Наринэ Абгарян - Манюня пишет фантастичЫскЫй роман
— Оооо, — мы покрылись мурашками. — Много написала?
— Да вон первую главу пишу. Вы посидите пока с Ба, я допишу и приду почитаю вам.
Сидеть с Ба, когда она крутится на кухне, не очень хотелось.
— Может, мы во дворе подождем? Тут, на скамеечке?
— Ба сегодня добрая, — успокоила нас Манька, — она уже с утра успела накричаться, когда папу отправляла в погреб — полки мастерить. Вон, налепила пирожков, и, пока они подходят, смотрит телевизор.
Мы с опаской заглянула в гостиную. Ба сидела в кресле и штопала свои зимние чулки. «Готовит телегу зимой», — подумала я.
— Здравствуй, Ба. — Мы подошли и чмокнули ее в мягкие щеки.
— Вы посмотрите, что за чушь передают, — хмыкнула она.
В телевизоре какой-то бородатый дяденька раскидывался стопками бумаги и плакал на весь экран:
— Я люблю тебя, Элижбета! Элижбета, я тебя люблю! А-ха-ха (безутешные рыдания). Я люблю тебя, Элижбета! Элижбета-а-а-а!!!
Некоторое время мы завороженно наблюдали, как убивается этот сумасшедший дядечка.
— А где она? — не вытерпела Каринка.
— Кто?
— Ну, эта Элижбета.
— А черт ее знает, гульнула, видимо, от него, вот он и корячится, бедолага, аж все глаза себе выплакал.
Мы не очень поняли, в чем все-таки провинилась Элижбета.
— Ба, а что такое «гульнула»?
Ба пожевала губами.
— Развелась с ним.
— А что это за бумаги, которыми он раскидывается?
— Это письма, которые он написал, но не отправил ей.
— Ого, — вылупились мы, — так Элижбета, значит, давно уже с ним развелась? Столько писем-то!
— Я же говорю — имбецил. Нет, чтобы делом заняться.
— Элижбета! — душераздирающе крикнул дядечка. Мы встрепенулись и обернулись к экрану. Дядечка простонал и, закатив глаза, упал на пол. Бородой вверх. И на эту торчащую колом бороду кто-то невидимый за кадром стал швыряться горстями разодранной в клочья бумаги. Ба дождалась, пока на экране появились титры, и прочла фамилию режиссера телеспектакля.
— Вот ведь дегенерат, — хмыкнула она и выключила телевизор. — Ладно, пойдем пирожки жарить.
Мы обрадованно последовали за ней на кухню. Ба вытащила большую чугунную сковороду, щедро налила масла и поставила на огонь. Когда масло разогрелось, она стала по одному опускать туда пирожки. Пирожки мигом схватывались корочкой и отчаянно шипели. Мы с Каринкой сели за стол и преданно стали ждать. Первая партия пирожков почти уже была готова!
— Надо бы Маню позвать, — шепнула уголком рта я.
— На запах придет, — отмахнулась Каринка. Не существовало на свете силы, способной выгнать нас сейчас из-за стола.
Манька, словно услышав наш шепот, сама через секунду влетела на кухню. Боевым чубчиком и какой-то толстой тетрадью вперед.
— Вот! — крикнула она. — На сегодня, я думаю, достаточно. Смотрите, что у меня получилось!
Она плюхнулась рядом, распахнула тетрадь и продемонстрировала нам результаты своих трудов. На первой странице большими печатными буквами было выведено: «РОМАН».
— Ооо, — закатили мы глаза.
Убедившись, что зрители по достоинству оценили ее труды, Манька перевернула страницу. Мы увидели новую, не менее обнадеживающую запись: «ФАНТАСТИЧЫСКЫЙ».
— Ааа, — задохнулись мы.
— То-то, — хмыкнула Манька и торжественно перевернула страницу.
Третья страница не уступала в монументальности предыдущим: «Автор — МАРИЯ ШАЦ. МИХАЙЛОВНА», — скромно гласила она. «МИХАЙЛОВНА» топорщилась во все стороны желтыми лучиками лампочки Ильича.
— Ыыыыы, — контуженно промычали мы.
«ГЛАВА 1», — объявляла следующая страница.
Напряжение на кухне возросло до такой степени, что чиркни кто спичкой — и дом разнесло бы взрывом на микрочастицы.
Манька перевернула страницу.
«— Уньк-уньк-уньк, — сказал инапланитянин и постучальса в дверь», — гласила пятая страница Манькиным птичьим почерком.
На этом интригующем месте запись обрывалась.
— Потом допишу, а то запахло пирожками, и мне расхотелось сочинять, — объяснила Манюня. — Ну как?
— Шикиблеск! — Мы, наконец, выдохнули и воровато протерли выступивший на ладонях пот уголком скатерти. Ба, отвернувшись к плите, мелко тряслась спиной.
— Ты смеешься? — разобиделась Манька.
