Пелам Вудхаус - Укридж и Ко. Рассказы
Укридж, как я где-то уже объяснил, покинул школу не с развернутыми знаменами. Попросту его исключили за то, что он вечером тайно отправился на деревенскую ярмарку, и только после нескольких лет холодного игнорирования его допустили в нравственно чистое братство выпускников.
Тем не менее в смысле патриотизма он никому не уступал.
Пока мы ехали в ресторан, где предстоял обед, он со все большим чувством упоминал милую старушку-школу, а к тому времени, когда обед подошел к концу и начались спичи, он впал в настроение, толкающее людей проливать умиленные слезы и приглашать на длительные совместные прогулки тех, при виде кого в более спокойные моменты они укрылись бы за ближайшим углом. Укридж переходил от стола к столу с большой сигарой во рту, тут обмениваясь воспоминаниями, а там рекомендуя однокашникам, достигшим видного положения в церковных кругах, делать свои ставки только у Айзека О’Брайена, Блю-стрит, три, Сент-Джеймс. Солидная, надежная фирма, телеграфный адрес «Айкоби, Лондон».
Спичи на таких обедах всегда начинаются длинной нашпигованной статистикой речью председателя, который, украдкой сверясь со своими заметками, сообщает о разнообразных успехах выпускников за прошедший год. И в данном случае он начал с упоминания, что А. Б. Боджер («Милый старина Боджер» — реплика Укриджа) был награжден Золотой Медалью Мутт-Спивиса за Геологические Изыскания в Оксфордском университете, что В. Г. Воджер получил сан помощника настоятеля Уэстчестерского собора («Так держать, Воджер, старый конь»), что в награду за строительство водопровода в Стреслау Дж. Дж. Своджер получил от правительства Руритании орден Серебряного Мастерка третьего класса (со скрещенными кирками).
— Кстати, — сказал председатель в заключение, — прежде чем умолкнуть, мне хотелось бы добавить еще кое-что. Выпускник Б. В. Лаурор выдвинул свою кандидатуру на выборах в парламент, каковые состоятся в Редбридже на следующей неделе. Если кто-нибудь из вас захочет отправиться туда и протянуть ему руку помощи, я знаю, он будет рад ей.
Председатель опустился на свой стул, и наделенный кожаными легкими распорядитель церемонии хрипло провозгласил у него за спиной:
— Милорд, мистер председатель и джентльмены, прошу тишины для мистера Г. К. Годжера, который предложит тост за здоровье гостей.
Г. К. Годжер воздвигся с целеустремленным выражением на лице, которое удается наблюдать только на лицах тех, кому слова предыдущего оратора напомнили историйку о двух ирландцах, и общество, насыщенное дорогостоящей пищей, располагается поудобнее, чтобы благодушно ему внимать.
Но только не Укридж. Он эмоционально взирал через стол на своего старого друга Лаурора. На подобных банкетах пирующих обычно рассаживают так, чтобы однокашники сидели за одним столом, а будущий член парламента от Редбриджа принадлежал к нашей когорте.
— Носач, старый конь, — вопросил Укридж, — это правда?
Красивый, но внушительный нос в свое время побудил маленьких товарищей его детских игр наградить будущего ч.п. этим ласковым псевдонимом. Одна из тех физических особенностей, изжить которую не удается и когда детство остается позади, однако мне, например, в голову бы не пришло обратиться к Б. В. Лаурору таким манером, поскольку, хотя он и был моим ровесником, годы придали ему вид необычайного достоинства. Укридж, однако, был выше подобных слабостей. Он проревел это оскорбительное словечко с таким алкогольным энтузиазмом, что заставил Г. К. Годжера споткнуться на смачном ирландском словечке и лишить свою историйку соли.
— Ш-ш! — сказал председатель, обращая укоризненный взгляд на наш стол.
— Ш-ш! — сказал Б. В. Лаурор, морща свое величавое лицо.
— Да, но правда ли это? — не отступал Укридж.
— Конечно, правда, — прошептал Лаурор. — Помолчи!
— В таком случае, черт подери, — завопил Укридж, — положись на меня, мой юный Носач. Я буду рядом с тобой. Я не пожалею никаких усилий, чтобы протолкнуть тебя. Можешь рассчитывать на…
— Право! Прошу вас! За тем столом, — сказал председатель, вставая, а Г. К. Годжер, который наконец добрался до ударной фразы, страдальчески умолк и начал пощипывать скатерть.
Укридж утих. Но предложение помощи не было минутной прихотью, которую забывают в объятиях ночного сна. Несколько утр спустя я был еще в постели, когда он ворвался в комнату, экипированный для путешествия до последней пуговицы и с потрепанным чемоданом в руке.
— Отбываю, малышок! Отбываю!
