Стив Мартин - ЧИСТАЯ БРЕДЯТИНА
Я еду в страну, где законным и общественно–приемлемым является поедание людей. Мне бы хотелось съесть своего шурина, который в поездке будет меня сопровождать, а он по национальности канадец. Сам я — из Айовы. Будет ли это этично?
Я полагаю, что в Айове каннибализм незаконен, а вот насчет Канады — не уверен. Я бы предложил вам сначала завернуть в Канаду, привести своего шурина в полицейский участок, съесть там его ногу и посмотреть, станет ли кто–нибудь возражать. Если нет, можете быть спокойны — полное поглощение вашего шурина в терпимой стране будет совершенно этичным.
После того, как мне запретили вход на поле лиги юниоров, за которую играет мой девятилетний сын, я начал учить его орать на тренера. Мне хотелось бы потворствовать тому, чтобы в свои очаровательные тирады он включал непристойности, но поскольку в нашей семье они под запретом, то не сделает ли это меня лицемером?
Вы создали сейчас философскую головоломку. Что происходит, когда одновременно действуют два противоречащих друг другу моральных закона? Бертран Расселл говорил, что один закон, возможно, будет указывать на истинность или ложность другого несмотря на то, что они оба противоречат друг другу. Однако, следует заметить, что в 1948 году Расселл вступил по этому вопросу в продолжавшуюся весь остаток жизни вражду с Волшебным Шаром 8, сказавшим: «Ответ невнятен, пробуй еще раз».
Я подаю в суд на одиннадцатилетнюю дочь моих соседей, поскольку она подслушала, как мой сын Честер сказал: «Я собираюсь взорвать школу и всех, кто в ней находится», — а затем заложила его директору. Мой сын в результате превратился в школьного парию, и его выгнали с урока домоводства. Следует отметить, что я всегда была строга к своему сыну и никогда не позволяла ему выносить самодельные бомбы из спальни. Помимо обращения в суд мне бы хотелось отомстить и каким–нибудь иным способом, но мой свояк сказал, что иска будет достаточно. А вы как думаете?
Вы случайно попали в сложную область философии, которую Шопенгауэр называл «сведение счетов». Здесь важно использовать систему судопроизводства для того, чтобы поквитаться законно, а затем, по выражению Шопенгауэра, «наподдать им еще чутка». Почему бы, скажем, не пригласить соседей на обед и не подать им жирную высококалорийную пищу?
Я — учитель шестого класса, и мне хотелось бы повесить у себя в классной комнате на стенку Десять Заповедей. Тем не менее, мне сказали, что это незаконно. Я не уверен, кого мне следует чтить: Великого Бога Иегову, Повелителя Вселенной, — или Конституцию Соединенных Штатов. Что мне делать?
Легко. Измените все устаревшие грамматические формы глаголов на современные. Выбросьте тот пункт где говорится о желании жены ближнего своего (сейчас уже говорить об этом слишком поздно и недостаточно). Измените «Заповеди» на «Советы». Теперь у вас вместо Десяти Заповедей — Девять Советов. От этого будут счастливы все.
ПРЕДИСЛОВИЕ К МОЕЙ АВТОБИОГРАФИИ
Двенадцать лет назад мне был предоставлен неограниченный доступ к самому себе в целях написания автобиографии, и после этой дюжины лет исследований, интервью и личного ознакомления я осознал, что там никого нет. Я таким образом решился изобрести персонажа, который стал бы моим другом, глазами которого меня можно было бы рассмотреть, который представил бы мою личность на всеобщее обозрение посредством вымышленных встреч со мной. Этому олитературенному повествователю я дал имя «Строув Мортман», и упоминать отныне его буду как его/ее. Я пришел к выводу, что выгоднее иметь рассказчика мужского пола, когда речь идет о моей мускулатуре, моей деловой проницательности и моей хватке, а рассказчика женского пола — при обсуждении моей физической внешности, моих соблазнительных взглядов и моей нежности. Я дал ему/ей такое имя, поскольку оно одновременно мужское и женское — Строув МакКарти, ирландский тенор (1912—1963), и Строув Бандолини, итальянская лесбийская поэтесса (1612—1725), — и фамилию «Мортман» из–за того, что она означает, если ее прочесть наоборот.
