Евгений Крыжановский - От аншлага до «Аншлага»
— Ничего! Мы вас столько ждали! Продолжайте!
Ситуация сложилась патовая: не играть мы не можем, раз зрители требуют, они же купили билеты, заплатив за них деньги: копеек по 70 или по 80, но и играть бессмысленно — ведь из зала никто ничего не увидит на сцене. И тут все разрешилось самым неожиданным образом: десятки лучей света из зала осветили нас. Оказалось, народ в деревне предусмотрительный, они все носят при себе фонарики. Так мы и доиграли в тот вечер свой спектакль при столь необычном освещении.
В другой раз, это было уже в Беларуси, мы направились в город Зельва. Артисты ехали в автобусе, а декорации и костюмы везли на грузовике. До начала выступления времени оставалось очень мало, поэтому, выбирая самый короткий путь, мы мчались по проселочным дорогам. Грузовик немного поотстал от автобуса, но мы на это не обратили внимания, потому что водитель был местный, и мы были уверены, что дорогу он найдет. У входа в клуб нас уже поджидал встревоженный директор, который сразу провел всех на сцену. Мы опоздали на полчаса, народ в зале ждал, и директор стал поторапливать нас с началом выступления. Но как? Ведь не было ни декораций, ни костюмов. Посовещавшись, мы решили выступать в том, что на нас было: в кедах, кроссовках, спортивных штанах и майках. Да у кого-то нашелся один помятый пиджак.
По сценарию, в первой сцене мы должны были изображать собрание чиновников, которые по очереди выступают с трибуны, а все свободные от выступления при этом периодически аплодируют. Когда «чиновники» появились перед зрителями в виде «банды» оборванцев, мы очень боялись, что зал будет плохо нас принимать. Но, к нашему удивлению, публика восприняла все как должное. Грузовик появился почти перед самой заключительной сценой. Быстренько переодевшись, мы вышли на финал спектакля в своих роскошных черных смокингах при «бабочках» и белоснежных рубашках. Зрители устроили нам овацию. Если бы в этот момент в зале сидел театральный критик, то, думаю, он в своей рецензии отметил бы оригинальную находку режиссера, когда по ходу спектакля неуклюжие вахлаки под воздействием обстоятельств и зрителей превращаются в красавцев-джентльменов, то есть сразу становится понятным, кто кого победил. А спектакль так и назывался «Кто кого?» В общем, получилась история типа превращения гадких утят в лебедей.
Вас, наверно, интересует, где был грузовик? Не поверите, но у водителя, не к столу будь сказано, случился понос… И пока он искал в лесу речушку, чтоб постирать штаны, мы уже начали выступать и чуть сами из-за стресса не составили ему компанию…
Наши первые гастроли в Гродно запомнились нам навсегда. Это было еще при Советской власти. Везли мы на гастроли в этот красивейший белорусский город, единственную тогда нашу программу «Кто кого?». Вся программа состояла из номеров Владимира Перцова, и лишь один номер был Михаила Жванецкого. Смысл названия заключался в том, что мы как бы спорили со скукой и плохим настроением, мол, кто кого победит — мы скуку или она нас. Конечно же, наш юмор всегда выходил победителем в зрительном зале.
И вот приезжаем мы в Гродно и уже с вокзала чувствуем, что что-то не так. Весь город — как встревоженный муравейник. Нас встречают на высшем уровне, чуть ли не каждого везут в отдельной машине к Дому офицеров, где нам предстояло выступать. У самого Дома офицеров стояла огромная толпа с цветами. Нас чуть не на руках внесли в зал. Мы ошалели от такого приема, но понять ничего не могли. И тут кто-то из наших увидел огромную афишу, висевшую на Доме офицеров… Мы поняли — это конец!!! На афише крупными яркими буквами было написано — Театр «Христофор». Юмористическое соревнование «Кто кого?». И ниже самое страшное… «B программе принимают участие Владимир Перцов и Михаил Жванецкий». Какой дурак так истолковал наше название, мы так и не узнали. Руководство Дома офицеров уверяло нас, что сначала текст афиши был напечатан в городской газете, а уж потом они у себя такое же написали. Нужно ли говорить, что билеты распространялись через обком партии по страшному блату. Ажиотаж был такой, что в очереди за билетами у Дома офицеров чуть не произошла массовая драка между местными интеллигентами и работниками торговли… Как мы отыграли программу в переполненном зале, как объяснили публике, что Жванецкого не будет, какая звенящая и зловещая тишина стояла в зале во время смешнейшего концерта, я описывать не буду. Скажу только, что в конце программы все цветы, предназначенные для Михал Михалыча, все же достались нам, зал все же рыдал от смеха, мы все же выиграли этот бой. Но решением властей города все заработанные тогда деньги (а это была по тем временам очень приличная сумма) были конфискованы, а нам было запрещено выступать в Гродно в течение нескольких лет…
А вот еще один случай из практики Ильи Олейникова. Как-то они гастролировали с концертной бригадой по Заполярью. Объехали много городов, а последнее выступление перед возвращением в Ленинград у них было в Воркуте. Северяне принимали артистов с поистине безграничным радушием, всегда кормили и поили до отвала, как до концерта, так и после него. Не ударили лицом в грязь и воркутинцы. Особенно, как мне рассказывал Олейников, активно «откликался» на их предложения конферансье, видимо чувствовал, что гастроли завершаются, впереди родной дом, а там ему так настойчиво подносить не будут. К моменту выхода на сцену у него путались уже не только ноги, но и мысли. Никто не знает, что там у конферансье заклинило в голове, может быть, он решил, что банкет был прощальным, а теперь они выступают в Ленинграде, но он обратился к зрителям:
— Дорогие мои питерцы!!! Какое счастье, что мы, наконец, вернулись домой. Вы даже не представляете, что нам пришлось испытать. Одна Воркута чего стоит: это просто ужас, грязный маленький городишко, люди какие то забитые…
Ему из-за кулис кричат:
— Мы в Воркуте! Мы в Воркуте!