— Прекрасно, — сказал я. — Прощай.
— Корки, мой мальчик, — загремел Укридж, опускаясь на заскрипевшую кровать и отравляя воздух своим смердящим табаком. — Сегодня утром я счастлив. Взбодрен. А почему? А потому, что я поступаю альтруистически. Мы, занятые по горло деловые люди, Корки, слишком часто исключаем альтруизм из нашей жизни. Мы слишком склонны спрашивать: «А мне какая от этого польза?» И если при ближайшем рассмотрении никакой пользы для нас не обнаружится, тут же уклоняемся от участия. Вот почему эта затея делает меня таким инфернально счастливым. Невзирая на значительные расходы и неудобства, я сегодня отбываю в Редбридж, а что это даст лично мне? Ничего. Абсолютно ничего, мой мальчик, кроме чистого наслаждения от помощи старому школьному товарищу в трудную минуту. Если я сумею хоть как-то поспособствовать тому, чтобы юный Носач вышел победителем, это будет для меня достаточной наградой. Я внесу свою лепту, Корки, и, возможно, именно моя лепта перетянет чашу весов. Я поеду туда и буду говорить…
— Вот это наверняка.
— Я мало разбираюсь в политике, не спорю, но сумею поднатаскаться. Инвективы! Вот где зарыта собака. А инвективы как раз по моей части. Тут я мастак. Я знаю, что требуется. Валить на кандидата-соперника все, что можно и чего нельзя, не давая ему зацепки для иска за клевету. Так вот что мне надо от тебя, Корки, старый конь…
— О Небо, — простонал я при этих таких знакомых словах…
— …чуточку пополировать вот эту мою песню для избирателей. Я полночи прокорпел над ней, но вижу, местами она прихрамывает. А ты приведешь ее в порядок за полчаса. Отполировать ее, малышок, и без промедления отослать в отель «Бык», Редбридж еще до вечера. Возможно, благодаря ей Носач придет к финишу первым на полноса.
Он торопливо скатился с лестницы, и ни о каком сне больше не могло быть и речи. Я взял оставленный им лист и прочел запечатленные на нем стихи.
Они были исполнены наилучших намерений, но этим их достоинства и исчерпывались. Укридж не был поэтом, не то бы ему и в голову не пришло срифмовать «Лаурор» с «лавры рвал».
За завтраком у меня в уме сложилась довольно изящная строка, и почти одновременно там же возникла мысль, что Укридж прав и всем друзьям кандидата подобает сплотиться вокруг него, а потому все утро я потратил на сочинение новой баллады. Завершив свой опус к полудню, я адресовал его в отель «Бык» и отправился перекусить с тем чувством удовлетворения, которое, как указал Укридж, вознаграждает альтруистов. Перекусив, я прогуливался по Пиккадилли, наслаждаясь заключительной сигаретой, и тут столкнулся с Чокнутым Коутом.
На приветливом лице Коута огорчение мешалось с удовлетворенностью.
— Оно произошло, — сказал он.
— Оно?
— Третье несчастье. Я же тебе говорил, что так будет.
— И что случилось на этот раз? Спенсер сломал другую носу?
— Украли мой автомобиль.
Без сомнения, уместно было бы выразить сердечное сочувствие, но, с самых нежных лет имея дело с Чокнутым Коутом, я никогда не мог устоять перед соблазном принять небрежно шутливый тон. Он был до того непристойно богат, что не имел права на неприятности.
— Ну, что же, — сказал я, — без всякого труда купишь себе другой. Нынче «форды» не стоят почти ничего.
— Это был не «форд», — негодующе проблеял Чокнутый. — Это был новый с иголочки «винчестер-мерфи». Я заплатил за него полторы тысячи фунтов всего месяц назад, и вот он исчез.
— Когда ты видел его в последний раз?
— Я не видел его в последний раз. Мой шофер подал его к моему подъезду сегодня утром и, вместо того чтобы остаться с ним, как полагается, пока я не спущусь, отправился за угол выпить чашечку кофе, то есть он так говорит! А когда вернулся, он исчез.
— Кофе?
— Автомобиль, осел ты эдакий! Автомобиль исчез. Его украли.
— Полагаю, ты сообщил в полицию?
— Я как раз на пути в Скотленд-Ярд. Только сейчас об этом подумал. А ты знаешь, как это делается? Со мной такое в первый раз.
— Ты сообщишь им номер авто, а они сообщат его полицейским участкам по всей стране, чтобы там были начеку.
— Ах, так! — сказал Чокнутый Коут, посветлев. — Звучит довольно многообещающе, э? То есть рано или поздно кто-нибудь да обязательно его заметит.
— Да, — сказал я. — Разумеется, вор начнет с того, что свинтит таблички с номерами и подменит их на поддельные.
