Владимир Кунин - Кыся 3: Кыся в Америке
Я свою изумительную японскую сырую рыбу прикончил в один присест. Рут и Тимур еще макали ее в какие-то соусы, чем-то сдабривали, посыпали, и на это у них уходило масса лишнего времени. Мне же все эти приправы были до лампочки: рыба есть рыба, и жрать ее надо, с точки зрения нормального Кота, без всяких примесей и гарниров.
Поэтому Рут и Тимур еще были заняты едой, а я уже умывался, прилизывался, приводил себя в порядок и думал: "Интересно, а про Шуру она что-нибудь узнала?.."
– Да, КЫ-ся… По Квинсу твой Шура Плоткин не числится, – тут же сказала Рут. – Мы запросили Бронкс и Бруклин. Бронкс обещал дать сведения завтра. А Бруклин – не раньше, чем дня через четыре. У них там куча проблем с вашими новыми русскими евреями – одно убийство за другим, каждый вечер стрельба, все под контролем вашей мафии, и наши ребята вкалывают там день и ночь, и то зашиваются. Просили чуточку подождать. Ладно?
– Конечно, – сказал я, а сам подумал: "Надо что-то предпринимать самому. Это им кажется, что они за четыре дня покончат с русскими. Я-то знаю, что наши – неистребимы!"
Наверное, наверное, и у нас в России сейчас есть такие замечательные отделения милиции, как этот полицейский участок в Квинсе!
У нас сейчас вообще все есть. Малость залежалое, сильно подороже, но есть же!.. Это мне милиционер Митя говорил. Он врать не станет. Ему врать смысла нету.
И наверняка где-то в Америке есть маленькие, мрачные полицейские участочки с заплеванными полами, ничуть не лучше того ленинградского отделения милиции, где мы были с Шурой…
Просто ни одна полиция в мире ни хрена еще сто лет не сможет поделать с нашими ребятами, пока у них перед глазами есть такой замечательный пример, как наши родные русские правители, которые ограбили свой народ и разворовали собственную страну.
Это мне еще посредине Атлантического океана Мастер говорил. Это же в Санкт-Петербурге мне втолковывал Митя – младший лейтенант милиции Дмитрий Павлович Сорокин. А за месяц до моего знакомства с Митей, в Грюнвальде, самом дорогом районе Баварского Мюнхена, теми же словами и совершенно то же самое объяснял мне мой старший друг Фридрих фон Тифенбах.
Только Митя в каждую фразу вставлял минимум три слова "бля", а заканчивал фразу одним словом "ебть", чего Фридрих фон Тифенбах, несмотря на свое блистательное образование, естественно, не делал, по причине незнания нормального русского языка.
– Мам, а что это за русская баня, о которой ты начала говорить еще в машине? – спросил Тимур.
Оказалось, что сегодня Рут по служебным соображениям была в районе Форрест-Хилл, рядом со Сто восьмой и универмагом "Ломанс", на улице Каллоуэй, в "сердце русского Квинса", на открытии огромной бани под названием "Сандуны".
– У нас в Москве тоже были "Сандуны"! – тут же сказал Тимур.
Премьера Квинсовских "Сандунов" была безудержно роскошной, с уймой гостей, с выпивками и закусками.
Торжественно открывалась "парилка". Это такая комната, где при помощи очень… ну, просто очень горячего пара люди доводят себя до обморочно-полусваренного состояния, а потом сигают в бассейн с ледяной водой, что лишний раз доказывает природное мужество русских и их евреев!
Открытие русской бани именно там – было безошибочным. Что за "русский" район без русской бани?..
– В этом районе много русских? – с неясной надеждой спросил я у Рут.
– Очень! – ответил мне Тимур.
Может, Шура пока что живет у кого-то из приятелей? И поэтому в полиции о нем не знают? Он же в Америке всего полтора месяца… Он и в Москве всегда останавливался у одного знакомого художника. "Ни гостиниц не было, ни денег на гостиницу", – говорил Шура.
Надо, надо будет самому пошуровать! Или ехать в Вашингтон, к тому конгрессмену – приятелю Фридриха. До Вашингтона на автобусе всего пять часов неторопливой езды. Это мне еще Капитан-АлександрИванович-Кэп-Мастер рассказывал.
А там уже все просто – где тут у вас Конгресс? Ах, вот он! Тогда, пожалуйста, позовите мне конгрессмена… Ох, елочки точеные! Как же его зовут?! Он еще учился вместе с герром Фридрихом фон Тифенбахом… Может, знаете? Как зовут?.. А черт его знает! Как же его звали, конгрессмена этого?.. Мамочки родные! Ведь Фридрих мне раз десять его имя повторял, а я… Склеротик чертов!!!
Тимура бы к этой поездке подключить… Тем более у них какой-то автобусник есть знакомый.
– Тебе когда теперь в школу? – спросил я Тимура.
– Уже завтра. А что?
