данилов. – Без него ничего выписывать не стану. Или выпишу на обычных бланках!
Выскубова пробурчала что-то себе под нос и ненадолго вышла из комнаты, не делая никаких попыток увести за собой Данилова. Минуты через две она вернулась с удостоверением участника Великой Отечественной войны в правой руке.
– Вот, получай!
Удостоверение звучно шлепнулось на стол перед Даниловым. Данилов взял его в руки и раскрыл.
– Но ведь оно не ваше, – сказал он. – Оно выписано на Выскубова Леонида Осиповича.
– Верно! – кивнула пациентка. – На Леонида Выскубова. Так ведь это мой муж! И я, как его законная супруга и наследница, имею пожизненное право на все его льготы.
– А своих льгот у вас нет? – Данилов положил удостоверение на стол.
– А зачем мне свои, если у меня есть мужнины? – прищурилась старуха, опускаясь на диван. – Н у, чего застыл?! Давай, выписывай, а я диктовать буду...
«А во время осмотра казалась совсем нормальной», – подумал Данилов.
– Давайте прекратим этот цирк! – потребовал он. – Я могу выписать вам обычные рецепты...
– Да подотрись ты ими, своими обычными рецептами! – немедленно отреагировала Выскубова. – Не для того мой муж кровь свою проливал, чтобы я пенсию на таблетки тратила. Не дождешься!
– До свидания! – Данилов, считая свой долг полностью исполненным, убрал ручку и пачку льготных рецептов в сумку и встал, намереваясь уйти.
– Ограбил бедную старуху и надеешься смыться?! – завопила Выскубова, преграждая ему путь. – Не выйдет!
Данилов, ничего не ответив, попытался оттеснить ее плечом. Несильно, чтобы, упаси боже, не упала. Было ясно, что старуха не в своем уме и что Данилов действует на нее так же, как и красная тряпка на быка. Стоит ему уйти, и она потихоньку успокоится.
«По этому адресу я больше ни ногой, – зарекся Данилов. – Пусть свой «постоянный» врач к ней ходит или заведующая.
– Убивают! – истошно заголосила Выскубова, чувствуя, что ее теснят с занятых позиций. – Помогите!
Она вцепилась в ремень даниловской сумки и потянула ее на себя.
«Влип! – подумал Данилов. – Сейчас чего доброго обвинят в ограблении несчастной пенсионерки».
Данилову вспомнился фельдшер Батыров со «скорой», которого такая вот карга обвинила ни много ни мало, а в изнасиловании. Даже уголовное дело заводилось по ее заявлению, правда, почти сразу же оно было закрыто за отсутствием состава преступления. Батыров после этого случая со «скорой» ушел. С «понижением» – из фельдшеров в медбратья приемного отделения сто седьмой больницы.
– Давайте поговорим спокойно, – предложил Данилов, пытаясь высвободить свою сумку из удивительно цепких старческих рук.
– Стану я с тобой разговаривать, ворюга! – раздалось в ответ.
Во входную дверь постучали. Громко и уверенно.
– Кто-то пришел, – сказал Данилов. – Слышите – стучат?
– Это милиция! – обрадовалась безумная старуха и, разжав руки, бросилась открывать дверь, словно боясь, что Данилов может ей помешать.
Оказалось, что это не милиция, а всего лишь соседка, на вид – ровесница Выскубовой, только опрятная, даже – ухоженная, с лаком на ногтях, помадой на губах и аккуратной прической..
– Опять хулиганишь, Максимовна? – строго спросила она, войдя в прихожую, а затем посмотрела на Данилова.
