Пелам Вудхаус - Укридж и Ко. Рассказы
Мистер Биггс остановился, посмотрел и прислушался. С близкого расстояния он выглядел энергичным и решительным. Это мне в нем очень понравилось.
— Могу я представить вам мистера Чарльтона Праута? — сказал я. — Автор «Серых миртов». Мистер Праут, — продолжал я, так как имя не произвело особого, если не сказать никакого, впечатления, — состоит секретарем Клуба Пера и Чернил.
— Я — секретарь Клуба Общения и Пикников Универмагов Уорнера, — сказал мистер Биггс.
Два секретаря настороженно оглядели друг друга, будто два пса.
— Что вы тут делаете? — простонал мистер Праут шепотом, точно шелест ветра в древесных верхушках. — Это частный бал.
— Ничего подобного, — категорично отрезал мистер Биггс. — Я лично купил билеты на всех наших членов.
— Но билетов в продаже не было. Бал был для эксклюзивных…
— Совершенно очевидно, что вы приехали не туда или спутали число, — рявкнула мисс Укридж, резко отобрав верховное командование у мистера Праута. Я не винил ее за некоторое нетерпение. Ее секретарь вел кампанию из рук вон плохо.
Человек, представлявший интересы Клуба Общения и Пикников Универмагов Уорнера, устремил вежливый, но воинственный взгляд на нового противника. Он нравился мне все больше и больше. Такой человек будет оборонять занятую позицию хоть все лето.
— Не имею чести быть знакомым с этой дамой, — сказал он вкрадчиво, но его глаза все заметнее наливались кровью. Биггсы, казалось, говорили эти глаза, по-рыцарски избегают воевать с женщинами, но, если женщины сами напрашиваются, они найдут в них железных и беспощадных мужчин. — Могу я спросить, кто эта дама?
— Наша председательница.
— Счастлив познакомиться с вами, сударыня.
— Мисс Укридж, — договорил мистер Праут.
— Укридж, вы сказали?
— Мисс Джулия Укридж.
— Тогда все в порядке, — деловито сказал мистер Биггс. — Никакой ошибки. Я купил эти билеты у джентльмена по фамилии Укридж. Я взял семьсот по пять шиллингов штука, скидка за количество и десять процентов за уплату наличными. Если мистер Укридж действовал вопреки инструкциям, исправить что-нибудь уже поздно. Вам следовало яснее объяснить ему, что он был должен сделать, прежде чем он отправился это делать.
И, высказав свое весьма здравое суждение, почетный секретарь Клуба Общения и Пикников Универмагов Уорнера повернулся на каблуках лакированных танцевальных туфель и удалился. А я отправился побродить по залу. Меня там ничего не удерживало. Отходя, я взглянул через плечо. Автор «Серых миртов» словно бы находился на первой стадии пренеприятнейшего тет-а-тета. Мое сердце облилось кровью от жалости к нему. Если на свете существовал человек ни в чем не повинный, то им был мистер Праут, но председательница Клуба Пера и Чернил была не из тех женщин, которые замечают подобные пустяки.
— Меня просто осенило, малышок, — скромно сказал несколько позже Стэнли Фиверстоунхо Укридж, когда его интервьюировал наш представитель. — Ты ж меня знаешь. Вот сейчас в голове пусто, и тут — бац! — налицо чертовски колоссальная идея. Толчком к размышлениям послужил пригласительный билет, который ты мне показал. А я как раз познакомился в пивной с типусом, который подвизается в Универмагах Уорнера. Милый малый с честной долей прыщей. Рассказал мне, что их Клуб Общений и Пикников готовится к полугодовому гулянью. То да се, и он устроил мне знакомство с почетным секретарем, и мы договорились об условиях. Большое удовольствие встретить типуса с отлично уравновешенным деловым мышлением. Мы покончили со всеми частностями в одну минуту. Ну, не скрою от тебя, Корки, мой мальчик, что наконец-то впервые за много лет передо мной открывается прямой и ясный путь. Теперь у меня есть небольшой исходный капитал. Когда я вручу бедняжке Доре ее сто фунтов, у меня их останется по меньшей мере пятьдесят. Пятьдесят фунтов! Мой милый малышок, поверь мне: не существует предела, ну абсолютно никакого предела тому, что я могу сотворить с пятьюдесятью старыми чертенятами у меня в суме. С этой минуты мне ясно виден мой путь. Мои ноги стоят на твердой земле. И устрицей мне будет этот мир, его мечом я вскрою, как сказано у старичка Шекспира, малышок. Ничто не сможет встать между мной и колоссальным богатством. Я не преувеличиваю, старый конь, — колоссальным богатством. Да через год в этот самый день по самым скромным подсчетам.
