Пэлем Вудхауз - Псмит-журналист
— А у этого Смита, — заметил Кид с одобрением, — котелок варит куда лучше, чем подумаешь, на него глядя. Я…
— Товарищ Брейди, — донесся голос с порога, — вы мне льстите.
— Э-эй, — сказал Кид, оборачиваясь, — а я вас и не видел, мистер Смит, извините. Мопся мне рассказывал, как вы его вчера сгоняли за Тейбл-Хилл. Здорово придумано. Ну просто ловко. А эти ребята, выходит, не шутят! Вроде бы всерьез думают вас прикончить.
— Действительно, мистер Брейди, кое-что в их вчерашнем поведении указывает на присутствие в их душах стремления к подобному идеалу. В частности, некий Сэм, благородный атлет угольного оттенка, с большим энтузиазмом пытался осуществить его на деле. Думается, и в эту минуту он дожидается нас с револьвером в руке. Но к чему такие мыс-ми? Мы здесь, целые и невредимые, и с минуты на минуту должен подойти товарищ Виндзор. Насколько я понял, товарищ Брейди, вас ожидает встреча с неким Эдди Вудом.
— Я об этом и хотел поговорить с вами, мистер Смит. Раз дело так пошло и эти ребята так на вас взъелись, выходит, я вам нужен тут. Правильно? Так я от встречи с Эдди Вудом откажусь, скажите только слово.
— Товарищ Брейди, — ответил Псмит с некоторым жаром, — это рыцарское предложение. Я вам очень признателен. Но мы не должны стоять у вас на дороге. Если вы ликвидируете товарища Вуда, вам ведь дадут выступить против Джимми Гарвина, не так ли?
— Вообще-то так, сэр, — сказал Кид. — Эдди выстоял против Джимми девятнадцать раундов, и, если я его уложу, это меня выведет прямо на Джимми, и ему тогда от меня не отвертеться.
— Ну так вперед к победе, товарищ Брейди. Нам вас будет очень не хватать, словно в редакции угаснет луч солнца. Но вы не должны упускать подобный шанс. С нами, думаю, все будет в порядке.
— Тренироваться я буду в Уайт-Плейнс, — сообщил Кид. — Это близко отсюда, так что в случае чего, если я понадоблюсь… А это кто еще?
Он указал на дверь, через порог которой переступил мальчишка с конвертом в руке.
— Мистер Смит?
— Для вас — сэр, — любезно поправил Псмит. — П. Смит?
— Он самый. Сегодня ваш везучий день.
— Мне его дал фараон на Джефферсон-Маркет, велел отнести вам.
— Фараон на Джефферсон-Маркет? — повторил Псмит. — Я не знал, что у меня есть друзья среди здешних сил закона и порядка… Так оно от товарища Виндзора! — Он вскрыл конверт и прочел письмо. — Спасибо, — сказал он мальчишке, вручая ему двадцатипятицентовик.
Кид вежливо старался подавить любопытство, но такое жеманничанье было чуждо высокородному Малонею.
— Что там написано, босс? — спросил он.
— Письмо, товарищ Малоней, от нашего мистера Виндзора. Он сухо и лаконично сообщает следующие факты: наш главный редактор вчера вечером дал в глаз полицейскому и был сегодня утром приговорен к тридцати дням в Блэкуэлл-ской тюрьме.
— Парень — во! — одобрил высокородный Малоней.
— Чего-чего? — переспросил Кид. — Мистер Виндзор бил фараонов? А зачем?
— Он не сообщает. Я пойду и узнаю. Вы не поможете то-иарищу Малонею присматривать за редакцией, пока я буду наводить справки на Джефферсон-Маркет?
— Само собой. Но чтоб мистер Виндзор так поработал! — сказал Кид с восхищением.
Полицейский суд Джефферсон-Маркет расположен неподалеку от Вашингтон-сквер, и Псмит быстро туда добрался. Разумно выложив несколько долларов, он получил свидание с Билли в задней комнате.
Главный редактор «Уютных минуток» сидел на скамье глядя на мир парой щедро озаренных фонарями глаз. Вид у него был растрепанный, и он производил впечатление человека, затянутого каким-то механизмом.
— Привет, Смит, — сказал он. — Значит, вы получили мою записку.
Псмит оглядел его с сочувственной озабоченностью.
— Товарищ Виндзор, — сказал он, — что с вами приключилось?
— Да ерунда, — сказал Билли. — Пустяки.
— Пустяки? Вас словно переехал автомобиль.
— Полицейская работа, — сказал Билли беззлобно. — Когда сопротивляешься, полицейские этого не любят. Конечно, я свалял дурака, но они совсем меня из себя вывели. Ведь могли бы понять, что ни к каким бильярдным на первом этаже я отношения не имею.
Псмит уронил монокль.
— Бильярдная, товарищ Виндзор?
