Евгений Крыжановский - От аншлага до «Аншлага»
− Франк, на унзере свадьба тринкен вельми грос водка одер шнапс, битте.
Франк на некоторое время задумался, видимо переваривал информацию, потом радостно заулыбался и воскликнул:
− А! Гут, гут!
Сделав обнадеживающий жест, он вышел и через несколько минут вернулся с литровой бутылкой «Смирновской». Где он ее взял, не знаю, скорее всего, купил в баре. Купить выпивку в Голландии можно где угодно. Они не пьют, потому что не хотят, а не потому, что нечего или не за что.
Вернувшись в банкетный зал, мы обнаружили там «шведский» стол, половину закусок перенесли с него на наш «русский» и стали от всей души «желать» здоровья и счастья новобрачным. Через десять минут от нашего уныния не осталось и следа, а через пятнадцать — веселье забурлило в нас вулканом. Смех, шутки, анекдоты полились из нас неудержимо, как лава.
Франк, вежливо оставивший нас, чтобы не мешать, привлеченный шумом, подошел к нам опять. Мы пригласили его к столу, были очень рады, что он, наконец, вернулся, но намекнули, что с него за то, что отсутствовал, — «штрафная». Франк все быстро и правильно понял и через пару минут принес еще бутылку «Смирновской».
Если бы кто-нибудь посторонний подошел к нашему столу через час, он вряд ли догадался бы, что не все мы земляки. Франк за это время успешно усвоил русскую лексику, особенно ту ее часть, которую называют ненормативной, и активно подкреплял свою жестикуляцию свежевыученными крепкими словами. Он стал в доску своим для нас, мы, по-моему, вообще забыли, что находимся не дома. Нам уже все нравилось, даже свадьба. Мы наперебой ее хвалили, говорили, как приятно видеть цивилизованных, культурных людей, умеющих с достоинством, веселиться и отдыхать. Не то, что у нас, когда напьются, набьют друг другу морды и забывают, зачем собирались. Хорошо бы и нам научиться так себя вести, мы ведь тоже европейцы, наши культуры во многом схожи, да и внешне мы, когда трезвые, почти не отличаемся.
И тут кому-то из нас, не помню уже кому первому, пришла мысль, всегда посещающая гостей на свадьбе после того, как они пресытятся всем находящимся на столах. «А где, кстати, невеста и жених?» — спросил кто-то. Выяснилось, что никто их не видел, нам даже стало стыдно, что мы до сих пор не поздравили молодоженов лично. Оглянувшись по сторонам, мы нигде не увидели белой фаты, поэтому я обратился за помощью к Франку:
− Франк, во ист дер невеста?
Франк с улыбкой посмотрел на меня, думая, видимо, что я шучу. Но я повторил свой вопрос во второй раз, и Франк понял, что я спрашиваю на полном серьезе. Он недоуменно пожал плечами и показал на стоявшую недалеко от нас старушку. Франк никогда не шутил, поэтому мы сразу ему поверили и, разинув рты, все дружно уставились на «невесту». Смутившись от столь явно и неожиданно выраженного к ней внимания, старушка заулыбалась нам в ответ и приветливо закивала головой. Надо отметить, что голландские пожилые женщины, а так про них говорить будет правильнее, нежели «старушки», ведут совсем не такой образ жизни, как их сверстницы в нашей стране. Не знаю, уходят ли они, как говорил Жванецкий, из «большого секса», но их активность, любознательность, жажда жизни и страсть к развлечениям и путешествиям с годами только возрастают. Не была исключением и наша «невеста». Мы усиленно делали вид, что ничего необычного ни в чем не видим, но, как только виновница торжества отошла от нас, набросились на Франка с вопросами. Выяснилось, что мы попали не на свадьбу, а на годовщину свадьбы, причем далеко не первую. Этим объяснялось и почти полное отсутствие молодежи. Что касается выпивки, то ее не бывает на всех свадьбах, независимо от возраста «брачующихся».
Когда невеста в очередной раз оказалась недалеко от нашего стола, мы теперь уже с полным пониманием ситуации бросились ее поздравлять, обнимать и целовать. Она была немного шокирована резким изменением нашего отношения к ней: то совсем не замечали столько времени, а тут вдруг такое бурное изъявление любви, как будто кто-то раньше не давал этого сделать. А Длусский так вообще преподнес ей в подарок самое дорогое, что у него есть — свою песню. После этого он решил выпить с невестой на брудершафт. Женщина поняла, что молодой человек ищет повода поцеловаться с ней и не стала отводить губ. Анатолий страстно впился в них своими, вложив в этот поцелуй все накопившиеся в нем за вынужденные десять дней без женщин чувства. Потом спел еще одну свою песню о любви. Слова слушательнице были непонятны, но под воздействием музыки, дьявольского космического обаяния голоса единственного в театре холостяка, против которого еще не устояла ни одна женщина, «невеста» влюбилась в Анатолия. Внешне влюбленность голландок ничем не отличается от аналогичного состояния их подруг «по несчастью» в других странах, во всяком случае, в европейских. Всю оставшуюся часть вечера «невеста», игнорируя своего 80–летнею «жениха», не отходила от Анатолия, дергала ею за рукав, пощипывала, пыталась что-то объяснять и делала другие милые глупости, простительные влюбленным. Ее муж, который был заметно старше жены, но достаточно крепок и бодр, стоял поодаль, с интересом наблюдал за нами и добродушно улыбался. Он еще, наверно, не понял, что полчаса назад произошла духовная измена. Мы все вошли в раж, начали подтрунивать над Анатолием, порой довольно жестоко, благо никто вокруг не понимал нашего языка. Длусскому ничего не оставалось, как поддерживать правила игры, он тоже хохотал, веселился, пел песни и дурачился. Мы предлагали ему не упускать счастливого случая, жениться на богатой невесте, ведь у нее были и дом, и машина, и, наверняка, сбережения в банке, а мы бы к нему приезжали в гости в Голландию. И таким образом от его брака выиграли бы все.
