Борис Кудрявцев - Сор из избы
Она ушла, оглядев кабинет и полив цветы на окне. Галкин сел за стол и стал вживаться. Походило все же на сон. Что если и впрямь позвонят? Помереть от страха можно. Он оглядел роскошные телефоны трех цветов: красный, белый, зеленый… Который в город? Звонить ему случалось, по захватанным и еле живым уличным автоматам. Дело это, он знал, нелегкое и часто безнадежное. Заглотив двушник, автомат бывало молчал или выдавал что-то бессвязно — треск, шум, писк… Провод в железной оплетке и трубка тяжелая, как молоток, прикладывать ее к уху было неприятно и зябко. Здесь было совсем иное, хотелось опробовать изящные аппараты и поговорить вежливо и культурно. Галкин настраивал себя на разговор и все же подпрыгнул в кресле от испуга, когда раздался звонок, замигала красная лампочка. Он сорвал трубку, крикнул звонко и радостно:
— Слушаю! Галкин на трубе!
— Бросьте ваши шуточки, — пристыдила секретарь, — проверка! Надо отвечать по-человечески!
Чего ей надо, Галкин не сразу понял. В кузнице, он заметил, все так отвечали по внутренней связи: «Мастер Здоровилло на трубе! Чего надо?»
А тут, выходит, по-другому. Он стал ждать.
— Алло?! — опять подключилась секретарша. И Галкин вежливо чирикнул:
— Слушаю, дорогуша…
— Перестаньте! — взорвалась секретарша. — Что за фамильярности?!
Галкин молчал. «Чего ей надо, ни так, ни эдак, с ума сойти!»
Секретарь помыкала им, как каким-нибудь курьером, не давая утвердиться и почувствовать власть. Кто же он теперь есть? Лично для нее — пустое место. Галкин не мог знать, что секретарь по другому аппарату обзвонила всех замов, сообщив сногсшибательную новость. И всякий раз замы отделывались шутками, не желая принимать Галкина всерьез. Не хотела бы она быть на его месте. Выходит, то был калиф на час, держался на высоте минутной прихотью директора. Скоро директор опомнится, и Галкину будет плохо. В конце концов подло пользоваться минутной слабостью старика и делать карьеру. Если бы Галкин был женщиной, секретарь приписала бы директору нежданное увлечение, всплеск эмоций… Но Галкин ничего кроме досады и раздражения не вызывал своим видом и наглостью.
— Отвечайте, вас спрашивают! — в раздражении крикнула она и включила междугородку. Галкин не мог разобрать, кто говорит и что нужно. Не разобрав, от-бубнил, как автомат, неживым голосом: «Свалки нет и не будет! Штраф пятьдесят рублей! Можете жаловаться, закон на нашей стороне!»
— Какая свалка, о чем вы? — доносилось сквозь шорохи и треск. — Какой штраф? Штраф будете платить вы за недопоставку, мы обратимся в арбитраж, прокуратуру, народный контроль… — перечисляли в трубке, распаляясь.
Галкин положил трубку. Не мог отдышаться, покрывшись потом. «Что-то теперь будет? Неужто, не угодил?» Он ждал, что скажет секретарша, но та не звонила, злорадствуя. Речь шла не о свалке, а о недопоставке муфт с подшипниками для комбайнов. И это перед уборочной страдой!
Галкин слишком поздно понял. Даром ему такое не пройдет. Где взять муфты для комбайнов? Галкин даже не представлял. Зачем его соединила секретарша? Нарочно? Его явно испытывали на прочность… Руководить было трудней, чем казалось со стороны. Галкин снял трубку и слушал, как из райкома требовали у кого-то из заводчан дать срочно сводку простоев вагонов и контейнеров МПС, а из подшефного совхоза сообщали, сорняки после дождей пошли в рост и задушили капусту с луком, нужно спасать, высылайте рабочих. Из роддома передавали, что у мастера Юсупова родилась тройня, нужна жилплощадь для пятерых, а Юсупов прописан пока что в общежитии…
— Галкин, говорите! — приказывала сердито секретарша, кажется, она делала все, чтобы провалить Галкина на высоком посту. Но он не сдавался.
— Дмитрий Павлович, доброго вам здоровья! — звонили из горздравотдела и прикидывались знакомыми, а может быть, в самом деле были друзьями с директором и Галкину лучше молчать, не выдавая подмену.
Он и молчал минуты две. На другом конце провода дули в трубку, взывали к телефонной станции, просили срочно наладить связь. Подключилась телефонистка и ехидно заметила, что нечего валить все на станцию, связь в порядке, а абонент отмалчивается по неизвестной причине, у него и спрашивайте…
— Дмитрий Павлович? — с обидой заговорил здравотдел. — Вы слышите? Доброе утро, то есть вечер…
Галкин и сам не мог понять, вспотев от волнения, утро или вечер.
