Артур Кангин - ОстанкиНО
Почему, скажем, судьба русского человека так неуклюжа, нечиста, кособока? Исполнена диких драм?
Вдруг осенило – насилие!
Вот корень всех зол…
Почитай газету, включи телевизор, радио – зарезали, взорвали, изнасиловали, угнали в рабство.
Насилие…
Как это по Евангелию? Хватили по одной щеке, подставь другую? Было бы десять щек, десять выкладывай!
Макар решил жить строго по заповеди.
Начал с жены Клавдии.
Раньше она попросит его на улице коврик вытрусить или мусорное ведро вынести, Макарка начинал бузить. Мол, то не этак, и это не так!
Жена, конечно, обижалась. Бросалась с кулаками. Парочку раз Макар отправлял Клаву в нокдаун. Пригодились юношеские занятия боксом.
А вспомнит о непротивлении, так сразу хватает ведро, коврик, продуктовую авоську, бежит куда следует.
Клавушка поначалу опешила. Реагировала на всё происходящее с чуть приоткрытым ртом. А потом обняла супруга, пытливо взглянула в глаза:
– Неприятности на работе? Обсчитался?
– Что ты? Блеск!
– Приболел?
– Здоров, как бык!
– Что же с тобой случилось? Любовницу завёл?
– Да, что ты?! Мне, дай бог, с тобой супружеский долг выполнять с образцовой регулярностью.
– Так что же? – чуть не рыдает супруга.
– Непротивленцем я стал.
– Как это?
– По евангельской заповеди? Слышала о щеках?
Клаве показалось, что муж издевается.
Со всего размаху она звезданула мужу по одной из щек. Муж, не будь дурак, сразу же подставил следующую. С радостью подставил. С ликованием.
Клавдия в ужасе округлила глаза и с лебяжьим криком рванула за дверь.
А через пару дней улетела в Кокчетав, к маме.
Макарка остался один.
Он обложился священными книгами, трудами Льва Толстого и Ганди, принялся постигать высокое искусство непротивления.
2.Щека Макаркина зажила не сразу. Лиловый подтек не сходил пару недель.
А тут Макара вызвал генеральный продюсер телеканала «Зебра» Аркадий Звягинцев.
Скосился на лиловую щеку:
– Что это с вами?
– Последствия рукоприкладства жены.
– За что же?
– За непротивление.
– То есть?
– О щеках слышали? Ударили по одной, подставляй вторую.
– Вы верующий?
– Не очень… Но в эту заповедь верю.
– Ладно! – шеф достал из стола толстую папку. – На следующей неделе к нам приезжает аудиторская проверка. В этой папке на нас компромат. Черная бухгалтерия. Ваша задача – это нигде не должно вылезти.
Макар почесал раздутую щеку:
– Я этого делать не буду.
– Это еще почему?
– Любая проверка – это насилие. А его нужно принимать с радостью и любовью.
– Хорошая шутка!
– Я не шучу.
Макара уволили.
Стал он уныло ходить за пособием по безработице.
Сплошное унижение. Сплошная практика со щеками.
3.За несколько месяцев дошел до полного обнищания. А тут слышит, кто-то ночью дверь взламывает.
Макарушка гостеприимно распахнул её.
За порогом стоял коренастый мужичок в вязаной шапочке.
– Ты кто? – спросил Макар Жеребчик.
– Медвежатник.
– Вор, что ли?
– Ну?
– Проходи!
– Не понял?
– Проходи и бери, что угодно.
Вор осторожно переступил порог.
– Вот манки немного осталось, – певучим голосом экскурсовода вещал Макар. – Тут грамм триста пшена. Хлеба, увы, нет. И картошки.
Лиходей вдруг заплакал:
– Совсем обнищал, братишка?
– Совсем.
Познакомились.
Медвежатника звали Василием Петушковым. Он был, кстати, тоже из отставных телевизионных бухгалтеров.
У Васи с собой оказалась фляжка со спиртом.
Дернули под обломки сухаря.
– Напарник мне нужен! – исповедовался Василий. – Есть у меня на примете склад. Хранилище элитной одежды. Кожаные турецкие куртки. То, да сё…
– Зачем ты это говоришь? – усмехнулся Макар.
Он уже очень давно не пил. Сокровенное тепло благостно разлилось по телу.
– Напарник мне нужен. Пойдешь?
– Но грабеж – это насилие!
– Уточняю, склад одежды для богатеньких буратин. Они на фартовых автомобилях разруливают. Какое насилие? Что ты?!
Ещё выпили.
Сухарь закончился, занюхали рукавом.
– Ну, разве попробовать? Всего разок? – задумался Макарка.
4.Склад на проспекте Мира взяли с лёгкостью необыкновенной.
Загрузили под завязку Васин «Москвичок» кожаными куртками и штанами.
На следующий день карманы Макара были набиты пачками ассигнаций.