«Невеста» ничего не понимала, но видела, что все вокруг смеются, и тоже веселилась вместе с нами. Не знаю, до чего бы мы дошли в своих «подколках» в адрес Длусского, потому что нас несло, как лошадь, которой попала под хвост вожжа, но неожиданно все гости стали собираться. Мы поняли, что гулянью конец, и походкой, менее уверенной, чем наши советы Анатолию, отправились к ожидавшим нас на улице машинам. Голландцы бережно развезли нас по домам и сдали на руки хозяевам. Это была наша последняя ночь в гостях. Утром мы должны были отправиться на родину.
В семь часов утра мы, непроспавшиеся, уже сидели в автобусе. Провожавших нас в такую рань было немного: только наши хозяева, организаторы поездки… да новая «подружка» Анатолия Длусского. Она пришла в последнюю минуту, автобус уже трогался, поэтому ей не удалось даже договориться с Анатолием о переписке и обменяться адресами. Расстроенная, бежала она за автобусом, махала рукой, но Длусский не только не помахал ей в ответ, а даже не повернулся в ту сторону, сделав вид, что ночью ничего не было и что он с ней незнаком. Короче, конец у этой истории оказался самым банальным. Каждое утро в разных странах тысячи мужиков поступают так же, стараясь побыстрее забыть о своих ночных приключениях, которые кажутся им теперь неинтересными, и мечтая о новых, более громких победах.
Как делаются смешные программы в «Христофоре»
В настоящее время «Христофор» — практически единственный на территории бывшего Союза юмористический театр. Сегодняшняя эстрада — это в основном артисты-одиночки. Есть пары (братья Пономаренко, «Кролики»), есть группы («Экс-ББ»), есть театры одного актера (театр пародий Винокура), но настоящего — в полном смысле этого слова — театра больше нет. Те, что возникали, очень быстро разваливались, не выдержав материальных или иных трудностей, поэтому, когда к нам в Минск приезжают друзья нашего театра Семен Альтов, Ефим Шифрин, Владимир Винокур, Евгений Петросян и другие, они первым делом спрашивают: «Ну, как вы — еще живы?» И очень удивляются, услышав положительный ответ, подтверждая тем самым, что даже простое существование в течение вот уже более двадцати лет подобного театра является в наших сумасшедших условиях феноменом. В чем же секрет нашей живучести и (не буду излишне скромничать) успеха?
Все начинается, разумеется, с репертуара. Когда с нами работал Владимир Перцов, мы, как говорится, горя не знали. Он писал не только для нас, но и «под нас», то есть, учитывая индивидуальные особенности артистов театра, подгоняя роли под возможности исполнителей, чем здорово облегчал нашу работу и способствовал ее успеху. Но потом, когда Перцов ушел из театра, перед нами встали довольно сложные проблемы, так как репертуар требует постоянного обновления, и нужно как-то об этом заботиться. Но как? Обратиться к российским знаменитостям типа Жванецкого, Альтова, Трушкина, Коклюшкина или Измайлова? Но нужно иметь в виду при этом, что один эстрадный номер стоит сегодня у хорошего автора где-то от 800 до 1000 «зеленых», а эстрадная программа состоит, как правило, из 10–12 номеров… Поэтому такое «обращение» нашему «Христофору» было просто не по карману. Что же мы делали? Пытались писать сами. Конечно, далеко не все идеи, сцены и репризы полностью были придуманы нами, кое-что мы заимствовали (тырили) у других авторов, но все это творчески перерабатывалось, бережно вставлялось в канву спектакля, и мы старались придать даже известной шутке новое, неожиданное звучание. Потом, сегодня очень популярен такой жанр устного народного творчества как анекдот. Многие авторы не гнушаются вставлять в свои произведения анекдоты, порой выдавая их за свои придумки. Анекдотами заполнен Интернет и проблем с их поиском нет никаких. Мы даже играли программу-анекдот «От роддома до заката», в которой при помощи анекдотов прослеживали жизнь человека от самого рождения, до ухода в мир иной.