— Добрый, — буркнул он, — я не Дмитрий Павлович!
— Кто же вы? — замялись на том конце, не понимая. — Мне сказали, что Дмитрий Пав…
— Вы насчет близнецов? — сочувственно спросил Галкин.
— Какие близнецы? Простите… У нас отходы, тара металлическая, из-под ядохимикатов…
— Оставьте себе. Свалки не будет! Штраф… Закон на нашей стороне…
— Но позвольте, мы возили к вам в отвал десять лет, а теперь куда? Нельзя одним махом…
— Травитесь сами, — предложил Галкин неучтиво.
Он вспомнил банки из-под какой-то вонючей дряни, душу воротило и к горлу подкатывало, пока выковыривали из шлака, чувствовал, что даром не пройдет…
— Товарищ, — строго сказал он, — не ищите дураков, а занимайтесь делом: кипятите тару и сдавайте в утильсырье…
Странно, что простая мысль не доходит до людей.
— Кипятить? У нас нет условий.
— Помочь кипяточком? — насмешливо предложил Галкин. — Присылайте грузовик за чайником.
На том конце помолчали. От помощи отказались.
— Не беспокойтесь, у нас есть специалисты.
На том беседа и закончилась.
«У него все под рукой, — думал Галкин, — аж специалисты по кипятку! Спрашивается, чего звонит?»
Загадку поведения кое-кого из начальства он не мог разгадать. Была хитрая закавыка, не поняв которой, в их шкуру не влезешь. Надо, наверное, все вызнать наперед, закончить институт, а после без конца советоваться, совещаться, телефоны обрывать. В том и премудрость.
Совещаться Галкину не с кем. Плохой он пока руководитель. А поднабраться знаний можно. На полках в шкафах у коммерческого директора понапихано книжек, целая библиотека.
Галкин выбрал тома поувесистей и разложил на столе. Вначале разглядывал фото по застарелой школьной привычке. Насчет отходов не попадалось, умные люди обходили эту проблему, предпочитая писать о производстве. И лишь на третьем заходе к книжным полкам Галкину в руки случайно попался красочный буклет с выставки в Сокольниках. «Фирмовые» этикетки на машинах внушали уважение, и Галкин сразу смекнул, что отходы не знают границ, занимаются ими люди везде, а раз так, значит, дело нешуточное и надо копать глубже. В буклете было совсем мало слов, дело говорило само за себя. Это понравилось Галкину, не любившему премудрости книжников. Фирмы предлагали ему свою продукцию и в полномочном кресле коммерческого директора можно было помечтать.
В короткой вступиловке кто-то тактично и ненавязчиво предупреждал, что нынче цена проблемы вторичных ресурсов очень высока. Из того, что добывается из земли, лишь десять процентов идет в дело, остальное попадает в отвалы. Галкин почесал в затылке. У иных хозяйственников, читал он дальше, только на транспортные расходы и хранение вторичных ресурсов идет столько же средств, сколько на основную производственную деятельность.
Отвал уравновешивал на заводе все остальное производство. Знает ли об этом директор? Галкину захотелось позвонить и спросить. Небось, удивится. Думает, спихнул отвал на новичка и занимается серьезными вопросами… Приятно было чувствовать себя на равных с директором. Отходы перетягивали по величине и стоимости конечный продукт и были отданы в руки Галкина. Если верить буклету, был он богач, каких мало, а ему все везли и везли…
Директор обувной фабрики жаловался на то, что охрана завода сняла номер с грузовика, вывалившего пять тонн хромовой обрези. «Почем кило?» — хотел было спросить Галкин, но понял, что так коммерсанты не поступают.
— Обрезь гнилая? — нехотя цедил Галкин.
— Что вы?! Высший сорт! — уверял директор. — За качество боремся, взяли встречные обязательства, вводим госприемку, начали месячник, декаду!
— Высший сорт не берем! — отказался Галкин. — Кто ж, извините, бросается высшим сортом?
— Простите… вы не поняли, то есть я не так выразился, — директор не привык к базарным прихватам, речь все-таки шла не о хромовой обуви, — сорт, конечно, не высший, даже наоборот, какой может быть сорт у отходов? Дрянь…
— Дряни и у нас хватает! — сказал Галкин самокритично. — Можем подбросить вам, в санитарную зону! Давайте меняться: вы нам обрезь, а мы шлак из литейки… Хороший шлак, с железками!
Владелец хрома отключился, не дав Галкину договорить. Приказ директора Галкин выполнял неукоснительно: свалки нет и не будет, но теперь это давалось ему не так легко, как прежде. Жалко было хромовую обрезь. Зачем отказываться, если дают? Даром! Богатство Галкина нарастало само собой, без малейших усилий с его стороны. Это было бы чудесно, имей он под рукой машину из Австрии для переработки старой обуви…
