Сергей Куприянов - Хумор
Так вот лейтенант Белов. Ему в минуту – это единица времени, а не оборот речи – накидывают пригоршню двушек. И он звонит домой с телефона-автомата.
– Мама, это я!
Мама в шоке.
– Ты откуда?
– С вокзала! Запоминай! Я все оставил в ячейке. Ее номер – номер нашей квартиры. Ее буква – первая буква нашей фамилии.
Вокруг стоит народ и слушает. Толпа не толпа, но люди, исполнившие свой гражданский долг по отношению к защитнику Родины, интересуются. Со стороны железнодорожных путей раздается характерный звук, свидетельствующий о том, что состав вот-вот отправится. Время!
– Дальше! Начало нашего телефона! Запомнила?!
А народу все интереснее.
– Где папа?
– Дома. Он как раз собирается к тебе. Ты как?
– Нормально! Всё, некогда. Пока!
Судя по звуку, состав начинает движение. Время!
В бешеном рывке лейтенант Белов достигает путей, по которым уже движется его эшелон, набирая скорость. Ясно, что, когда с ним поравняется его теплушка, состав так разгонится, что не запрыгнуть. И он влезает, рискуя покалечиться, на ближайшую платформу. Открытую.
А ночь. Холодно. До родной теплушки вагонов пятнадцать, не добраться. Когда следующая остановка – неизвестно. Ночью? Или утром? Да и хрен с ним. Кое-как устроился, но ведь холодно – жуть. Хотя, вроде, и лето. Главное, не отстал.
На его счастье минут через пятнадцать эшелон останавливается на сортировку. Белов спрыгивает на землю и идет пешочком до уже кажущейся родной теплушки. А там уже паника – лейтенант пропал! Майор Снегирев, назначенный начальником эшелона, оказавшийся в курсе произошедшего, вылупился на него.
– Ты что, на машине догонял?
Лейтенант Белов скромно пожал плечами.
Что такое сортировка на горке? Для экономии времени и топлива отдельные вагоны и платформы не растаскиваются тепловозом, а их спускают с верхней точки горки с тем, чтобы стрелочники, переводя на нужный путь вагоны, таким образом формировали составы. Со стороны зрелище, может быть, и интересное, но тем, кто находится внутри теплушек, не до веселья, потому что подвижной состав, сталкиваясь буферами, создает такое сотрясение внутри, что всё, находящееся внутри, летит на пол – личные вещи, оставшийся в котелках суп, котлеты, вода, печка. Поэтому личный состав все это время занят тем, что ловит или удерживает вещи.
Ну а отец Белова вскоре нашел его. Напряг своих знакомых, которые до этого неправильно проинформировали его о времени прибытия эшелона на станцию Смоленск – по их сведениям он должен был прибыть двумя часами позже, – и на этот раз те дали правильные данные.
Эта встреча была такой, что Белов, давно уже не лейтенант, по сию пору вспоминает ее с волнением. Такие переживания, такие эмоции! Есть такой замечательный фильм «Отец солдата», в котором пожилой мужчина идет добровольцем в армию для того, чтобы найти своего сына, командира танка. В фильме они не встретились. Здесь же встреча состоялась. Вот такой это был накал эмоций. Даже сослуживцы, ставшие тому свидетелями, это почувствовали.
Все, как известно, познается в сравнении. В том числе и выпадающие на долю человека тяготы. Как довольно скоро выяснилось, все, что происходило в пути до Уральского хребта – цветочки. До Урала, оказывается, все было хорошо. Культурная зона. На всех станциях освещение, люди интеллигентные, все вопросы решаются. После же хребта начались ягодки. На станции – одна-две лампочки, ничего, по сути, не освещающие, а лишь обозначающие собой наличие некого объекта. На каждой станции военный комендант инструктирует – там убили, там ограбили, там у часового отняли оружие. В караул выставляли уже по двое и без оружия – чтобы не отняли. Солдаты выходили с топорами, ломами, каким-то дубьем. И еще жара. Бойцы шалеют. Чуть ли не самой главной боевой задачей офицеров эшелона стало удержать солдат от пьянства.
В пути лейтенант Белов, не теряя времени, загорал на открытой платформе. Притащил туда матрас, взял книжку и – получай, служивый, удовольствие. Солнце, ветерок обдувает. Хорошо.
Как-то раз остановились у кукурузного поля. На нем стоит трактор «Кировец» и работает вхолостую. В кабине никого не видно. Эшелон стоит, трактор молотит двигателем. Время идет. Солнце палит. Лейтенант Белов лежит на матрасе, читает книгу. В кабуре пистолет – с ним он в пути не расставался.
Вдруг на платформу лезет какой-то хмырь. Внаглую прет. Страшный до ужаса. Без глаза, на одной руке пальцев не хватает, грязный до черноты, зубов если только половина. Ну чистый упырь.
