Николай Самохин - Шашлык на свежем воздухе
— Эт-то как же так? — спросил Пашкин. — Эт-то что же такое? А ну-ка—в угол! Немедленно.
— Под кустик! — застонал от восторга Яшкин.
— Ребята! Ребята! — испугался я. — Вы чего!..
— Под кустик! — рыкнул Гришкин.
— Под кус-тик! Под кус-тик! — стали скандировать они втроем.
Мы с женой, улыбаясь дрожащими губами, встали под кустик.
— А ты выходи, — сказал Пашкин Кузьме. — Ты свое отбыл.
Кузьма вышел.
— Братцы! — взмолился я. — Что же вы делаете!
— А когда в углу — тогда не разговаривают, — поддел меня Кузьма.
— Что, съел? — спросил Яшкин. — Ты, Кузьма, папку не слушай, — сказал он. — Папка у тебя — вахлак. Очкарики, вообще, все вахлаки.
Пашкин, между тем, разлил по третьей.
— Ну, будем здоровы! — сказал он и обернулся к Кузьме. — А ты чего же сидишь-скучаешь? Тоже мне — мужик! Ну-ка, давай за папу с мамой — выручай их!
— Я не пью еще, — ответил Кузьма.
— Ничего, научишься, — сказал Гришкин. — Это дело такое. — Он вдруг оживился. — Вот у меня племянник — чуть разве побольше Кузьмы, — а пьет. Сядут с отцом, вжахнут пол-литра — и песняка.
— Ранняя профессионализация? — живо откликнулся Яшкин. — Бывает. У меня, у соседей — девчонка. Представляете, девчонка…
И потек милый интеллигентный разговор.
Возвращались мы вечером, в переполненной электричке. Кузьма спал на коленях у матери.
— Ну вот и вся проблема отцов и детей, — нравоучительно сказал Пашкин, — А то, понимаешь, ребенка оставить им не с кем… Эх вы, эгоисты! Да для него этот день знаете какой! Он его, может, на всю жизнь запомнит…
ЧЕТВЕРНОЙ ОБМЕН
— Значит, у вас — трехкомнатная? — переспросил Он, упершись напряженным взглядом в разложенные на столе бумаги. — И у папаши трехкомнатная?..
— Именно так, — закивал я. — Только она не вся моя, понимаете? У меня вот, обратите внимание, две из трех, — я выхватил из этого пасьянса нужную бумагу и пододвинул к Нему. — А в третьей, вот здесь отражено, — я отыскал другую бумагу, — проживает одиночка — гражданка Виолетта Буркина.
— Ага, — сказал Он, наморщив лоб. — А у папаши?
— У отца та же история, — вздохнул я. — Вернее, не та, а совсем наоборот: у него одна из трех. А в двух других еще семья живет. Но, знаете, если бы у него даже две из трех было, он бы все равно согласился ко мне.
— Согласился бы? — недоверчиво спросил Он. — А какой ему интерес?
— Так ведь родные, — сказал я. — Хочется вместе. Свой своему, как говорится, поневоле друг.
— М-да? — вскинул брови Он. — Ну, допустим, допустим… А эти?
— О-о, эти! — сказал я, поворачиваясь к соседней стопке документов. — Мы этот вариант, верите ли, полтора года искали. У них положение аналогичное нашему. Тут, значит, в двухкомнатной малогабаритке — семейство: муж, жена и двое ребятишек. А с другой стороны — ихняя мамаша и, так сказать, бабушка…
— С какой стороны? — спросил Он.
— Ну, это так — для упрощения, — пояснил я. — Не с другой стороны, а в соседнем районе у ихней бабушки собственная однокомнатная квартира… Кооперативная.
— Ах, кооперативная! Так-так… — сказал Он, как бы делая себе зарубочку на память. И зарубочку явно не в нашу пользу.
— Так вот, — заторопился я. — Эти муж, жена и ребятишки с дорогой душой согласны в отцову трехкомнатную. И бабушку забирают…
— У отца, выходит, трехкомнатная?
— Трех, — сказал я. — Вместе с соседями — объяснял уже… Значит, они туда. И бабушка, естественно. Отцовы же соседи, тоже с дорогой душой, — в эту двухкомнатную малогабаритку. А моя соседка, если помните — гражданка Виолетта Буркина — в бабушкину кооперативную. А отец — ко мне. — Я, наконец, перевел дух.
— Хха! — сказал Он, сгреб со стола бумаги и начал тасовать их. — Эти — туда, а те — сюда!.. Одни — назад, другие — обратно! Ловко закручено, ничего не скажешь! Не-е-ет, здесь что-то не так. Кто-то кому-то сунул.
— Чего сунул? — не понял я.
— Бросьте, не маленький! — сказал Он. — Не знаете, как суют.
