Евгений Шестаков - Номерные сказки
— Искать искал, найти нашел! Кандидатура уже имеется.
— Кто? — встрепенулся царь. — Чего уселся? Давай скорее веди!
— Привел бы, да не идет. — сказал шут, как-то странно на царя глядя. Словно бы хотел заранее угадать какую-то его реакцию.
— Как так не идет? Безногий, что-ли? Инвалид, что-ли? — непонимающе уставился на шута монарх.
— Да нет, с ногами. Но, в каком-то смысле, пожалуй, и инвалид... — туманничал шут.
— Ты вот это... Ты надсмешку надо мной шутишь, али как? — поинтересовался царь, сведя предварительно воедино обе кустистых брови.
— Что ты, отец народный! — убоялся шут. — Истинно говорю, кандидатуру отличную подобрал! Исходя из согласного непротивления самого кандидата. Он по твоему веленью хошь в огонь, а хошь прямо в грязну воду полезет. В смысле, тоись, не полезет, а...
И он, не надеясь на доходчивость своих объяснений, тут же пригласил царя сходить познакомиться, благо недалеко и ради такого случая для личности не зазорно. Царь крякнул, подумал и согласился. Дав для порядку несколько не очень применимых, но в целом довольно здравых советов мастеровым, государь под руку с шутом удалился.
И, действительно, через пару минут прибыл. Туда, где посреди огорода стоял, как еще издали предупредил шут, сам кандидат.
— Нда... — оглядев пугало, молвил его величество. — Ни хрена себе доброволец... У тебя что, Сеня, несварение мозгов в котелке? Это ж пугало! Садово-огородное обыкновенное.
— Ну да! — подхватил шут. — Простейшее кошмарное приспособление! Для упугивания ворон и других мордоклювых птиц! Но не только, государь. Глянь-ко...
И он, надломив, сложил обе пугальи руки вдоль тулова.
— Нравится?
Царь, бороздя носком туфли по земле, размышлял. Собственно говоря, такой вариант вполне ему подходил. Особенно с точки зрения сбережения жизни кандидата. Каковую, по причине отсутствия, можно было и не беречь. А также с точки зрения экономии средств наградного фонда. Без каковых данная сермяжная скульптура вполне могла обойтись.
— Нда... — пощипав густой, как подзаборная крапива, ус, вымолвил государь. — Хрен с им... с нихрена себе кандидатом... Утверждаю! Так тому и быть! Пущай, так сказать, умеренно человекоподобное существо самого человека пока заменит. Все ж таки, чего там ни говори, впервые в мире оно такое...
И тут вдруг ситцевый платочек, мелькавший там и сям среди насаждений, оказался бегущей что есть мочи царицей.
— Батюшка! Сеня! — закричала она еще издали. — Скорей! Бегом! Голландскому послу плохо!
— Что такое? — проворчал царь. Он не любил, когда его отрывали от дела. — Поди, опять пробовал, как я, свечкой питье закусывать? Дак сей обычай непереводим для ихних желудков. Да и целую горящую зачем в рот-то сразу пихать? С огарочков следует начинать, с огарочков...
— Нет! — с задравшимся кверху платком государыня очень стала похожа на древнего марафонца. Принесшего, однако, совсем не благую, а очень худую весть. -Не то, батюшка! Совсем не то! Много хуже... Гораздо хуже... Война...
Сказка №33
В этот субтрагический день, занесенный впоследствии в календари и учебники как День Наземной Тревоги, государь и его двор решали столь же нелегкую, сколь трудную, тяжелую и непростую задачу. А именно : не допустить войны. Которая, воздев свои костяные руки, уже замаячила на горизонте.
А все дело было в после. Его голландское высокородие одноименный посол, заинтригованный словами царя о каком-то важном предприятии, которым он занят, приложил критическую массу усилий в добывании информации на сей счет. В первый раз за всю свою карьеру вспомнив, что он же является резидентом и личным составом разведки в данной стране, посол помусолил "Наставление по скрытому проникновению в замыслы", вспомнил кое-что из преподанных ему в юности азов и, употребив некоторое количество гульденов на экипировку, преобразился. Матушка-послица, увидев в мужнином кабинете безлошадного хлебопашца, постукивающего лапоточками по паркету, изумилась столь сильно, что пролила кофеек на фартук. Смущенный посол, пытаясь вставить в рукава мужицкой рубахи запонки, объяснил ей, что обстоятельства требуют неординарных подходов, велел к обеду не ждать и, зачем-то смазав лапоточки дегтем, отправился на разведку.
