О. Генри - Под лежачий камень (сборник)
Но даже и теперь, при входе в здание, вы невольно понижаете голос, потому что весь окружающий вас воздух пропитан дыханием прошлых поколений.
Каменные стены здания необычайно толсты. Летом здесь прохладно, зимою тепло. Здание стоит поодаль от других государственных учреждений и имеет печальный, одинокий вид, как бы живя в прошлом.
Двадцать лет тому назад здание было почти таким же, как теперь. Двадцать лет спустя с него сойдет блестящая яркая окраска, и оно снова примет мрачный вид. Люди, живущие в других штатах, не могут себе представить, какая обширная и важная работа производилась в этих стенах и какое значение имеют миллионы описей и дел, составляющие архив этого учреждения.
Здесь собраны все акты, свидетельства и документы, относящиеся к каждому футу земли штата Техас.
Можно было бы заполнить целые тома отчетами о мошенничествах, ложных свидетельствах, подкупах, обманах, подчистках и исчезновении документов, о всех тех разнообразных махинациях, которыми, ради всемогущего доллара, запятнаны дела Главной земельной конторы.
Служащие здесь ни при чем. Трудно найти более верных, компетентных, исполнительных работников, но есть или, скорее, был — потому что дни их теперь прошли — класс земельных спекулянтов, обычно называемых земельными акулами, которые оставили свои следы в каждом отделе земельного управления в виде уничтоженных документов, похеренных актов, поддельных передаточных записей и ложных показаний.
В старых каменных плитах пола, замененных теперь изразцами, были глубокие выбоины от бесчисленных ног, проходивших ежедневно по гулким коридорам, из комнаты архива в канцелярию, из святилища комиссара к реестровой книге и обратно.
Честный, но невежественный владелец небольшого клочка земли сталкивался здесь с земельной акулой, искавшей документы, которые дали бы возможность забрать его землю.
Змеиный след проходит через все дела.
Честные люди в продолжение нескольких поколений старались распутать неразбериху, созданную обманом и подлостью. Взгляните на описи, и вы увидите на них бесчисленные надписи, вроде нижеследующих:
«Передаточный акт сомнительный».
«Свидетельство порожное».
«Подпись подложная».
«Свидетельства выкрадены», — и так далее, до бесконечности.
Реестровые книги, разложенные на длинных столах в большой комнате наверху, всем открыты для осмотра.
Откройте их, и вы увидите черные, жирные отпечатки пальцев — признаки полувекового их употребления. Быстрая рука акулы перелистывала листы миллион раз; заскорузлые пальцы встревоженного земледельца оставили следы на потрепанных листах.
Весь материал сосредоточивается в комнате архива.
Это большая сводчатая комната, безопасная в пожарном отношении, с одним входом.
На дверях красуется надпись «Вход запрещен». И драгоценные документы передаются дежурным чиновником только по представлении ордера, лично подписанного комиссаром.
В прежнее время с документами обращались очень небрежно. Они выдавались для ознакомления всем желающим и часто не возвращались обратно. В эти-то дни и было сделано наибольшее зло.
Все документы, относящиеся к определенному участку земли, заключены в папку и составляют одно дело. Вы просите дежурного чиновника бумаги, относящиеся к какому-нибудь участку в Техасе. Они разложены по районам и номерам.
Чиновник исчезает из окошечка в дверях, вы слышите, как он поднимает крышку жестяного ящика, и папка с документами в ваших руках.
Ступайте как-нибудь в земельное управление и спросите дело Бексарского участка за № 2692.
Дежурный чиновник воззрится на вас, а затем коротко ответит:
— Не находится в делах. Его нет в делах уже двадцать лет.
История этого дела не была написана до настоящего времени. Двадцать лет тому назад в Остине жил земельный агент, хитрый и пронырливый человек, который все свои обширные знания по части земельных документов и земельных законов посвятил тому, чтобы выискивать свидетельства на участки, составленные по незнанию, не по букве закона.
В деле Бексарского участка за № 2692 он нашел крупный дефект и сделал заявку на этот участок от своего имени.
Закон был на его стороне.
Но всякое чувство справедливости, права или человечности было против него.
В деле не хватало свидетельства, на основании которого была сделана первоначальная заявка на участок. И на папке не было никакого указания, что подобное свидетельство было когда-нибудь подшито к делу.