Я, естественно, хотел бы выглядеть как можно интереснее, поэтому несколько событий в этой книге также были придуманы. Мои футбольные достижения в старших классах средней школы в том виде, в котором приведены здесь, — не совсем мои, а, скорее, комбинация случайных чисел, превышающих сто, разделенных такими словами, как «гол» и «на». Восхищенные комментарии болельщиков–поклонников с трибун по ходу сфабрикованного таким образом матча являются пастишем из комплиментов, высказывавшихся Папе Клименту VIII Галилеем в 1605 году. Описания моей сексуальной доблести — размеры, снятые со статуи Давида работы Микеланджело и умноженные на 1,25.
Иные литературно обработанные воспоминания, приводимые здесь не для того, чтобы одурачить читателя, а исключительно для того, чтобы проиллюстрировать различные аспекты моего характера, включают в себя мое собственноручное асфальтирование двухмильного отрезка бульвара Сансет, мой отказ от Нобелевской премии за мои разработки в области генной терапии и мое оплодотворение бесплодных домохозяек с молчаливого согласия их благодарных супругов.
Несмотря на то, что я уверен в наличии у меня детей, отыскать их я не смог — как не смог отыскать и каких–либо свидетельств их существования вообще. Возможно, это результат психической игры, разыгрываемой со мною кем–либо, но я отчетливо помню, как был отцом невесты. К этому вопросу я обращусь в последующих томах.
Ради пущей драматизации действия определенные дискретные события были сжаты в одно; в особенности это касается области остроумных реплик и удачных ответов. Зачастую — на самом деле, всегда — представляется, что моя ответная реплика произносится непосредственно в момент оскорбления. В некоторых случаях, однако, прежде, чем я открывал рот для ответа, могло пройти до трех лет, причем ответ этот являлся не моим собственным плодом остроумия, а продукцией команды высокооплачиваемых писателей–юмористов.
В целях поддержания повествовательного потока я также преувеличил свое участие в определенных видах благотворительной деятельности. Это призвано показать мою глубокую озабоченность нуждами тех, кому повезло меньше, нежели мне, хотя озабоченность эта никогда не переводилась ни в какие иные действия. Тем не менее, я оказывал помощь лицам, выпадающим из поля зрения крупных благотворительных организаций, предлагая им советы, такие как: «Найди себе работу» и «Все ваши болезни — у вас в голове».
Интересно также отметить, что восемь лет, проведенные мною в Йеле, не попали в официальные документы этого учебного заведения, или, что еще хуже, таинственным образом были стерты из них чьей–то зловещей рукой. Документы эти неким образом оказались в Начальном колледже Санта–Аны, Калифорния, с заниженным средним баллом успеваемости. К тому же я с тревогой обнаружил, что выпускную фотографию моего класса кто–то редактировал, в результате чего я на ней стал походить на обсоса, который теоретически мог бы потерять девственность только в прискорбном возрасте 22 года.
Я получил бесплатный доступ к записям моего психиатра — или, по крайней мере, к записям, которые он оставил на своем рабочем столе перед тем, как извиниться и на минутку «выскочить за кофеином». Записи эти демонстрировали интересное и глубокое понимание меня объективной и незаинтересованной стороной, которой я плачу деньги. Цитирую некоторые из них:
…приснился сон настолько тупой, что мог бы произойти на самом деле.
Купить крем–ополаскиватель.
[разнообразные каракули]
Мне следует выразить благодарность нескольким людям, внесшим свой вклад в написание данной автобиографии. Хотелось бы поблагодарить моего редактора, чей комментарий «Я это прочел» смыл остатки сомнений с моей души и придал мне мотивацию писать дальше. Я благодарю свою бывшую жену Делорес, чей мудрый совет — «Лучше, если там не будет ни одного негативного слова обо мне, или весь мир узнает, как ты двигался кокаином с Либерачи» — подсказал мне необходимость переоценки всей нашей совместной жизни, заставившей меня признать, что годы, проведенные с нею вместе, были сущей идиллией. И, наконец, я хочу выразить свою признательность греческому поэту Гомеру, поскольку без его «Илиады» я бы просто не знал, какими словами передать некоторые из своих подвигов в ходе операции «Буря в пустыне».
СЛОВО ОТ ИМЕНИ СЛОВ
Во–первых, позвольте сказать, насколько мне нравится быть одним из слов в этой книге, и как признательно я за предоставленную мне возможность выступить от имени всей нашей группы. Часто мы бываем так заняты тем, что говорим за других, что нам никогда не удается высказаться самим или обратиться непосредственно к тебе, читателю. Наверное, это избыточно — обращаться к тебе, читатель, словами «ты, читатель», но писать мы не привыкли, да и, на мой слух, такое обращение звучит гораздо лучше, чем «вы, два огромных кулака, что держат меня», или «ты, огромная и тяжелая масса протоплазмы».
