Илья Пиковский - Похождения инвалида, фата и философа Додика Берлянчика
— Вы? — изумился Додик. — Одна из богатейших женщин в стране?
— Это деньги не мои, а мужа.
— Но ведь акции на ваше имя?
— Да, но я у него ни копейки не возьму. Это будет чересчур банально. Он заслужил большего, профессор. Гораздо большего. Я окунулась в эту грязь, надеясь, что мы с Павлом оба вынырнем другими. Он это обещал! Солидный бизнес, дети в Кембридже... Даже хотел в мэры баллотироваться. Он клялся мне в любви, а что теперь? Разве фирма «Сириус» посмела бы ставить мне такие кабальные условия, если бы не получила на это его согласие?
— Думаю, что нет.
— А мадам с рыбьими хвостами привела бы мне этот... «Мерседес»? Тоже нет. Это всё его головка. Он решил мне показать, что я стою без него, — прекрасно! Шлюха — значит шлюха. Только мы потом посмотрим на него...
— Ирина Филипповна, нет, нет. Любовью занимаются не со зла, а в удовольствие. Поверьте мне, потомку питерских лейб-медиков.
— Он будет валяться у меня в ногах!
— Не стоит, уверяю вас. Любовные репрессии — это сомнительное дело. Если вы хотите отомстить, надо вести себя иначе: думать о чём-то прекрасном, благородном. Это вас сразу успокоит, и вот тогда, милости прошу, наносите свой удар. Но с холодной головой. Учтите, что большинство пакостей на свете делают в возвышенном состоянии души. Отмените эту встречу.
Тут запел дверной звонок. Ирина Филипповна вздрогнула, как от удара, и, побелев, вскочила с раскладушки. Берлянчик увидал, что в ней проснулся ужас перед предстоящей встречей.
— Успокойтесь, — сказал он. — Садитесь!
— Нет, нет. Я должна открыть. Он, он…
— Погасил фирме «Сириус» ваш долг?
— Да. Я, я…
— Не волнуйтесь, ему зачтётся. Как только вы придёте к власти, он станет думским казначеем. Сидите, сидите, я открою сам. Ирина Филипповна, позвольте ваше ожерелье...
— Зачем? Что вы задумали, профессор?
— Делайте то, что я прошу.
Повинуясь его решительному тону, Ирина Филипповна сняла ожерелье и протянула Берлянчику, который тут же порвал тоненькую нить и рассыпал жемчужины по полу. Расправа с любимым украшением возмутила монархистку. Она порозовела и резко отодвинула качалку, которая скорбно закачала своей плетёной соломенной спиной; затем монархистка принялась было собирать нежно-сияющие шарики, но тут силы оставили её. Рука Ирины Филипповны застыла над жемчужиной. Додик подхватил её под руки и усадил на раскладушку, заверив, что в президентском окружении его именно за то и ценят, за способность принимать непопулярные решения.
Снова запел дверной звонок. Берлянчик поправил седую шевелюру и вышел в коридор. Ирина Филипповна испуганно прислушивалась к каждому звуку. Она слышала его шаги, щелчок выключателя и даже шуршание расчёски в волосах, видимо, Берлянчик охорашивался перед зеркалом, прежде чем открыть дверь. Затем наступила какая-то непонятная тишина, сменившаяся вежливыми мужскими голосами, и в комнату вошли Додик и коротышка-банкир в брючках, натянутых выше живота, в ярко-малиновом пиджаке с золотой цепью на шее и огромным букетом роз, который он держал, как веник, бутонами вниз. Пальцы монархистки дёрнулись к пуговице плаща, как у виноватой школьницы, опаздывающей на уроки, но тут же вяло опустились в карман. У вошедшего был большой неправильной формы лоб и мутные навыкате глаза, наполовину уходящие зрачками под верхние веки, что делало его похожим на слепца.
— Ирочка, прошу! — тихо сказал гость, светясь неприятной, нагловатой застенчивостью. — Это из Голландии.
Ирина Филипповна вымученно улыбнулась и что-то невнятно пробормотала в ответ. Она приняла букет, не вставая с раскладушки, и тут же зарылась в него лицом, делая вид, что нюхает цветы.
— Спасибо, Артур, — сказала она, не поднимая глаз. Великий шанс, который история давала монархистам, очевидно, ослабил действие главного наркотика — жажду мести мужу. Ослеплённая ненавистью к нему, она решилась на отчаянный шаг, но теперь в ней снова проснулся лидер «Престольного набата» и ужас к живому «портрету» этой мести.
Артур, казалось, ничего не замечал. Он покосился на Берлянчика, который неторопливо собирал жемчужные горошины, и лицо его зарделось всё той же жутковатой застенчивостью, похожей на немую иронию слепца. Затем он подтянул брючки, аккуратно взявшись пальцами за отутюженные стрелки, и присел было на корточки рядом с Берлянчиком, чтобы ему помочь, но тут зазвонил сотовый телефон. Артур достал его из заднего кармана брюк и приложил к уху:
— Слушаю? А! Это вас.
