Андрей Ангелов - Безумные сказки Андрея Ангелова
Гоголев провёл рукою по охреневшему лбу:
— Разрешаю.
— Товарищ полковник, нашли два гражданских трупа возле Можайского шоссе! И эти трупы — работа долбанных дезертиров!
Гоголев затушил скуренную сигарету и сложил свою кисть в мощный кулак.
— А знаете, как я узнал, что гражданских порешили мои бойцы? — капитану Андрюшкину явно не требовались ответы на задаваемые вопросы. Гоголев любовно оглядел жаждущий кулак и приготовил его к броску.
— Я знал, что не знаете! А хотите, скажу? — подпрыгнул капитан Андрюшкин.
Гоголев мельком взглянул на капитана Андрюшкина, примериваясь… И подумал о том, что жирных мотылей кулаком не бьют.
— Недалеко от трупов были найдены гильзы от армейского автомата, — разливался соловьем Андрюшкин. — Возможно, найдут и само оружие… но, возможно, не найдут… — умолк в размышлизме капитан.
Размышлизм прервал несдержанный кулак Николая Николаевича, что подлетел к носу капитана. Второй рукой Гоголев изо всех сил тянул кулак назад, к себе — не давая удару состояться.
— Всё просто! — затараторил Андрюшкин. — Мои бойцы порешили гражданских ради шмотья, прямо возле танка, оставив кучу пустых автоматных гильз. Привязать гильзы и танк к дезертирам — не вопрос! Но Аристофан Андрюшкин — он перец хитровыдуманный, он не купился на простоту и стал думать! И придумал! Вы помните, товарищ полковник, как были застрелены «деды»?
— Да я и не в курсах, — Гоголев положил сожалеющий кулак на стол.
— А я расчухал! — расцвёл в улыбке капитан Андрюшкин. — Иванов, Петров, Сидоров имеют по шикарной дырке в башке. Брат Иванова получил свинца в печень. Гражданские трупы на Можайке… Один — с парочкой пуль в брюхе, а второй — мочканут автоматной очередью в репу. Да так, что пули ровнёхонько разрезали его рожу на две половинки, как анус. Представляете!?
— Короче, Аристофан Андрюшкин! — заинтересованно перебил Гоголев.
— Фишка в том, товарищ полковник, что метко стрелять умеют не все. Даже умеющие стрелять метко. А… дед дезертира Клюева был шикарным снайпером в период Победоносной Великой Отечественной Войны 1941–1945 годов!
— Откуда знаешь? — быстро перебил Гоголев. — Ты ведь не интересуешься жизнью своих бойцов!
— Вам это на самом деле интересно? Или так, мысли вслух? — беспечно спросил капитан Андрюшкин.
Гоголев с трудом, но проглотил очередное охреневание, и даже не стал искать поддержки у мощного кулака.
— На счету деда Клюева лично им грохнутые 324 или 325 немцев-фашистов, — уважительно заметил капитан Андрюшкин. — Прекрасная Наследственная Преемственность по родовой линии Клюевых! Мне бы такую…
— Всё сказал? — перебил командир части, с присущей ему прямотой.
— Да, — ответил ротный капитан, не чуя подвоха.
— Аристофан Андрюшкин! Ты иди! И залезь туда, откуда вылез! — лихо рубанул Гоголев.
После того, как капитан Андрюшкин озадаченно и безропотно вышел, Николай Николаевич поговорил сам с собой. То ли убеждая сам себя, то ли успокаивая сам себя, то ли казня сам себя… Можно было расслышать отдельные слова: «На хрена… мне… эта часть?.. Екатеринбург или… выбирай… но, что ты… Столица — это круче… товарищ полковник Гоголев…».
Диалог прервала распахиваемая дверь, в которую просунулась голова капитана Андрюшкина:
— Товарищ полковник! Не могли бы вы повторить приказ? Я не совсем въехал, куда вы мне сейчас велели залезть.
СПУСТЯ 6 ЧАСОВПриличная Московская Тёлка сразу поняла, что Клюев хочет Её снять. Клюев сразу понял, что хочет снять именно Приличную Московскую Тёлку.
Съём прошел отлично. Секс прошел феерично.
— Обалденный ты мальчик, — строго говорила Вита, распластав прекрасное тело на гостиничном диване «Жемчужина Столицы». — Только… имей в виду, я сплю с тобой не ради денег.
— А ради чего? — блаженно потянул опустошенное естество Клюев.
— Ради денег, — промурлыкала Жанна. — Трахаться просто так считаю распущенностью и глупостью.
Тимон Баев походил на колбасу в бутерброде, прижатый с двух сторон двумя обнаженными Особами Лёгкого Поведения. Его личная колбаса расслабленно сморщилась на его же животе.
— Могу заверить, что хранить деньги в камере хранения на вокзале — это противоестественно, — авторитетно заметила Маргарита. — Деньгам должно лежать в месте, предназначенном для этого природой.