– Командир, подари кепку.
На Белове была так называемая афганка, в ту пору еще только появившаяся в армии.
– Да пошел ты…
– У-у, пистолет, – тянется хмырь к оружию.
Но ничего, отбился. Отстоял, так сказать.
Но дальше больше. Как говорится, чем дальше в лес, тем злее лесники.
Приехали на товарную станцию Иркутска. Выставили караул – караульных ставили уже по двое, чтобы один прикрывал другого. Вечер. Время – одиннадцатый час. Майор Снегирев и лейтенант Белов стоят у теплушки, покуривая. После бесконечной поездной тряски хочется ногами почувствовать твердую землю.
Вдруг со стороны поста крик: «А-ай! Помогите! Караул! В ружье!». И шум какой-то.
Что оказалось. Группа пьяных мужиков перебиралась через пути, увидели солдат, и они им чем-то не понравились. Может, им вообще военнослужащие не по душе. Все вместе, хором, напали на бойцов. Избили одного, а второй сумел вывернуться и убежать. Вот он-то и кричал. За ним – человек шесть. Боец орет: «На нас напали! В ружье!».
Лейтенант Белов дурным голосом командует: «Караул, в ружье!!!».
Из теплушки выскакивают двое бойцов с автоматами, еще один ствол хватает майор да у Белова пистолет.
«Стой, стрелять буду!».
Белов один раз стреляет в воздух. Бегут. Второй раз. Пьяные бегут и чего-то орут. Разобрать можно было только слова переднего «Стреляй, власть зачтет!».
Если судить по Уставу строевой и караульной службы, то происходит натуральное нападение на пост, так что можно открывать огонь на поражение. Но вот тут, именно в этот момент перед Беловым открылась дилемма – стрелять в живого человека или нет. Готов ты его убить? Видно, что и у остальных было то же самое. Вот он, перед тобой, нажимай на курок и убивай. И ведь времени на принятие решения – секунды. Не много секунд, не двадцать или сорок. Нет! Две, в лучшем случае три.
Стрелять никто не стал.
Диспозиция такая. Трое солдат – в том числе один запыхавшийся, с поста, – и майор внизу, на земле. Белов наверху, у края теплушки.
Налетают эти шестеро, и начинается самая натуральная драка. Все перемешалось. Солдаты с майором автоматами как ломами орудуют, те руками-ногами. И темно же уже. Чем все это кончится – неизвестно. Но ясно, что ничем хорошим.
И тут майор вскидывает автомат и пускает длинную очередь поверх голов.
– Лежа-а-ать!!!
Пули веером. Прожектор разбил, еще что-то. Уже по их теплушке лупит. Белов видит – автомат разворачивается к нему. Видать, заклинило товарища майора.
– Стой!!!
Помогло.
Все – и нападавшие, и солдаты уже лежат носами в землю.
По громкой связи, при помощи которой дают распоряжения на станции – многие это наверняка слышали – уже кричат:
– Тут у нас стрельба. Давай милицию сюда!
Кому кричат, зачем – непонятно.
В общем, все не как в Уставе.
– А вы чего лежите?! – это уже солдатам. – Встать!
Встали, оружие взяли, всех шестерых взяли на прицел. Злые все. Майор злее всех. Ну, оно и понятно. Солдаты немного попинали лежащих.
Быстро прибежали милиционеры из линейного отдела. Тоже злые, лихие ребята. Видно, такой местный менталитет. Эти били всех шестерых уже конкретно, дубинками своими. До полусмерти.
Один из задержанных, не то самый трезвый, не то подогадливей оказался, понял, чем дело пахнет, не то самый отчаянный, приподнялся.
– Братаны, ну ладно, чо вы? Все нормально, а? Отпустите, мы без претензий.
Говорит и приподнимается.
– Разошлись краями, лады?
И вдруг вскакивает, отталкивает солдата и бежит. Майор вскидывает автомат и очередь ему в спину. Наповал.
Потом приехали опера. Тоже злые. Ночь же и вообще ЧП. Один, не то армянин, не то азербайджанец, в модных ботинках на высоком скошенном каблуке, какие тогда делали в Ереване на знаменитой фабрике «Масис», запомнился особо. Один из задержанных вскакивает и орет:
– Опять менты!
Этот опер сбивает его с ног и этим модным каблуком уже лежачего по голове. Кровь, сопли полетели, еще что-то. Хруст. Страшное зрелище.
Вскоре всех увезли.
Разбирались – допрашивали, составляли протоколы, брали объяснения, созванивались – до утра, часов до десяти. Действия караула признали правильными и всех отпустили. Слава о героях летела по дороге впереди них. «Это вы там воевали?» – спрашивали. Приятно, черт побери.