— Честное слово! — сказал я, холодея от догадки. — Если вы насчет этого самого, то напрасно! Тут все обоюдно… Конечно, такая история на первый взгляд может показаться темной…
— А вот мы ее посмотрим на второй, — сказал Он и упрятал бумаги в стол. (Черт меня дернул с этим «первым взглядом»!) — Посмотрим на второй, мало будет — на третий посмотрим… Зайдите через недельку…
— Плохо дело! — объявил я, когда все заинтересованные стороны собрались в моей комнате. — Боюсь — сорвется мероприятие. Подозревают взятку.
— Эт что ж, не обменяют, стал быть? — спросила кооперативная бабушка.
— Могут не обменять, — сказал я.
— Деточки мои, кровиночки! — привычно запричитала намыкавшаяся с обменами бабушка. — Внучики мои, ягодки! Ягодки мои, смородинки!..
— Перестаньте, мама! — нервно сказал ее сын. — Кто вас гнал покупать эту кооперативную квартиру! Жили бы себе и жили в двухкомнатной — горя не знали.
— Кабы знать, где упасть, — присмирев, сказала бабушка.
Мой идеалист папаша немедленно взвился.
— Как это можно подозревать честных людей?! — запальчиво выкрикнул он. — Честных людей, отдающих все силы!.. К прокурору его за такие слова!
— Ишь ты, — язвительно хмыкнул подкованный в смысле гражданских прав папашин сосед. — К прокурору!.. Ты его к прокурору, а он тебя — к нарсудье.
— Возьми характеристику! — не унимался папаша, яростно вытряхивая из баночки валидол. — На производстве! Ты человек известный — четвертый год на доске почета висишь! Тебе коллектив зарплату распределять доверяет!
— Почета, — задвигался на стуле сосед. — Ты ему — почета, а он тебе показателей…
— А ну-ка, повтори еще разок, — попросил наш предместкома товарищ Подкидной.
Я повторил все сначала.
Товарищ Подкидной долго соображал, охватив руками голову, потом сказал:
— Нарисовать можешь? Схему начертить?
Я нарисовал схему: две трехкомнатные, двухкомнатную, однокомнатную, распределил по ним жильцов и затем показал стрелками, кто куда переселяется.
— Молоток! — восхищенно сказал Подкидной, постигнув, наконец, смысл будущей перетасовки. — Не думал, не гадал, что ты из этого положения выпутаешься!.. От меня-то что требуется?
— Ты мне характеристику напиши, — попросил я. — Подтверди, что я не этот… не взятодавец и… не взятовзявец. Больше ничего.
— Таких характеристик не даем, — сказал Подкидной. — Таких даже и не бывает. Можем, если хочешь, дать насчет того, что морально устойчивый и политически выдержанный. Эту — пожалуйста. А за твои квартирные махинации как я могу поручиться?
Через неделю, как было назначено, я появился у Него. Он сидел за столом очень прямо и глядел на меня с веселой строгостью. Видимо, Он посмотрел все на второй взгляд, может быть, даже на третий и теперь чувствовал себя крепко вооруженным.
— Прошу, прошу! — пригласил Он меня. — Ну, как там гражданка Буркина? По-прежнему согласна? В кооперативную?
— Согласна, — хмуро сказал я. — В кооперативную.
— Что вы говорите? — притворно удивился Он. — Добровольно? За так?
Я почувствовал, что сейчас Он выложит свой главный козырь и, чтобы не томиться дальше, быстро ответил: — Да, да! Добровольно, за так!
И Он выложил козырь. Он пристукнул ладонью о стол, жестом, означающим «Вот ты и попался, голубчик», перегнулся ко мне и сказал:
— Расскажите это в другом месте! Кто же поедет за так в кооперативную квартиру!
— А она едет! — строптиво сказал я. — Она вот такая!
— Ладно, — он отложил в сторону бумаги Виолетты Буркиной. — Возьмем старушку.
— Возьмем, — согласился я.
— Из собственной квартиры! — начал Он, явно сострадая бабушке. — Из однокомнатной! Отдельной!! Переезжает в какую-то угловую комнатенку. — Тут Он по-сиротски подпер рукою щеку. — Такая бескорыстная бабушка, верно?
— Так ведь к де-тям она! — не выдержал я. — К внучатам!..
— И никто никому не сует? — спросил Он.
— Ыыых! — застонал я.
— Ну, хорошо, — сказал Он, глубоко уязвленный моим запирательством. — Пусть решает комиссия… комиссия в пятницу.
— В какую?.. — спросил я.
— В ту, — ответил Он.
Сегодня был этот четверг…
…Я купил в аптеке большой флакон валерьянки и пошел объявлять заинтересованным сторонам о новой отсрочке.
Комиссия собралась в позаследующий вторник.
Я скромно сидел в уголке, на стуле для просителей.
В приемной подкованный сосед и Виолетта Буркина держали за руки рвавшегося в кабинет папашу.
Кооперативную бабушку скорый поезд вторые сутки мчал в Нахичевань — ее на время, от греха подальше, снарядили к младшей дочери.