Михаил Крюков - Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет.
Я вышел. С трудом. Пытаясь сделать «кру-гом», чуть не упал. В голове гудело. Пролетевший через мой выдох воробей упал замертво. Замполит, выскочив из-за спины комбата, накинулся на беззащитного страдальца.
– Докатились, трщпрщк! Допрыгались! А я предупреждал! За забор – ни шагу! Никуда! Вы – разлагатель дисциплины! Гауптвахта давно по вам плачет. Организатор микрогрупп в коллективе! Сколько уже было последних китайских предупреждений! Терпение лопнуло! Командир, я считаю, надо его посадить… Хватит уже с ним возиться…
«Если четыре ротных – микрогруппа, а прапорщик – организатор, тогда зачем такой батальон?» – тоскливо промелькнуло в больной голове…
Старый добрый советский лимонад состоял из трёх основных частей: газированная вода, сахар и «композуха» – 90-градусный концентрат вкуса-запаха соответствующего напитка. Кто помнит? Все помнят? Её пили чистой, пили, разбавляя водой, при этом она становилась молочно-белой… Ею же и похмелялись… А перегар от неё был слышен за километр… А ещё можно в тесто её добавлять. Для всяких тортов. Две капли на кило. Такие дела…
Военторговский ситро-цех стоял сразу за нашим забором. Забор состоял из трёх ниток ржавой колючей проволоки. Местами она отсутствовала совсем. Командовала цехом женщина огромных габаритов – Инна Васильевна. Все текущие проблемы своего цеха она решала своей же композухой. Выгрузить машину сахара, навести порядок на территории – все это делалось курсантскими руками – а бутылочка композухи доставалась почему-то взводному… «Техника и вооружение» цеха, по идее, ремонтировались силами военторга, но реально поддерживать рабочее состояние разливочной линии, сатуратора и бутылкомоечной машины приходилось мне. Не из любви к лимонаду, как вы уже правильно заметили, а из любви к композухе…
О, композуха! Ты – радость лагерных аборигенов! Ты стоишь в полутёмном складе в старинных пузатых двадцатилитровых бутылях… Тонкие лучи солнца порой играют на их блестящих боках… Темно-зелёный «Тархун», светло-зелёный «Дюшес», оранжевый «Апельсин», нежно-жёлтый «Лимон» – вся палитра вызывает ощущение светлой радости и совершенства. Как картины старых мастеров… Твои тонкие ароматы наполняют сердце предвкушением… Ой, не могу… держите меня…
Прапорщик Пушкин отключился от времени.
В тот день, да, в среду, бутылкомоечная машина сломалась с утра. Работа встала. Во дворе цеха скопились недовольно урчащие грузовики и их водители, приехавшие за товаром. Вызванный по тревоге, я внимательно осматривал механизм, перемолотивший уже не один десяток бутылок и наглухо заклинивший. Инна Васильевна порхала рядом…
– Саша, не рвите душу, скажите, можно её сделать? Вы ж видите, что во дворе творится… Меня сейчас завмаги на куски порвут… Машины стоят… Два заказа на свадьбы… Я ж бутылочку сразу наливаю…
Никогда прапорщик Пушкин не был шантажистом… Но не воспользоваться таким моментом – я бы себе этого никогда не простил…
– Бутылочку? При всем моем уважении, Инна Васильевна, пять литров! Или я пошёл. Дела у меня. Комбат счас прибежит меня искать…
– Саша, побойтесь Бога! Какие пять литров! Откуда?
Сошлись на трёх… Инна Васильевна схватила пустую банку и уплыла на склад. Через пару часов грязный, мокрый, но ужасно довольный, я поставил себе на стол в КУНГе полную до краёв трёхлитровую…
Ротный тогда был у меня молодой, КУНГа себе ещё не завёл… Жил «с подселением» в моем. Пока… Поэтому ротная канистра спирта хранилась в «нашем» сейфе. Но не всегда она была полная… Бывали и трудные времена… Но комплект эмалированных, уже местами щербатых кружек был всегда наготове. Закуску посылал сам Бог. Лично и ежедневно.
Через тридцать секунд после появления банки был сказан первый тост. Ближе к вечеру потянулись друзья-товарищи. Получив по полкружки и короткое напутствие, они исчезали в вечерней дымке. Прилетели на огонёк и командиры дружественных рот или дружественные командиры рот (это все равно) нашего славного батальона. У каждого с собой немного было… Да плюс моя банка-наповал-убийца. По убойной силе она приравнивалась к двенадцати бутылкам водки… Результат вы уже примерно знаете. Ближе к полуночи вся наша компания с песнями двинулась в сторону общаги. Снежно-белая болонка замполита уже начала свою прогулку по коридору… Кто знал…
Развод закончился. Комбат подозвал меня к себе. Ничего хорошего это не предвещало.
