Сергей Власов - Фестиваль
– Здорово, Юрок! – с расстояния около пятидесяти метров поприветствовал он Воронина.
Главный инженер в негодовании отвернулся, про себя посылая не вовремя появившегося алкаша куда подальше.
– Валя, Элла, а может, рванем куда-нибудь в кабачок, а то к этому часу в парк начинает стекаться разная шваль… Пойдемте зайдем за моим приятелем в шашлычную – и поедем…
– Так мы можем там и посидеть, и выпить…
– Нет, здесь не тот контингент, к тому же поблизости от ресторанчика, в который я вас приглашаю, у меня есть одна очень уютная конспиративная квартирка.
Мгновенно переглянувшись, девицы выразили новому знакомому недоверие:
– Нет, уважаемый, тогда мы – пас. На квартирку что-то не хочется.
Воронин стал медленно покрываться крупными помидорными пятнами.
Когда писатель через какое-то время с просветленным взором небрежной походкой вышел из питейного заведения, первое, что он услышал, был откровенный трехэтажный мат Юрия Ивановича Воронина, обращенный в сторону удалявшейся девичьей пары, так и не оправдавшей его надежд и грязных нескромных помыслов.
– И чтобы больше я в парке вас не видел! – крикнул Воронин в последний раз, при этом прекрасно понимая, что девушки его уже наверняка не слышат. – Вот прошмандовки, на квартиру они не хотят, а в ресторан – пожалуйста! Да ты, тварь, сначала заработай на ресторан, а потом туда и ходи! Ну что, я не прав? – Юрий Иванович внезапно умолк, ища поддержки на расслабленном лице Сергея.
– Юра, ты всегда прав!
– Пойдем назад в «шашлычку», – предложил Воронин. – Надо успокоиться, попить «коричневой чумы» в непринужденной обстановке…
– С удовольствием.
Люди, достигающие определенных успехов в чем-то одном: ремесле, профессии, – обычно ущербны во многом остальном. Самое отвратительное, когда эти успехи имеют физическую природу, а ущербность – умственную.
Действительно, достаточно взглянуть на большинство известных спортсменов или людей, связанных с тяжелым физическим трудом, – бесспорность данной сентенции ясна. С тех пор как он бросил пить, Юрий Иванович занимался самыми разнообразными видами спортивных единоборств, а в последнее время тяготел исключительно к самбо и карате, и посему мыслительный процесс не казался ему таким уж необходимым атрибутом в его жизни известного московского ловеласа. «Интуиция и рефлексы – вот те две вещи, которые должны обеспечить мою старость», – обычно говорил он подчиненным. В театры, кино, библиотеки и концертные залы он никогда не ходил, книг и газет не читал, а общение со знакомыми ограничивалось лишь темой «Многочисленные «телки»: их поголовье, привычки, слабости и как ими овладеть». Если же собеседник все-таки пытался поведать Воронину о чем-либо другом, не имеющем прямого отношения к строению женских половых органов, то тут же натыкался на профессионально, на века сложенную стену непонимания и подозрительности.
– Какие же все-таки бабы суки, причем – все, – грустно произнес Юрий Иванович, заказывая себе в шашлычной чашку кофе по-турецки.
– Да, в большинстве своем все они – конченые.
– Не в большинстве, уважаемый, – а абсолютно все. Без исключений, я настаиваю…
– А ты на чем обычно настаиваешь?
– Раньше, когда пил, – на лимонных корочках. Тьфу, что ты меня сбиваешь? При чем тут какие-то настойки? Я тебе о бабах толкую.
– Простите, что вы сказали? – переспросила барменша, выдавая сдачу.
– Это я не вам! – громко буркнул главный инженер, а потом вполголоса, повернувшись к Сергей Сергеевичу, тихо добавил: – Тоже, наверное, блядь еще та… смотри, как рожа размалевана.
Сатирик с подозрением глянул на женщину:
– Юрий Иванович, я ненадолго пришел в себя, давай обсудим наш главный финансовый вопрос.
– А чего его обсуждать. Говори, сколько.
– Лекарство патентованное, французское – от любой заразы. С ним можете забыть о резине, вам как суперценителю эротических наслаждений она больше не понадобится. Препарат будет во вторник – готовьте фанеру. Сколько – не знаю, но оплата в долларах.
– А на сколько его хватит?
– Хватит надолго, не беспокойся. Во всяком случае, на твой век хватит. Кстати, это снадобье, говорят, еще положительно влияет на активный рост волос. – Прищурившись, чтобы не расхохотаться, Флюсов указал пальцем на блестящую лысину собеседника.