— Ну что ты, — Ба повернула к нам раскрасневшееся лицо, — мне просто от плиты жарко. Идите лучше позовите Мишу, пора пирожки есть. Тетрадь оставь, — велела она Маньке.
— Я папе хотела показать.
— Папа дома посмотрит.
Мы побежали звать дядю Мишу. Пока обувались, слышали, как Ба сначала зашелестела страницами тетради, а потом разразилась гомерическим хохотом.
— Ой не могу, — стонала она, — ой, сил моих больше нет!
— Она думает, это будет смешной роман, — покачала головой Манька, — но очень ошибается. Это будет грустный роман о том, как инопланетяне захватили нашу планету и погнали людей в рабство.
— Куда?
— Не знаю, я пока не придумала название их планеты.
— Можешь назвать планету Элижбетой, — встрепенулась Каринка.
— Я подумаю, — милостиво согласилась Манька. — А что такое Элижбета?
И по дороге на задний двор мы с сестрой наперебой стали рассказывать о бородатом дядечке из телевизора.
— Точно назову планету Элижбетой, — решила Манька и толкнула дверь погреба. — Пап, пойдем пирожки кушать, ой!
— Чего это «ой»? — Мы заглянули следом и встали как вкопанные. — Здрассьти, Дядьмиш!
— Здравствуйте, девочки. — Дядя Миша топтался в груде каких-то осколков и всем своим видом напоминал сумасшедшего дядечку из телевизора.
— Пап, ну что ты опять натворил? — вздохнула Манька.
— Заставил полку пустыми литровыми банками, а она возьми и рухни. Плохо прибил, значит.
— Литровыми? Вот такими? — показали мы приблизительную высоту банок.
— Да.
Мы похолодели. Литровые банки были самыми дефицитными. Туда закатывали конфитюры, аджику, баклажанную икру, печенные на огне овощи, домашнюю тушенку. Ба доставала эти банки с боем и поэтому тряслась над ними, как над сокровищем. Чуть ли не каждую в лицо знала.
— Я соберу все осколки и выкину. Авось мама не заметит. — Дядя Миша умоляюще посмотрел на нас: — Вы только не говорите ей, ладно?
— Заметит, это же литровые банки, они у нее все наперечет, — обнадежили мы его.
— Мать их за ногу, — пригорюнился дядя Миша.
— Пойдем пирожки есть, а то Ба спустится за нами и увидит, что вы тут натворили, — потянула я его за руку.
— Пойдем.
Пирожков поесть нам не удалось. По кухне, как ошпаренная, металась Ба. Стол был завален свертками с едой. Ба в спешном порядке нарезала хлеб, раскладывала по мискам сыр, соленья и овощи.
— Миша, — выдохнула она, — позвонил Юра, сказал, что едем на шашлыки. Я не знаю, почему такая спешка, но он таки умолял поторапливаться. Хорошо, что я успела пирожки дожарить, а то к нашему возвращению тесто бы прокисло. Да! Юра просил взять шампуры и… — Ба выпучилась. — Забыла, что еще просил взять. Наринка, набери домой, узнай, что отцу еще было нужно.
Я побежала вызванивать папу.
— Але? Мам? А что еще папе нужно было, кроме шампуров?
— Ян Амос Коменскиииий! — позвала мама. — Что еще, кроме шампуров, ты у Миши просил?
— Нарды. Скажи, чтобы нарды взял!
— Папа, а сиводни воскрысенье или узе рано? — долетел до меня голос Гаянэ.
— Доконала-таки, — удовлетворенно хмыкнула я и положила трубку. — Дядьми-иш, нарды, папа просил нарды взять!
ГЛАВА 11
Манюня наводит марафет, или Диалоги Кафки
Однажды прекрасным июньским утром мы сидели в беседке нашего двора и наводили марафет. Мы — это Маринка из тридцать восьмой, Манюня и мы с Каринкой. То есть мы с Манюней и Маринкой наводили марафет, а сестра мастерила рогатку. Маникюр и прочие девчачьи забавы она не особо жаловала, поэтому периодически косилась на нас и выдавала презрительное «пф!».
Двор пустовал: детей на летние каникулы разобрали бабушки, а Рубик вообще уехал в Кисловодск. «Небось нервы лечить», — подумала я, покосившись на сестру.
Каринка откровенно скучала. Терзать было некого. Она стоически терпела наш щебет «ни о чем» и, чтобы не терять навыки, периодически задирала то меня, то Маньку. Мы великодушно ее прощали, потому что понимали — Каринка в печали.
— Через неделю поедем в лагерь, и ты сразу придешь в себя. Детей там много, будет кого мучить, — утешала ее Манюня.
Сестра основательно готовилась к поездке. Сегодня она мастерила третью по счету рогатку. Две другие уже лежали на дне нашего чемодана, для отвода глаз завернутые в папины старые семейники.
— Этой рогаткой я буду брать на мушку вожатых, — сопела сестра, обматывая рукоятку медицинским пластырем, сворованным в домашней аптечке.