– Да так… – ответил я и подумал: "Ничего. Сам справлюсь".
Потом Рут и Тимур показывали мне вечерний Манхеттен.
Я, как обычно, сидел па спинке переднего пассажирского сидения, положив лапу на плечо Тимуру.
В отличие от Мюнхена, да и от Санкт-Петербурга, – все было кошмарно большим и ярким! И длинным! Улицы, дома, автомобили. Даже у Рут и Тимура автомобиль был длиной чуть ли не с прицеп Водилиной "Вольвы". И назывался автомобиль семьи Истлейк – "Плимут".
Так вот, о Манхеттене… Дома там были невероятно длинными в высоту! Двигались мы там ужасающе медленно, но у нас, слава Богу, был полицейский пропуск и мы могли останавливаться где угодно.
В желании показать мне Нью-Йорк как можно лучше, Тимур и Рут постоянно сыпали всякими названиями – Пятая авеню, Рокфеллер-центр, музей Гугенхайма, Бродвей… Кстати, Бродвей – самая яркая и освещенная улица, которую я когда-либо видел в жизни. Германия удавилась бы от жадности, если бы ей предложили зажечь такое количество лампочек сразу!..
Так вот, все эти названия – от Централ-парка до Маленькой Италии и Китайского квартала, включая сюда и две чудовищные башни Мирового Торгового центра, – абсолютно не задерживались у меня в голове и начисто пролетали мимо моего сознания. Все они постоянно вытеснялись из моей башки лишь одной и той же мыслью: "Вот где-то здесь, может быть, даже вон за тем поворотом сейчас бредет Шура Плоткин… А может быть, он сидит сейчас вот в этом доме, у приятелей… или один-одинешенек киряет сейчас вон в той невзрачной забегаловке…"
Из болтовни Тимура и Рут я понял лишь одно – они показывали мне СВОИ город. Мало того, они, уже в который раз, САМИ СЕБЕ показывали этот город! Потому что они оба преданно и недоверчиво, с горделивой нежностью и разумной настороженностью очень любили этот огромный город! И очень хотели, чтобы он понравился и мне – впервые попавшему в Америку…
А я почувствовал себя не Котом, а Свиньей, потому что никак не мог толком врубиться в их рассказы, а постоянно думал только лишь о Шуре…
Наверное, Рут просекла состояние моей души, так как сказала:
– Все! Поехали домой. Переизбыток информации вреден. Завтра всем рано вставать. Кроме МарТЫна… Он может дрыхнуть сколько угодно. Да, КЫ-ся?
Она была несомненно талантливым Человеком – эта Рут Истлейк.
Я потянулся к ней и благодарно потерся носом о ее правое ухо. Хотел мурлыкнуть, но ничего не вышло. Надо бы потренироватся, что ли…
Дома, после ужина, перед тем как всем следовало уже разойтись по постелям, я попросил Рут оставить окно в кухне чуть приоткрытым – вдруг мне ночью понадобится выйти по малой нужде?..
Это я так Рут сказал. Сам-то я точно знал, что выйти мне будет просто необходимо. Уж больно мне приглянулась та беленькая Кошечка-грязнулька с высшим сексуальным образованием!
И потом, я сгорал от любопытства узнать – кто такой… Или что такое – "Вагиф", о котором моя Первая Американочка бормотала даже во время ЭТОГО САМОГО…
Ох, чувствую я, что подустал бороться за чистоту названий частей тела или совершаемых ими действий! Эта повсеместная идиотски-ханжеская возня с "Ненормативной лексикой" – кого угодно в гроб загонит.
Я уже и сам начинаю сдаваться – вместо того чтобы назвать подлинным словом один из прекраснейших природных процессов всего Живого, от соприкосновения пестиков и тычинок до воспроизводства Слонов, я вынужден писать большими буквами – "ЭТОГО САМОГО", чтобы можно было догадаться, что я имею в виду.
По-моему, это отвратительно! Скоро мои воспоминания можно будет рекомендовать для школьного чтения в самых младших классах.
Нет, нет, я не ПРОТИВ детей. Я ЗА взрослых.
Ночью я осторожненько выполз из комнаты Тимура и неслышно – по стеночке, по стеночке – пробрался в кухню. Вспрыгнул на подоконник, высунулся под приподнятую и закрепленную оконную раму в холодную черноту Нью-Йоркского Квинса и прислушался.
Ночь была полна звуков, большая часть которых Человечеству не доступна. В такие моменты я лишний раз тайно убеждаюсь – насколько мы совершеннее! Это отнюдь не умаляет целый ряд достоинств Людей, не свойственных нам – Котам. Ну, и в какойто степени – Кошкам…
Однако все свои достоинства Человеки получают при определенном воспитании и серьезном образовании. Мы же – Коты – все это обретаем еще при рождении. Природа-матушка с младых когтей щедро награждает нас всем тем, что потом с возрастом в нас закрепляется и усиливается.