– Через полчаса подойдёшь ко мне в домик. Получишь записку об аресте. Сегодня четверг, значит, пятница тире воскресенье ты сидишь свои трое суток. В понедельник утром докладываешь о прибытии с отметками и круглыми печатями, что ты отсидел. Не будет отметок – докладываю комбригу. С обеда можешь выдвигаться…
– А где ж мне отсидеть? Комендатура, говорят, не берет…
– А где хочешь. Я знаю, когда тебе надо, ты находчивый…
Добираться до города пришлось часа два. Попытка уговорить комендатурского начгуба провалилась сразу.
– Товарищ прапорщик! Я вам третий раз повторяю! Мест нет! И не будет! Ни завтра, ни послезавтра! И чем я вас кормить тут буду? Своим обедом?
С горя поехал в бригаду. На всякий случай выписал продаттестат. Все сочувствовали, но только один поросший мхом матёрый прапорюга, кряхтя и матерясь, вспомнил: «В старые времена, при маршале Малиновском, я сидел… В полку гражданской обороны была губа… Садись на электричку утречком и езжай. Нальёшь сто пятьдесят – скажу, куда». Налито было незамедлительно, и вечером я уже знал все координаты этого полка и возможные варианты посадки и высадки. Такие дела…
Длинная зелёная электричка со свистом прорезала утренний туман. На энном километре справа в соснячке стали видны казармы, боксы, колючая проволока – все это явно называлось полком. Вместе со мной высадились и добрая сотня военных, спешивших на службу. Пролетев через КПП вместе со всей этой толпой, я быстро и легко сориентировался. Люди в сапогах шли в казармы и парк, люди в «параллельных» брюках – явно в штаб.
Небедный себе был полчок… В штабе везде ковры, резное дерево. Ага, табличка… «Начальник штаба». Тук-тук… За огромным столом виднелась большая лысая голова под чьим-то портретом. В углу стоял вполне обывательский фикус.
– Товарищ майор… Разрешите… Вот тут такая проблема…
– Ну и на хер ты мне тут нужен, прапорщик? Мало у меня своих проблем? Нет у меня мест… А чем я кормить тебя буду?
– У меня аттестат…
– Съешь свой аттестат сам… без соли… хе-хе.
– Ну, может как-нибудь, в уголочке, в караулке…
– Вам что не ясно, трщпрщик?!
– Ну, может, хоть работу какую дайте…
Одна бровь начальника штаба, не встречая преград, полезла вверх по лысине, вторая – пошла вниз, по пути закрывая глаз.
– А что ты умеешь делать?
– Все умею… Связь, радиостанции, телевизоры, машины, дизеля-электростанции, первую помощь умею оказывать… Танки, тягачи… Подрывное дело…
– А щас вот мы тебя проверим. Что ты за спец… Есть у нас одна машина…
Ох, кривил душой майор… Не «наша» была машина, а его. Собственная. Денежку малую за неё платил. Все чужие машины разъехались своим ходом, а вот эта не хочет. А нанимать мастеров со стороны – стыдоба. Хрен цена такому полку… И начштабу его…
В то благословенное время в армии ещё все было. И вещ– и прод– и авто– службы были богатыми и добрыми. И «излишки» уже стало можно продавать… И пошло… Самые лучшие, ходовые автомобили были мгновенно раскуплены. По цене металлолома. Не лейтенантами… И не прапорщиками… Начальники собирались на этом неплохо заработать. Недальновидные частники покупали эти машины, надеясь сделать бизнес на грузоперевозках. Но очень скоро настали времена, когда возить стало нечего… Долго стояли под заборами на частном секторе эти несчастные ЗиЛы, «Уралы», «Газоны»… Уже их нет. Металл подорожал уж очень сильно… Такие дела.
В углу сырого тёмного бокса стоял бензиновый бортовой «Урал», покрытый пылью времён хранения на НЗ. Рядом было много свободных мест, явно указывающих на то, что все его собратья уже где-то пристроены в тёплых сухих гаражах у новых заботливых хозяев. Завидев меня с начальником штаба, местные бойцы исчезли как привидения. На их месте материализовался старлей – командир автороты. Получив задачу обеспечить меня помощником, а машину – бензином и аккумулятором, он тоже исчез. «Урал» незаметно подмигнул мне фарой. Несмотря на отсутствие аккумулятора. Он все понял.
– Вот, трщпрщк. Как тебя зовут? Так вот, Саша… «Урал» заводится. Работает на холостых. И все. Хоть газуй, хоть не газуй – одни холостые. Ехать не хочет. Чуть фыркнет и все. Все спецы смотрели. Трамблёр меняли. Зажигание вертели. Карбюратор мыли. Смотри. Сделаешь – получишь печати за трое суток. Не сделаешь – извини. Если что, звони мне в кабинет с КТП.[19]