Вечером же напарники пили элитный армянский коньяк, закусывали бутербродами с чёрной икрой.
– Ну, было насилие? – Вася хлопнул Макарушку по плечу.
– Разве, замок сломали.
– Вот! Привыкай к новой жизни, браток!
Видимо, Макаровское присутствие в деле привлекало фортуну. Ни разу не взвыла сигнализация. Ни разу на охрану не нарвались.
– Слушай, ты просто мой талисман! – похохатывал Вася. – Когда я тебя встретил, то на ржавом «Москвиче» рассекал. А теперь на шестисотом мерине.
Макар пополнел. Во все щеки у него играл молодой румянец:
– И, главное, никакого насилия!
– Чистая работа!
На Чертановском складе напоролись на матерого охранника. Здоровый бугаина!
Он схватил Макара за горло, стал душить. У Макарушки судорожно задрожали руки и ноги.
Вася пырнул финкой охранника в бок.
Тот разом осел.
– Убил? – спрашивал напарника дома Макар.
– Кто его знает! – смачно намазывал икру Василий.
– Но это же насилие!
– Да, какое там насилие? Охранник – холуй, пешка! Тьфу, на него!
5.Ах, как всё меняет буйное время!
На сегодняшний день Макар Жеребчик – главарь банды, лютующей в Подмосковье.
Макар не выносит ни одного слова возражения. Сразу же пускает в дело нож или пистолет.
С Васей Петушковым он расплевался. Василий стал осуждать его за излишнюю лютость. С такими Макару не по пути.
Жизнь Макара наладилась.
Он прикупил за несколько лимонов грин замок в Томилино. Вокруг все обтянул колючкой под током. Пустил мотаться туда-сюда собак-убийц.
Конечно, конкуренты на Макарушку покушались. Дважды прошивали его Мерседес калашом.
Господь хранил его…
Теперь он ездит в бронированном джипе, весом в 14 тонн. Днём и ночью за его спиной ходит двухметровый охранник, чемпион Москвы по боям без правил.
В минуту отдохновения, после большого дела, Макарушка садится на турецкую оттоманку, обкладывается книгами непротивленцев, Толстой, Ганди, Тереза мать и начинает грезить.
Когда-то он обязательно вернется к тотальному непротивлению.
Как же иначе?
Он и теперь внутренний непротивленец.
Но чем большим непротивленцем он становился внутри, тем более лютым зверем снаружи.
Закон сообщающихся сосудов.
– Хочешь Толстого и Ганди почитать? – спрашивает он своего двухметрового охранника.
– Я за всю свою жизнь всего одну книгу прочел, – хмурился богатырь.
– Какую?
– «Вешние воды».
– Возьми Евангелие. Прочти о непротивлении, о щеках.
– Не хочу, патрон…
И вот тут Макарка чуть не срывается. Он чуть не выхватывает револьвер с рифленой рукояткой. Но вместо этого гуманно бьет холуя кулаком по лицу.
Когда верзила сплевывает сгустки крови с зубами, Макарушка уходит прочь… С Евангелием под мышкой.
– Слушай, так он ведь сейчас отношения к телеящику никакого не имеет.
– Это так… Но ведь раньше.
– Нет, ты давай тех, кто сейчас там вертится. А кто с пистолетом в стороне лютует, зачем он нужен? Такими пусть сыскари Мура валандаются. А у нас задание глобальное. Историческое… Прихлопнуть ТВ! Шутка ли!
– Вернемся к нашим баранам?
– Ну, конечно! Продюсеров пока не тронь Цепани, брат, телережиссеров. Это еще те гуси!
Компромат № 22
Брюхо
Телевизионного режиссера Александра Есаулова съедала испепеляющая страсть.
Брюхо!
Он его обожал, лелеял, с ним вёл исповедальные беседы.
После обильного и вкуснейшего обеда в Останкино брюхо благодарно урчало, бормотало сказки.
– Ну как, милое? – спрашивал Саша.
– Сытно, – откликалось брюхо.
– Может, чего еще?
– Фисташек. С солью.
– Будет сделано!
– И молочком запить. С земляничным сиропом.
– Бегу, чадушко!
Но разве любимое брюхо сам накормишь? Тут требуется постороннее вмешательство. Нужна женщина!
Вечером Александр усаживался к интернету. Нырял в океан женских чар.
В переписке он не ограничивал себя никакими рамками. Предпочитал москвичкам провинциалок. Даже из ближнего зарубежья.
Так грузинка Тамара радовала его перченым лобио.
Молдаванка Лариса тефтелями в виноградных листах.
Но больше всего Саше угодила белоруска Мария. Он восклицал:
– Друзья мои! – глаза его сияли, как сахарные оливки. – Вы когда-нибудь пробовали телячьи понюшки? Нет?! Печется ячменный коржик. Сверху тушеное в томате мясцо. Потом кукурузный блин. А на макушке – филе из гусиных гузков.