Каковую провел в двух трактирах, на трех завалинках и в конюшне, свойски беседуя с населением и скотиной. Через несколько часов собранная им информация улеглась примерно в следующую картину : государю-батюшке было подробное видение с чертежами, а также голоса, призывающие эти чертежи воплотить. Само же по себе устройство является революционного типа оружием, позволяющим враз расправиться со всеми врагами самым кардинальным манером. Говорили что-то о дальнометном железном луке с тысячью одновременно запускаемых стрел; о чудо-пушке с огромными снарядами в виде шара, которые не летают, а катятся по вражеской территории, уничтожая все выпуклое и торчащее; о большой чугунной ракете меткого попадания, способной шмякнуться обземь с таким грохотом, что в радиусе ста верст из ума выживало все хоть сколько-нибудь мыслящее. А один отважный воображением мужичонко даже шепнул послу в оттопыренное ушко, что секретный царский план о семидесяти двух листах подразумевает одновременное радиальное наступление на весь мир.
— Ослобождение мирового крестьянства от мирового господства. — сказал мужичонко и, хитро глядя на законспирировавшегося под мочальной бородою посла, добавил :
— Дабы уничтожить все сущее на земле самым гуманным образом.
В общем, согласно "Наставлению по оценке нависших угроз", ситуация была хотя и туманной, но весьма и весьма критической. И посол, переоблачившись и взяв самую готическую из тростей, явился ко двору с самым официальным из всех возможных визитом. По отсутствию царя объясняться пришлось с государыней. Мужественно уклонившись от дегустации земляничного с кремом свежего пирога, его высокородие столь путано изложил причины своего появления, что государыня едва не уронилась на персидский ковер. Да и сам посол, вынюхав чрезмерную понюшку успокоительной соли, сделался не только бледен, но и весьма слаб ногами. Совладав с собой, царица оставила посла наедине со вселенским ужасом, а сама, гудя и семафоря, бросилась искать мужа. Каковой обнаружился ковыряющим в носу в компании шута и примкнувшего к ним чучела со сложенными руками.
— Разведка-то у его хорошо поставлена. — сказал царь, выслушав более похожую на бабьи причитания сбивчивую речь государыни. — Только не на ноги, а на голову. Ни грамму не удивлюсь, ежли он уже чемоданы упаковал. Да, все-тки чего бы он в мемуарах там не писал, а мы для его — загадка.
— Не мы, а ты, величество.- уточнил шут.
— Ты чего затеял опять? — спросила, трогая кончиком платка уголки глаз, царица. — Ты всерьез али как?
— Я — как все цари. Понарошку, но насмерть! — гордо ответил царь. Но, не желая томить супругу, приобнял ее и что-то долго шептал на ухо, временами спрашивая :
— Понятно?
Царица выслушала, все поняла и, оглядев чучело, сказала :
— Хорошо, что не понимает ничего. Вот испужалося бы...
И уже через несколько минут государь, включив предварительно механического павлина, толкнув музыкального Ваньку-встаньку и самолично сходив за пирогом, объяснялся с послом дружественной державы.
— В точности, высокородие, рассказать тебе пока не могу. Не столько военный секрет, сколько государственный сюрприз. Однако поверь : никакого ущербу не токмо не допустимо, но, наоборот, прибытку немалого обоим странам в достатке будет. Потому что сие инкогнито механическое суть устройство не боевое, а сугубо мирного назначения. Хоть и весьма ужасного виду.
И послу в который уже раз пришлось вместо анализа положиться на веру. Он ел пирог, качал Ваньку-встаньку и зачарованно смотрел то на павлина, то на государя. Который, протягивая очередной кусок на новом подносе, говорил :
— Главное в нас с тобой качество — правдивая непобрешимость. Вот пускай у того, кто из нас двоих друг дружке хоть раз сбрехал — кусок изо рта падет!
И они спокойно сидели дальше. И ни у кого ничего не падало.
Тем же вечером состоялось и само событие, скрытая подготовка к которому чуть было не привела к международному кризису. Государь пригласил супругу, царевну, посла с женой, бояр и духовенство на луковое стрельбище и посоветовал запастись ватой.
— Дабы ушами не онеметь. — сказал он, переглянувшись с шутом. Который от себя посоветовал захватить и туалетной бумаги.
— Дабы филейным горлом одеяний не оскорбить. Ибо столь рекордных децибел звукопад ожидается, что Илья-пророк ваш уже завтре Господом со службы уволен будет. За неполное соответствие. — шут, кривляясь, показал духовенству свой самый длинный в государстве язык. На что самый молчаливый из попов показал ему из-под долгой полы самые длинные в стране ножницы.