– Иди ты?!
– Правду говорю… Кстати, мне уже действительно пора – в моей квартире в гордом одиночестве мною ненадолго оставлена одна юная особа… Нет-нет, Юрий Иванович, это не для общего пользования, она – из моего личного золотого фонда.
– Бросаешь меня…
– Юра, у меня дел по горло. А чтобы тебе не было скучно…Вон, видишь, человек сидит спиной. Это малоизвестный артист Театра имени Ленинского комсомола – Геннадий Хеков.
Он в телках толк понимает?
А как же. Он же артист, пусть и никому не известный…Он знаменит тем, что однажды убедил двух центровых проституток подождать с деньгами до утра…
– Сережа, поконкретней. Я не все понял, но ты же знаешь – это моя тема…
Все очень просто, Юрий Иванович. Проститутки всегда берут деньги вперед, другими словами, сразу. Гена же навешал им такую развесистую лапшу на уши, что они почему-то ему поверили.
Воронин громко расхохотался:
– Молодец парень! Классный чувак. Слушай, познакомь меня с ним сейчас же. Мне такие люди очень нравятся.
Сергей слегка подтолкнул главного инженера в сторону безмятежно похмеляющегося Хекова и попытался закончить историю:
– Утром девчонки настойчиво попросили расплатиться, на что наш актеришка скромно потупил свои нахальные заплывшие глазки и очень вежливо объяснил, в том смысле, что рад бы, девчонки, все бы вам отдать, да только, к сожалению, ничего нет. И в заключение добавил: «Дайте, родные, еще в долг – на пиво, опохмелиться».
– Ха-ха-ха! – Воронина от восторга начало трясти. – Что дальше?
– А дальше проститутки ему говорят: «Видели мы наглецов, но таких, как ты, – в первый раз». На что Гена им спокойно парировал: «Что вы, девочки, какой же я наглец. Все познается в сравнении. Вот у меня в театре есть приятель Дима, так вот он… Кстати, чудный парень. Могу познакомить.»
Хеков обернулся на звук знакомого голоса и натянуто улыбнулся:
– Кого я вижу?!
Флюсов, познакомив джентльменов, извинившись, ретировался, а Юрий Иванович, усевшись на своего любимого конька, начал грузить артиста своими многочисленными гнусными историями, планами и фантазиями.
– Не повезло бедняге Геннадию, – обернувшись при выходе из заведения, сказал Сергей. – Ну ничего – справится.
Войдя в свое скромное жилище, писатель с удивлением и горечью обнаружил, что там никого нет: «Ну и ладно, не очень-то и хотелось…» Мятую записку на столе он читать не стал и с остервенением спустил в унитаз.
– Женщин надо принимать со всеми нашими недостатками. Их окончательное решение редко бывает последним, – успокоил себя Сергей и закурил.
Через пять минут он уже почти забыл о Лене, потихоньку погружаясь в омут рядовых забот. Впервые за несколько дней он подошел к телевизору и, погладив рукой его пластмассовый корпус, нажал клавишу «Вкл». Агрегат загудел, его экран озарился разноцветными бликами, постепенно собравшимися в фигуру ведущего новостийной передачи.
– Ну, что нового в мире?
Железной формулы успеха для любой телепрограммы просто не существует. Существует лишь железобетонная формула неудачи: попробуйте всем понравиться. Однако всем нравиться вовсе не обязательно, можно сделать исключение лишь для телевизионных боссов – и все будет окей.
Пожалуй, любой более-менее сообразительный индивидуум мог бы догадаться о том факте, что глупость и распущенность – эти две верные спутницы человечества – находятся между собой в тесной зависимости. Флюсов знал много разного о деятелях, руководивших телевидением в смутное время. Все они без исключения – Яковлевы, Задовы, Лысенки и Сагалаевы – были середнячками не только в понимании телевидения как профессии, но и средними людишками вообще – со скудными интеллектами и узенькими, как коридоры «Останкино», кругозорами. Отсюда и результат: разгул распущенности кривляк и недоумков в кадре явился логичным последствием тупости телевизионных монстров.
Наш «цивилизованный» мир есть не что иное, как громадный базар, где все продается, но не все покупается, поэтому бесполезно искать в Государственной думе патриота-политика, в президиуме какого-нибудь Союза предпринимателей – честного бизнесмена, а в уголовном мире – робингудовское благородство.
Счастлив тот, кому еще в детстве родители смогли объяснить, что все мы находимся как бы на карнавале, что обилие лиц и образов, снующих вокруг туда-сюда, – только игра масок.