A он ничего не слышит и продолжает «поливать» воркутинцев. Реакция зала на этот поток оскорблений стала проявляться все заметнее, и «оратор» ее, наконец, почувствовал. Крики коллег из-за кулис помогли ему быстро понять в чем дело и «сориентироваться в пространстве». Сообразив, что «географическая ошибка» может ему дорого обойтись, он сделал небольшую паузу, изобразил на лице улыбку и игривым голосом произнес:
— Ну что, дорогие воркутинцы! Как я вас разыграл? Это была проверка вашего чувства юмора. Маловато, маловато. Ну, а теперь его будет много — выступает известный юморист Илья Олейников!!!
Когда мы ехали на гастроли в Голландию, кто-то сказал нашему артисту Анатолию Кляшторному, что там бешеным спросом пользуются наши гармошки и что, продав даже одну, можно купить автомобиль. Не знаю, откуда он получил такую информацию, ведь известно давно, что все, имеющее хоть какую-то ценность за границей, у нас давно уже вывезено, и там больше наших «дефицитов», чем здесь.
Как мы ни отговаривали Анатолия, он нас не послушал и приехал на вокзал с гармошкой. Где раздобыл это «чудо», Кляшторный не признался, но считаю своим долгом отметить, что внешне гармошка выглядела очень броско: расписанная под «хохлому», вся в бубенчиках, стеклянных и металлических накладках — она привлекала внимание и была типичнейшим образцом советского «кича». Папуасы Новой Гвинеи во времена Миклухо-Маклая отвалили бы за нее, наверняка, целую пирогу золота.
Анатолий не знал, что все музыкальные инструменты, вывозимые за рубеж, должны иметь разрешение на то Министерства культуры, поэтому, пересекая границу, вынужден был долго доказывать, что его инструмент не представляет культурной ценности и не сделан Страдивари или Гварнери, показывал чек из магазина и даже применял «последнее средство»: выставлял бутылки водки. В конце концов, понеся серьезные материальные потери (о моральных не говорю), он довез свою «любимицу» до Голландии.
В первый же день по прибытии Анатолий попытался продать гармошку нашему хозяину, но тот оказался человеком немузыкальным и от покупки отказался. Назавтра Кляшторный решил начать поиски меломана, мечтающего купить его товар. Но так как из языков он владел только русским, да со словарем еще и белорусским, ему пришлось носить гармошку с собой, чтобы непосредственно демонстрировать ее потенциальным покупателям. Делом это было непростым, ведь нужно было зайти в какой-нибудь магазинчик, объяснить сначала его владельцу, что ты ничего покупать не собираешься, потом достать из сумки коробку, распаковать ее и, вынув из футляра гармошку, рекламировать инструмент на пальцах. Иногда Анатолий пытался играть, но тогда его принимали за бродячего музыканта, просящего подаяние, и начинали бросать в коробку монетки. Правда, чаще вежливо, но настойчиво выпроваживали, давая понять, что не подают милостыни.
Помыкавшись, Кляшторный понял, что надо учить язык. Выучив первое слово «kaufen» — покупать, он начал новый этап наступления на голландских покупателей. Выбрав очередную «жертву», Анатолий подходил к ней, показывал на гармошку и говорил: «Kaufen!» Но делал он это в своей привычной манере, то есть приказным тоном, как с «зеками», не прося, а настаивая «Kaufen! Kaufen!» Нужно было видеть бедных голландцев, которые шарахались в страхе от иностранца, повторяющего только одно слово так, как наши партизаны кричали когда-то фашистам: «Хенде хох!»
