Светлана Багдерина - Волшебный горшочек Гийядина
– Значит, этот вариант отпадает. Временно, – подытожила Серафима, и тут же выдвинула еще одно предположение: – А может, его украл кто-то из гарема?
– Кто? – нервно сверкнув глазами, сжала пальцы Яфья.
– Тебе виднее, – развела руками царевна. – Евнухи. Жены. Уборщицы.
– И что они с ним сделали, что бедный кооб не сумел его найти? – задал вопрос Кириан.
– Разбили? – предположил Олаф. – А черепки растерли в пыль?
– Он был медный… – робко внесла новую вводную в задачу наложница, и отряг разочарованно выпятил нижнюю губу и замолчал.
– Тогда, может, бросили в огонь? – оживился Агафон. – У вас по ночам огонь разводят, Яфья?
– Н-нет… д-да… на кухне, наверное…
– Значит, кто-то пошел на кухню, бросил горшок в огонь… – начал выстраивать новую гипотезу чародей.
Уничтожить медный горшок было посложнее глиняного, над способами надо было поломать голову…
Эх, шпаргалку бы вытянуть…
– Извини, Агафон-ага, но в простой печи медь не расплавишь, – виновато, с видом «Агафон-ага мне друг, но против точки плавления металлов не попрешь», проговорил Селим.
– Да и какой идиот додумается идти посреди ночи из гарема на другой конец дворца и бросать на виду у всех поваров и поварят чужой горшок в печь, коллега-ага? – более чем резонно заметил Абуджалиль, исподтишка кося в поисках одобрения на осунувшееся и не по-детски сосредоточенное личико беглой наложницы. – Может, чтобы кооб оказался бездомным, достаточно было просто закрыть крышку? Не правда ли, Яфья?
– Н-не знаю… – не удержалась на этот раз от любимого ответа девушка. – Он никогда не выходил, пока была закрыта крышка… а когда выходил, она была всегда открыта…
– Из этого следует, и практика Яфьи это подтверждает, что если крышка закрыта, а кооб находится вне сосуда, то осуществить переход в свое штатное вместилище для него не представляется возможным, – с видом матерого эксперта по кообосодержащим сосудам придворный волшебник важно обвел всех взглядом.
– С точки зрения элементарной логики из этого следует только то, что при закрытой крышке он не выходит, а выходит при открытой, – его премудрие искоса бросил на конкурента взор, полный ядовитых стрел. – Всё остальное – домыслы и спекуляция, не имеющие под собой научной основы. И не надо на бедную девушку валить больше, чем на нее уже свалилось… коллега. Правда, Яфа?
Абуджалиль покраснел, как перезрелый помидор, прикусил губу, и уперся мечущим молнии взглядом в свои сапоги, не решаясь посмотреть ни на Агафона, ни на Яфью.
– Да погодите вы, что мы привязались к этому горшку! – недовольно тряхнул огненно-рыжей шевелюрой Олаф. – То входит, то выходит… Какая сейчас к бабаю якорному разница, как он туда входит-выходит, через крышку или через донышко? Нам надо придумать, как его выковырять из Ахмета, а не из горшка!
– Не повреждая оболочки, желательно, – уточнила Серафима.
– Угу… – все то ли согласились с ней хором, то ли дружно спасовали перед непосильностью поставленной задачи.
– А почему бы нам, в таком случае, не попытаться узнать из первоисточника, так сказать, как именно это можно проделать? – прошелестел вдруг со своей полки Масдай.
– Из первоисточника – это от восемьсот лет как мертвого мага? – скептически хмыкнул Кириан.
– Ну или не из первоисточника, – не стал спорить ковер. – Может, я не совсем верно выразился…
– Ты предлагаешь полететь в училище, которое закончил Казим? – осенило теперь и Ивана. – Ведь украл-то он горшок из их музея! Может, хоть они что-нибудь знают?
– Именно это я и хотел предложить, – довольно прошуршал ковер, потирая кисти в предвкушении. – Ах, как давно я не был там, где появился на свет…
– …и еще бы тыщу лет кистей моих там не было!!!.. – исступленно прорычал Масдай, изо всех своих мохеровых сил борясь с ветром, усиливающимся даже не по минутам – по секундам.
Пустыня, безмятежно дремлющая под ними еще полчаса назад, заворочалась во сне, вздохнула тяжко песком и пылью, спохватилась, что гости на пороге, а покрывала до сих пор не выбиты, одеяла не трясенные… И началось.
Первый порыв сухого и горячего, как из домны, ветерка, был встречен изнывающими от жары пассажирами с радостным энтузиазмом.
Второй – с добавлением мелкого песочка – такими же энтузиастическими отфыркиваниями, отплевываниями и попытками выковырять глаза, моментально наполнившиеся сим стройматериалом.