— Да. Полиция вчера ночью устроила налет на дом, в котором я живу. Вроде бы на первом этаже какие-то темные личности открыли бильярдную. Почему полицейские вообразили, будто я имею к ней какое-то отношение, понятия не имею. Я же мирно спал у себя на верхнем этаже. И вдруг часа и три ко мне в дверь начинают ломиться. Я встал посмотреть,» чем дело, и наткнулся на пару полицейских. Они сказали, чтобы я сейчас же шел с ними в участок. Я спрашиваю — зачем. Как будто не знал, что с нью-йоркским полицейским говорить бесполезно. Они заявили, что, по их сведениям, в доме устроена бильярдная, а они производят проверку, и если я хочу что-то сказать, то могу сказать это судье. Я говорю, ладно, сейчас оденусь и пойду с ними. Они отвечают, что им некогда ждать, пока я буду одеваться. Я сказал, что не буду разгуливать по Нью-Йорку в пижаме, и начал натягивать рубашку. Тут один ткнул меня в ребра дубинкой и потребовал, чтобы я поторапливался. Это так меня взбесило, что я ему врезал. — У Билли вырвался смешок. — Он этого не ожидал, и я ему так дал, что он свалился на этажерку. Второй замахнулся на меня дубинкой, но к тому времени я со злости на самого Джима Джеффриса полез бы, попадись он мне под руку. Ну и набросился на второго так, что он не мог понять, с чем имеет дело — со Стэнли Кетчелом, Кидом Брейди или взрывом динамита. Только тут первый выпутался из этажерки, они навалились на меня вдвоем, и началась свалка, и вдруг кто-то словно пустил у меня в голове фейерверк — на пятьдесят тысяч долларов, не меньше, потом я очнулся в камере, весь измочаленный. Такова вкратце история моей жизни. Конечно, я зря так сорвался, но только я ни о чем думать не мог, до того взбесился. Псмит вздохнул.
— Вы поведали мне свою горькую историю, — сказал он. — Теперь выслушайте мою. Простившись с вами вчера вечером, я в задумчивости вернулся в свою обитель на Четвертой авеню и, учтиво пожелав доброй ночи могучему полицейскому, который, как я упоминал в одной из прежних наших бесед, дежурит почти у самых моих дверей, поднялся к себе в комнату и вскоре погрузился в крепкий сон. Часа в три утра ко мне в дверь начали ломиться.
— Что-о?
— Ломиться в дверь начали, — повторил Псмит. — На коврике перед ней стояли трое полицейских. Из их слов я понял, что некие предприимчивые души устроили игорное заведение в недрах здания — там, мне кажется, расположена пивная, — и силы закона намеревались навести порядок. Весьма сердечно честные ребята пригласили меня пойти с ними. Внизу, насколько я понял, ждал экипаж. Я, как, по-видимому, и вы, указал, что пижама цвета морской воды с бледно-розовыми лягушками — не тот костюм, в котором шропширскому Псмиту приличествует показываться на улицах одного из величайших городов мира. Но они заверили меня — более выражением лиц, нежели словами, — что мои опасения неуместны, и я уступил их настояниям. Эти люди, сказал я себе, прожили в Нью-Йорке много дольше, чем я. Они знают, что тут принято, а что нет. Я склоняюсь перед их опытностью. Вот так я пошел с ними, и после очень приятной и удобной поездки в полицейском фургоне прибыл в полицейский участок. Сегодня утром я немного поболтал с учтивым судьей, убедил его с помощью словесных аргументов, подкрепленных безмолвным свидетельством моего честного лица и прямо смотрящих глаз, что я не профессиональный шулер, после чего был отпущен без единого пятна на моей репутации.
Билли Виндзор слушал этот рассказ с нарастающим интересом.
— Черт! Это они! — воскликнул он.
— Цитируя товарища Малонея, — сказал Псмит, — это как, товарищ Виндзор?
— Ну те, кто целятся в газету. Сообщили в полицию о притонах, зная, что нас уволокут в участок прежде, чем мы успеем что-то захватить с собой. Держу пари на что хотите, они уже обыскали наши комнаты.
— Касательно вашей, товарищ Виндзор, я ничего сказать не могу, но остается неопровержимым фактом, что моя комната, которую я посетил перед тем, как направиться в редакцию, с целью исправить некоторые все-таки мерещившиеся мне недочеты моего костюма, — моя комната выглядит так, словно через нее пронеслись два торнадо и одна молотилка.
— Они ее обыскали?
— При помощи частого гребня. Ни единая моя безделушка не осталась на своем месте.
Билли Виндзор хлопнул себя по колену.
— Как удачно, что вы отправили этот листок по почте, — сказал он. — Не то все было бы кончено. Только вот… — Голос его погрустнел. — Все идет к решающему взрыву, а я буду за решеткой.
— Тридцать дней, — вздохнул Псмит. — Собственно го-воря, «Уютным минуткам» необходим зиц-редактор.
— Что-что?
— Зиц-редактор, товарищ Виндзор, это джентльмен, нанимаемый немецкими газетами, имеющими вкус к lese majeste [Оскорбление величества (фр.).], чтобы отправляться в тюрьму, как только это потребуется, вместо настоящего редактора. В своей блестящей и колкой редакционной статье настоящий редактор, например, укажет, что усы кайзера вызывают у него кошмары. Полицейские силы обрушиваются на редакцию en masse [В полном составе (фр.).], а их встречает зиц-редактор и мирно удаляется с ними, а редактор спокойно продолжает набрасывать план статьи о кронпринце. Нам необходим зиц-редактор для «Уютных минуток» — почти не меньше, чем боевой редактор, а у нас нет ни того, ни другого.