По закону участок считался бесхозным, свободным и мог быть отдан во владение.
На самом деле на участке жила вдова со своим единственным сыном, и она была уверена, что документы, устанавливающие ее права на землю, в полном порядке.
Железная дорога наметила новую ветку через этот участок, в силу чего ценность его удвоилась.
Земельный агент Шарп не сообщил ей ничего, пока сам не сделал заявки в земельное управление и не подал прошения о выдаче ему патента.
Тогда он написал ей письмо, предлагая на выбор или купить у него участок, или освободить место.
Он не получил ответа.
Однажды он просматривал другие дела и наткнулся на пропавшее свидетельство. Кто-то, очевидно служащий, по ошибке положил его в другую папку.
Шарп спросил дело № 2692, к которому свидетельство относилось, и тщательно пересмотрел его, нет ли каких-либо надписей о существовании свидетельства.
Свидетельство было составлено самым законным образом и заверено главным клерком. Если бы это свидетельство попалось в руки чиновника, выправляющего патенты, то прошение Шарпа было бы отклонено.
Шарп осторожно оглянулся. Неподалеку от него стоял молодой человек или, скорее, мальчик лет восемнадцати, наблюдавший за ним острыми черными глазами.
Шарп слегка смутился, сунул свидетельство в папку и стал читать другие бумаги.
Мальчик подошел и прислонился к столу рядом с Шарпом.
— Очень интересное учреждение, сэр, — сказал он. — Я никогда здесь раньше не бывал. Все эти бумаги насчет земли, правда? Документы и акты и все такое?
— Да, — сказал Шарп. — Здесь содержатся все документы.
— Вот это, например, — сказал мальчик, беря дело Бексарского участка за № 2692, — к какому участку земли относятся эти документы? Ах, да, вижу — шестьсот сорок десятин Бексарского участка. Пожаловано Авессалому Харрису Пожалуйста, скажите мне, — я, такой невежда в этих делах, — как можно отличить законную заявку от незаконной. Мне сказали, что здесь так много подложных и неправильных документов. Вот эти документы, например, они в порядке?
— Нет, — сказал Шарп. — Свидетельства не хватает.
— А та бумага, которую вы только что положили в папку, это, вероятно, что-нибудь другое — запись о передаче или промерка полей?
— Да, — торопливо сказал Шарп, — исправленная проверка полей. Простите меня, я очень спешу.
Мальчик следил за ним живыми, блестящими глазами.
Нельзя было оставить свидетельства в папке, но нельзя было его также и вынуть в присутствии этого следившего за ним мальчика.
Шарп, держа в руках около дюжины дел, повернул к комнате архива и по дороге как бы случайно уронил часть папок на пол. Нагнувшись, чтобы подобрать их, он быстро засунул дело Бексарского участка за № 2692 в боковой карман своего пиджака.
Это случилось как раз в половине пятого, к закрытию учреждения, и чиновник, взяв папки, бросил их в кучу в комнате архива, вышел и запер дверь.
Чиновники выходили из всех дверей и направлялись к выходу. Шарп боялся вынести папку из земельного управления. Мальчик мог видеть, как он положил дело в карман, а закон карал за такой поступок очень строго.
В некотором расстоянии от комнаты архива находилась чертежная, никем не занимаемая.
Шарп отстал и, оставшись позади, незаметно юркнул в чертежную.
Чиновники шумно спускались по железной лестнице, напевая, болтая и насвистывая.
Внизу сторож ожидал их выхода, чтобы запереть две большие входные двери, выходящие на юг и на восток.
В его обязанности входило тщательно следить ежедневно за тем, чтобы никто после закрытия не оставался в здании.
Шарп решил обождать, пока все стихнет, а затем вынуть свидетельство из папки, а саму папку бросить на один из чертежных столов, как будто бы ее забыли здесь во время дневных занятий.
Ему нужно было, во всяком случае, вынести свидетельство из управления или уничтожить его, потому что если бы один из чиновников нашел эту бумагу, то ее положили бы в дело и его право на Бексарский участок тем самым было бы аннулировано.
Он осторожно двигался по каменному полу, но громкий лай небольшой собачонки, принадлежавшей сторожу, доказывал, что ее острый слух уловил звуки его шагов.
В больших помещениях гулко отдавался малейший звук.