Тут наш представитель удалился.
Не зазвонят ему свадебные колокола
Укриджу, как и следует ожидать от человека с его солнечным оптимизмом, эта история давным-давно представляется еще одним свидетельством того, как все случающееся в этом нашем мире непременно оборачивается во благо. В ней от старта и до финиша он зрит перст Провидения, и, излагая доказательства в поддержку своей теории, что праведным и достойным обязательно будет ниспослан тот или иной способ спасения от самой внушительной опасности, первым он приводит в пример именно ее.
Можно сказать, что началась указанная история в Хей-маркете как-то днем в начале лета. Мы перекусывали на мой счет в ресторане «Пелл-Мелл», и, когда мы выходили из него, у дверей остановился большой сверкающий автомобиль. Шофер открыл капот и принялся орудовать в его нутре с помощью кусачек. Будь я один, то удовлетворился бы мимолетным взглядом, проходя мимо, но зрелище кого-то другого, трудящегося в поте лица, всегда неотразимо притягивало Укриджа, и, сжав мое плечо, он потащил меня оказывать труженику моральную поддержку. Примерно две минуты он жарко дышал ему в затылок, а затем шофер, видимо осознав, что волосы над его шеей ерошит отнюдь не заблудившийся июньский зефир, повернул голову с некоторой досадой.
— Э-эй! — запротестовал он, но тут же его раздражение уступило место тому, что — для шофера — приближалось к сердечности. — Приветик! — произнес он.
— Фредерик! Привет, — сказал Укридж. — А я вас не узнал. Так это — новая машина?
— Угу, — кивнул шофер.
— Мой приятель, — кратко объяснил Укридж, адресуясь ко мне. — Познакомился с ним в пивной (Лондон просто задыхается от приятелей, с которыми Укридж знакомится в пивной.) Так в чем беда?
— Заело, — сказал Фредерик, шофер. — Сейчас налажу.
Вера в свой талант его не обманула. Вскоре он выпрямился, закрыл капот и вытер руки.
— Приятный денек, — сказал он.
— Потрясенц, — согласился Укридж. — Куда это вы собрались?
— Да в Аддингтон. Забрать хозяина, он там в гольф играет. — Он словно заколебался, но умягчающее воздействие летнего солнца сделало свое дело. — Хотите прокатиться до Ист-Кройдона? Вернетесь оттуда поездом.
Заманчивейшее великодушное предложение, и ни Укридж, ни я не ответили на него отказом. Мы забрались внутрь, Фредерик нажал на самодействующий стартер, и мы покатили — два светских джентльмена, совершающие свой утренний моцион. Что до меня, я был исполнен безмятежности и добродушия, и у меня нет оснований полагать, будто Укридж пребывал в другом расположении духа. А потому подстерегавшее нас прискорбное происшествие было вдвойне удручающим. На углу мы остановились, давая возможность проехать транспорту, двигавшемуся в северном направлении, и тут нашу приятную послезакусочную дремоту разогнал внезапный и оглушительный вопль:
— Эй!
В том, что вопленник обращался к нам, сомнения быть не могло. Он стоял на тротуаре всего в двух шагах от нас, устремляя свирепый взгляд внутрь нашего дорогостоящего кузова, — дородный бородач средних лет, одетый в полном несоответствии с погодой и с предрассудками светского общества в сюртук и котелок.
— Эй! Вы там! — взревел он к возмущению всех добропорядочных прохожих.
Фредерик, шофер, взглянув левым уголком глаза с богоподобной брезгливостью на этого представителя низших классов, утратил всякий интерес к его плебейской выходке, но я с удивлением заметил, что Укридж словно бы испытывает всю остроту отчаяния дикого зверька, угодившего в капкан. Его лицо стало пунцовым и словно опухло, он смотрел прямо перед собой в жалостной попытке игнорировать то, что со всей очевидностью игнорированию не поддавалось.
— Я хочу сказать вам пару слов, — прогремел бородач.
Тут события начали развиваться с молниеносной быстротой. Стоявшие экипажи пришли в движение, задвигались и мы с нарастающей скоростью, а бородач, видимо сообразив, что принимать меры надо безотлагательно, проделал неуклюжий прыжок и приземлился на нашей подножке. Тут Укридж внезапно, сбросив оцепенение, выставил могучую ладонь и толкнул. Штурмующий слетел с подножки, и, когда я увидел его в последний раз, он стоял на мостовой и грозил нам вслед кулаком, а на него наезжал омнибус № 3.
— Кошки-мышки! — вздохнул Укридж с некоторой лихорадочностью.
— В чем, собственно, дело? — осведомился я.
— Типчик, которому я задолжал мизерную сумму, — сквозь зубы объяснил Укридж.