После третьего Селим заподозрил, что пустыня взялась за них всерьез и порекомендовал закрыть лица чем-нибудь поплотнее, лечь на ковер ничком, взяться за края и друг за друга, и ждать развития событий, а лучше – скорого прибытия в училище, которое, хвала премудрому Сулейману, было построено не так далеко от города.[29]
– …По сравнению с ВыШиМыШи, похоже… – кисло пробормотала Серафима в ответ на это оптимистичное заявление отставного стражника, и торопливо выудила из багажа и натянула купленную по его же совету черную паранджу.
Плотное покрывало спасло открытые участки кожи от беспрестанной атаки всепроникающих и больно жалящих песчинок, черная густая сетка из конского волоса – чачван – надежно защитила лицо, и теперь от пылевой атаки закрывать оставалось только глаза.
Ее примеру незамедлительно последовала Эссельте.
Яфья, как самая опытная и самая местная, таким манером была одета с самого начала путешествия, и теперь лишь прикрывала газовым платком выразительные карие очи, поблескивающие в сторону иностранок покровительственными веселыми огоньками.
– Может, остановимся и защитный купол поставим? – почти неузнаваемый из-под намотанного на физиономию края чалмы, таким же чужим голосом прокричал Агафон, еле перекрывая свист ветра.
– Да тут недалеко осталось! – так же громко проорал в ответ Масдай.
– Да и ветер-то так себе! Скоро спадет! – вклинился в обсуждение в полный голос Абуджалиль, горожанин до мозга костей, да к тому же с высшим заграничным образованием, и поэтому знающий всё на Белом Свете.
– Абуджалиль-ага, но эта буря может быть опасной! – еле слышно из-под паранджи проговорила отставная наложница.
– Это так называемая ложная буря, Яфья! Нашим северным гостям абсолютно нечего бояться!
– За вас же боюсь-то! – тут же вскинулся уязвленный специалист по волшебным наукам.
– Ты за себя бойся, коллега-ага, – насмешливо провопил придворный чародей, важно поглядывая на зардевшуюся под его орлиным взором Яфью. – А за себя мы уж как-нибудь сами справимся!
Вскипевший, как чайник на вулкане, Агафон уже набрал полную грудь обжигающе-шершавого воздуха, чтобы выдать заносчивому сопернику что-нибудь такое-эдакое, но почувствовал, как на плечо ему, успокаивая и сдерживая от необдуманных поступков, легла рука Ивана.
– Агафон, он же местный, он здесь живет, он ведь, наверное, лучше знает. Не заводись, пожалуйста…
В ответ маг рыкнул под нос что-то неразборчивое в адрес слишком много, но не то знающих местных,[30] дернул плечом и сердито уткнулся носом в Масдая.
– Агафон, подержи, пожалуйста, мой инструмент, я себе на физию чего-нибудь всё-таки намотаю… – обеспокоенно сплюнул за борт песчано-пылевым раствором и жалобно попросил друга Кириан.
Не поднимая головы и не глядя на менестреля, волшебник безмолвно протянул руку и принял ценный груз.
– Спасибо!
Его премудрие только молча кивнул.
Абуджалиль с удовольствием заметил отступление и потерю боевого духа противником, выкатил грудь колесом, гордо вскинул голову, победно улыбнулся скромно потупившей взгляд наложнице, и уже хотел было как-нибудь остроумно прокомментировать свершившееся, с последующим прочтением посвященного Яфье стиха, как вдруг почти одновременно произошло несколько событий.
Масдай радостно вскрикнул «Училище на горизонте!»
Те, кто расслышал, привстали, прикладывая руки к глазам, чтобы разглядеть получше долгожданную цель.
И новый порыв бури, обиженной несерьезностью человеческого восприятия и оскорбленной унизительным эпитетом «ложная», вне шантоньских учебников страноведения, написанных в Вамаяси, отродясь к ней не применявшимся, ударил ковер в жесткое подбрюшье. Масдая подбросило и понесло, как оторванную штормом лодку по бушующим волнам. Люди, не успев ахнуть, посыпались с него как горох в хороводящий вихрями песок внизу…
Продолжать полет на нем остались только трое, то ли не расслышавших провокационный возглас ковра, то ли самых нелюбопытных, и поэтому послушно вцепившихся в его края и уткнувшихся носами в его пахнущую шерстью и пустыней спину. Трое, которые так ничего не услышали и не поняли, пока очередной удар ветра не швырнул их всех на что-то чрезвычайно жесткое, подозрительно вертикальное и загадочно-ровное, и они не обрушились вниз, в одну большую человеческую груду, тут же прикрытую сверху оставшимся без пассажиров Масдаем.