Владимир Поляков - Моя сто девяностая школа
– Никого я не меняла, и оставь, пожалуйста, меня в покое.
– Тебя, значит, в покое, а мне беспокоиться?
– Разве у нас мало девочек, которых можно позвать в кино?
– Я не считал, – сказал Леня. – У меня есть другие дела.
И, уничтожающе посмотрев на Нюру, пошел в кабинет сортировать кварцы и полевые шпаты.
ТРАГИЧЕСКАЯ ПОКУПКА
Время было трудное. Хлеб выдавался по карточкам, и он мало походил на хлеб. В нем попадались куски соломы, какие-то сучки и еще бог знает что. В магазинах ничего не было, и жильцы нашего дома пускались на разные хитрости, чтобы обеспечить себя какойто пищей. Адвокат Усольцев держал в кухне кур, которые кудахтали на весь дом, но упорно не хотели нестись. Бухгалтер Тютин воспитывал в своей комнате поросенка. У кассирши Зеленчеевой жила в ванной утка, и все ей завидовали (не утке, конечно, а кассирше).
Однажды отец вернулся со службы позднее обычного и на вопрос мамы: "Где ты был?" – ответил:
– Я покупал козу.
– То есть как? – изумилась мама.
– Очень просто. Узнал, где продается коза, и купил.
Она, конечно, еще маленькая, но через два-три месяца она начнет давать молоко. А молоко необходимо Володе, да и тебе, Анюта. Будем теперь все пить молоко.
Я был в восторге. У нас будет своя коза. Здорово!
– Но тебе, Володя, придется уделять ей внимание.
Козу надо пасти на травке. Трава – это ее питание. Будешь приходить из школы и ходить с ней на Стрельнинскую улицу. Там, в конце улицы, есть что-то вроде запущенного садика, и в нем много травы. Придется гулять с ней по часу в день.
– Хоть по два! – радостно закричал я и тотчас же представил себя в роли пастуха, с хворостиной в руках. – Я буду изучать ее, – оказал я, – буду записывать ее поведение и, может быть, даже напишу статью в нашу классную стенгазету: "Козы и их разведение в средней полосе России".
– Завтра я ее приведу, – сказал папа.
– А как мы ее назовем?
– У нас в Нахичевани, – сказала мама, – была коза по имени Мурка.
– Очень хорошо, – сказал папа, – мы ее так и назовем.
Утром в школе только и было разговоров о моей козе. Селиванов даже предложил привести ее на урок зоологии.
Все мне страшно завидовали и предлагали помочь пасти.
Окончились занятия, и я бегом кинулся домой. Только я прибежал, пришел папа. Он тянул на веревке черную маленькую козочку с небольшими серыми рожками. У нее были маленькие карие глазки, жиденькая бородка и крохотное белое пятнышко на спине.
– Наша молочная фабрика! – шутил папа.
– Очень симпатичное животное, – сказала мама, – но у меня нет уверенности, что у нее будет молоко.
– Почему это нет уверенности? Что это за вечные сомнения? – рассердился отец.
– Мне так кажется, – сказала мама.
– Почему это тебе так кажется?
– Потому что это козел, – сказала мама.
И действительно, выяснилось, что это козел.
Папа был страшно смущен.
– Пойду отдам его обратно, – сказал он. – Пусть возвращают мне деньги.
Я заплакал. Мне очень понравился козлик, и я ни за что не хотел с ним расставаться. Я умолял оставить его, доказывал, что с козлом я буду лучше учиться, клялся, что у меня будут только отличные отметки, уверял, что козел будет оказывать на меня хорошее влияние.
Мама приняла мою сторону.
– Тебя надули, – сказала она отцу, – но козлик не виноват. Пусть он останется.
– А как мы его будем кормить? – спросил отец. – Мы и сами плохо едим, а тут еще козел…
– А как ты думал его кормить, когда считал, что он коза?
Это было убедительно, и отец согласился.
Имя козлу оставили Мурка и поселили его в крохотной кладовой за кухней.
Мама напоила его молоком, которое заняла у соседей, и дала ему хлебную корочку. Мурка все съел. Видимо, он был голоден.
Соседи по лестнице посмеивались над нами, а инженер Харитонов из десятой квартиры говорил:
– Роскошно живут эти Поляковы! Люди не знают, как прокормить себя, а они завели козла!..
Я быстро подружился с Муркой. Ему нравилось ходить со мной в садик, на травку, и он чувствовал, ч го я люблю его, и платил мне взаимностью. Хорошо было в садике. Желтели, как маленькие солнышки, одуванчики у разломанного забора, тянулись тоненькие, почти прозрачные пастушьи сумки, и капельки росы сверкали на удивительно зеленой траве.
Мурка медленно прогуливался и жевал сочные листья подорожника. А я нежно подгонял его прутиком, а то садился на камень у калитки и пытался учить уроки, глядя одним глазом в учебник, а другим следя за козликом.