— В каком месте? — внимательно спросил Баев.
— Банк, — наслажденчески зевнул Клюев в ответ.
— Фи! — фыркнула Вита. — Ведь есть же камера хранения на вокзале.
2. День второй
— Банк обанкротился! — невозмутимо сказал Бакенбардыч.
— Да ладно! — не поверил Клюев, тиская автомат. — А как же мой вклад? Я вас сейчас убью!
— Убейте лучше его, — показал Бакенбардыч на Жору. — Он — всесильный управляющий, а я простой клерк.
Посреди кассового зала банка «Столичный капитал» расхаживал Жора, абсолютно не обращая внимания на суету вокруг: бегали потные мужчины, взбрыкивали женщины в мятых юбках, у порога понуро замерло несколько вкладчиков.
— Сука ты! — прошипел Клюев прямо в Жорину рожу.
— Что? — удивился Жора.
— Сука — значит, собака женского рода! — ствол автомата больно уперся Жоре в живот.
Никто не обращал внимания ни на кого. Жора намочил в штаны буквально. И Клюев гневно ушёл.
Бакенбардыч растроганно моргал. Просто моргал, гладя свои романтичные бакенбарды.
30 МИНУТ НАЗАД— Смотри, у него автомат, — беззаботно заметил первый милицейский.
— Это не просто автомат, а это армейский автомат, — настороженно поправил второй милицейский.
Парни в форменных бушлатах тревожно взглянули друг на друга, затем одновременно процедили:
— Мать твою! Дезертир-киллер!
— Точно — он! — воскликнул третий милицейский. — Его рожа на горящей ориентировке!
Мизансцена развернулась в рядах камер хранения столичного вокзала. Тимон Баев стоял возле распахнутой ячейки, в одной руке держал автомат, другая рука сжимала вещмешок денег.
— Все беды от женщин, — театрально улыбнулся Тимон. — Я хотел отнести свои деньги в банк, а теперь не отнесу. — Грусть разожгла Ярость.
Автомат полыхнул красивым огнем, куцыми мазками изранив милицейских. Плечо, грудь, бедро, живот, ещё плечо, сердце и снова сердц…
Тимон привычно закинул вещмешок за спину и прыгнул вперед. Один из милицейских замешкался в падении и получил прикладом в голову, а дезертир… он уже бежал и бежал к выходу из вокзала. За последующие 100 метров Тимон с разной степенью тяжести изранил ещё Горсть милицейских и Пачку пассажиров. Возле самых дверей Баева застрелили. Насмерть.
Деньги исчезли из вещдоков преступления. Потом. Куда исчезли — осталось загадкой.
СПУСТЯ 1 ЧАС и 30 МИНУТ— Господа офицеры, появилась новая инфа! Выявились личности гражданских трупов на Можайке. А в Столице найден их джип, на котором — по всему — дезертиры и драпанули туда. Трупы, до того, как они стали трупами — работали инкассаторами у Михал Михалыча. Это были конкретные чуваки, что прошли долбанную кучу Военных Боен! И вот у меня вопрос: каким-таким хреном два салаги смогли из настоящих солдат сделать покойников? — каждое слово подпирала властная интонация, раскрашенная множеством прокурорских оттенков.
В кабинете командира армейской части находились четверо: Николай Николаевич Гоголев, Аристофан Андрюшкин, Сергей Сергеевич Косяков, Заморышев — человек-полковник из военной прокуратуры. По кабинету плавало марево дыма: от трех сигарет с табаком и одного косяка с анашой.
— Разрешите, товарищ полковник, обратиться к товарищу полковнику? — молодецки спросил капитан Андрюшкин.
— Разрешаю, — разрешил Гоголев.
— Товарищ полковник, бойцам просто повезло! — бойко доложил капитан, глядя в барственные зрачки Заморышева. — Фишка в том, что один из долбанных дезертиров — везунчик. Полноценный! Бесподобный! Волшебный! Он такой, такой весь экзотично-загадочный… — улыбка капитана Андрюшкина нежным умилением залила кабинет, ширясь и цветя майским георгином.
— Я наблюдал за Клюевым целый месяц, и ответственно заявляю — этот сопливый шалапут горазд на удачу! — страстно доказывал капитан Андрюшкин. — Вы мне верите, товарищ полковник?
Человек-полковник Заморышев нервно гмыкнул. Косяков наслаждался травой, а Гоголева вдруг потянуло отобрать у зама это наслаждение и пыхнуть самому.
— Единственный шанс взять сукиного сына за яйца — это не пытаться его взять, а забыть о его существовании, — капитан Андрюшкин истолковал гмык Заморышева согласием. — Но дезертиров двое, а Госпожа Удача одна на двоих! Баеву везет за счёт Клюева, и как только дружбаны разойдутся — то Тимон станет или покойником, или арестантом. К Ванге не ходи! — капитан Андрюшкин торжественно и часто покивал.