— Меня?! — изумился Додик.
— Ваш шофёр, — пояснил Артур, глядя на Берлянчика своими мутными, навыкате, глазами. Ничего не понимая, Додик взял телефон и услышал встревоженный голос Алкена, который просил его немедленно спуститься вниз.
— А что случилось?
— Сойди, я всё объясню.
Берлянчик извинился и вышел. Алкен его ждал у парадной.
— Шеф, — сказал он. — У нас, кажется, проблемы. Ты видишь сзади «Мерседес»? Там сидит целая бригада с Бугаевки. Они затащили меня в машину, сунули под рёбра «пушку» и сказали, что если я не вызову тебя, они нас замочат. Шеф, это не слова! Там мороза хватит.
— А что они хотят?
— Чтобы ты попрощался с монархисткой и уехал. Берлянчик посмотрел на часы и усмехнулся: лопнула его затея с ожерельем. Он надеялся, что с помощью этого манёвра задержит монархистку до нужного момента, но Артур его перехитрил. Тут из «Мерседеса» вышел долговязый вислоплечий парень с маленькими злыми глазками и длинным, как у ночного полумесяца, подбородком, и подошёл к Берлянчику.
— Вы забыли сказать даме «до свидания», — сказал он, и прежде, чем Берлянчик успел что-то возразить, стиснул Додика выше локтя с такой силой, что тот скривился от боли, а затем завёл его в парадную и потащил по лестнице вверх. «Что делать?!» — думал Додик, чувствуя спиной касание острого ножа. Он лихорадочно искал какой-то выход, цепляясь носками лаковых штиблет за выступы мраморных ступеней, но ничего не находил. Тут послышался собачий лай, многократно усиленный эхом, и на лестничной площадке появилась девушка с огромным лысым и, видимо, очень дорогим псом. Она держала поводок с горделивой миной на лице.
— Извините, — спросил Берлянчик, исхитрившись выглянуть из-за плеча конвоира. — Что это за порода?
— Мастино-неаполитано.
— А я думал, пинчер.
— Сами вы пинчер! — оскорбленно бросила девица.
— Кто — я?! — возмутился Додик. — Да как вы смеете...
— Тише, не затевай скандала! — прошептал верзила и, как обручем, сдавил Берлянчика рукой, но тот вцепился в металлическую стойку и кричал:
— Кто пинчер — я?! Ха-ха… это как сказать! Между прочим, собаки отражают характер их владельцев, это уже замечено давно. А я потомок питерских лейб-медиков. Так что пинчером я никак быть не могу. А вот у вашей суки выражение такое, будто она торгует женскими колготками на седьмом километре.
— Кальвина, фас!
Огромная сука грозно зарычала и, натянув поводок, поднялась на задние лапы.
— Эээ! — закричал Берлянчик, попятившись назад. — Уберите вашу слюнявую дворнягу. Она что, панк — почему она лысая такая?
Тут он получил такой удар под рёбра, что наплевал на все советы кардиолога и запрыгал вверх сразу через несколько ступенек. Он остановился только перед дверью монархистки, шумно отдышался и хотел было позвонить, но грозный конвоир перехватил его поднятую руку:
— Куда? Заправь воротник и одёрни куртку. Войдёшь Кобзоном, понял? Чтоб улыбка — Голливуд! Вот так. Звони.
Ирина Филипповна и толстопузик-банкир уже поджидали их в прихожей. У монархистки был понурый вид арестантки. Артур насмешливо улыбался, держа в руке спичечную коробку с жемчужными горошинами.
— Профессор, — сказал он, светясь своей гнусноватой застенчивостью. — У вас из кармана торчит нитка. Это не от ожерелья часом?
— Где? Она — да, да. Конечно!
— Вот видите, а мы её искали.
— Виноват, это, очевидно, впопыхах…
— Впопыхах можно и на Таирова попасть, — пошутил второй.
— Все мы смертны, — вздохнул Берлянчик. — Один мой знакомый имел прекрасное место на толчке и квартиру на Ришельевской с двумя туалетами и видом на оперу, и тоже умер. Вот, пожалуйста. Ну-с, не буду вас задерживать.
Берлянчика перебил визг милицейской сигналки, который стих где-то рядом внизу. Артур переглянулся о товарищем, и оба вошли в комнату и направились к окну.
— Что это? — спросила монархистка, затравленно глядя на Берлянчика.
— К вам приехала милиция.
— Ко мне? Зачем?
Лицо бывшего городского фата стало неприступным. Перед тем, как открыть Артуру дверь, он набрал сигнальный код, и теперь шумные последствия этого «непопулярного» решения мучили его деликатную натуру. Он поправил седую шевелюру и, глядя в зеркало, сухо произнёс.