Однажды в школе Вадька Попов сказал мне:
– А что, если я сегодня пойду с тобой пасти твоего Мурку? Ты дашь мне поводить его за веревочку?
– Конечно, – сказал я. – Что за вопрос! Пожалуйста.
И мы пошли ко мне домой.
Я вывел из кладовки козленка, мы вышли вместе из парадной нашего дома, перешли Большой проспект, вышли на Стрельнинскую улицу, я передал веревочку Вадику, и Вадик торжественно повел Мурку, гордо поглядывая на прохожих. Гуляли мы втроем – Вадик, Мурка и я – часа полтора, а потом повели Мурку домой. И тут Вадька нашел ржавый железный обруч от бочки и привязал его к Муркиной веревке.
– Зачем ты это делаешь? – спросил я.
– Увидишь, как он сейчас покатит обруч, – ответил Вадька.
Он поставил обруч, Мурка пошел, и обруч покатился за ним. Но, наехав на лежачий кирпич, обруч упал, звякнул, и испугавшийся Мурка подскочил и помчался.
Испуганный козел мчался по Стрельнинской улице, за ним громыхал по плитам тротуара обруч и приводил козла в исступление. Мы бежали за ним.
– Мурка! Стой! – кричал я. – Мурка!..
Но козел ничего не слышал и не видел. Пригнув голову, он мчался по тротуару, и встречные прохожие шарахались в сторону. Козел выбежал на Большой проспект и помчался по мостовой, навстречу трамваям и сигналившим автомашинам.
Вадька, бледный как полотно, бежал за ним и что-то кричал. Я думал, что у меня выскочит сердце, так я бежал за ними.
Громыхание обруча заглушало звонки трамваев.
Появился милиционер. Он ринулся за козлом. Догнал его перед самым носом трамвая, наступил сапогом на обруч, и Мурка остановился.
Подбежали мы с Вадькой.
– Чей козел? – спросил милиционер.
– Наш, – сказал я. – Наш козел.
– Что значит "наш"?
– Значит, мой, – сказал я. – Моего отца…
– Ну вот, пусть отец и приходит за козлом в милицию. В шестнадцатое отделение. И еще штраф уплатит за нарушение козлом правил уличного движения. Где это видано? Трамвай остановил, граждан пешеходов перепугал. Может, он бешеный, ваш козел…
– Он нормальный, – сказал я, – вполне нормальный.
– Значит, вы ненормальные, – сказал милиционер.
– Отдайте нам козла, – умолял я, – он больше не будет!
– А кто ему обруч привязал?
– Это я привязал, – сказал Вадька. – Я хотел поиграть с ним.
И милиционер взялся за веревку, отвязал обруч и повел козла в милицию.
– Ты не виноват, – сказал Вадик. – Это была моя идея, и я пойду с тобой к твоему отцу.
Мы пришли домой, и Вадька честно рассказал папе все как было.
– Очень грустно, – сказал отец и пошел в шестнадцатое отделение милиции.
Там он уплатил штраф, и ему вернули козла, но папа не повел его домой, а отдал дворничихе в своей поликлинике. Она жила за городом, у нее были две козы, и козел ей был очень кстати.
А я рыдал, наверно, неделю. Я всерьез переживал разлуку с Муркой. Ведь у меня даже не было его фотографии.
ПИКОВАЯ ДАМА
"Ночью и днем, все об одном… Ах, истомилась, устала я!.." Вы, наверно, думаете, что это ария Лизы из оперы "Пиковая дама"? Это верно. Но поет ее не Лиза у Зимней канавки, а произносит мама Шуры Навяжского, которая устала убирать за нами и наводить порядок в своем доме. Дело в том, что Шура и я при активном участии Шуриной сестры Лели, ученицы театрального института, решили поставить "Пиковую даму". В квартире шьется занавес из двух простынь, сооружаются костюмы, Шурка тащит из платяного шкафа мамины платья, а я мечусь по квартире и кричу:
"Тройка, семерка, туз!.." Я играю Германна, а Шурка – старую графиню. Девочек мы не звали, поэтому Лизу мы из сюжета ликвидировали, а Томского совместили с гусаром Суриным и мечущим банк Чекалинским. И вообще это уже не опера, а самая настоящая драма.
При чем тут любовь? – подумали мы. И зачем травмировать Лизу? Пусть живет. Самое главное – желание Германна стать богатым и выиграть три раза подряд.
"Три карты, три карты, три карты!.."
Поэтому рассказ Томского – он же Чекалинский – он же Сурин – о колдовской силе старухи графини, так сказать: "Однажды в Версале о жю де ля рен", покушение на графиню и ее убийство Германном, для чего необходим пугач, шикарно стреляющий пробкой; игра в карты, появление призрака старухи и смерть Германна с эффектным падением на пол. Тут тебе и Пушкин, и Чайковский, и есть в чем себя проявить.
