Евгений Комарницкий - Эныч
Генерал кладет ладонь на Галино бедро. Жена отмахивается локтем. Сбрасывает с себя руку Плухова.
— Устал, так спи. И мне не мешай.
Минуту генерал лежит без движения. Потом берется рукой за поднявшийся предмет. Думает.
— Галя, я понимаю твое беспокойство. Похоже, ты и впрямь не совсем здорова. Все сделаю, что смогу. Завтра же лучших специалистов выпишу из Москвы. Светил нетрадиционной медицины. Прямо с утра. А хочешь — в Швейцарию поезжай. Там одно Женевское озеро чего стоит.
Галя неопределенно шевелит ногой.
— Не нужны мне твои подачки.
Генерал спускается ниже под одеяло. Его голова сползает с подушки. Он сгибает ноги в коленях.
— А помнишь, как мы с тобой познакомились? Наши первые поцелуи в ординаторской… Ты у меня такой шалуньей была. И сейчас ты шалунья. Я тебя, конечно, никогда не ценил. Твою ласку. Тепло. Нежность. Я только теперь начинаю по-настоящему осознавать, как ты мне нужна. Ты для меня сейчас единственный человек. Самый близкий. Хочешь, Галя, тебе мои люди из Каирского музея украшения Клеопатры достанут.
— Ты мне лучше афганскую дубленку достань, — говорит жена. Слегка разворачивается. — Я в шубке мерзну.
— Достану, Галчонок. Я уже думал об этом. Обязательно достану.
— Ты все обещаешь-обещаешь, — Галя ложится на спину. — Я уверена: будь у Юрия Дмитриевича жена, она бы давно носила дубленку.
— О чем ты говоришь, дорогая? — генерал стягивает с жены одеяло. Задирает Галину ночную рубашку и становится между ее ног на коленки. — Причем здесь Юрий Дмитриевич?
Генерал вводит предмет. Его ноги подрагивают.
— Ой, — говорит Галя. — Изольда пришла! Галя отодвигается от генерала, прикрывается рукой. Плухов оборачивается. Видит в ногах свернувшуюся клубком собаку.
— Фу! — говорит он, спихивая Изольду с кровати. — Пошла отсюда!
Изольда опять запрыгивает на постель. Генерал бьет ее пяткой по голове. Собака визжит. Забивается под кровать. Генерал намеревается вернуться в прежнее положение, но ночная рубашка уже обтягивает Галины бедра. Плухов пробует снова ее задрать. Жена мешает.
— Не хочу, — говорит она. — Ты меня обманешь. Сначала дубленку достань, а потом будем разговаривать.
Звонит телефон.
— Сними трубку, — командует Галя. Генерал, держась одной рукой за предмет, подносит другой телефонную трубку к уху.
— Да… Это ты, Наташа? С ума сошла! Хоть ты и дочь нам, но звонить в три часа ночи — это уже слишком!.. Что? Не тараторь. Говори спокойней… Понятно. Позвони завтра утром… Что?.. Да! Да! Хорошо. Позвони утром. Спокойной ночи.
Генерал бросает трубку на аппарат. С досадой обнаруживает, что в сжимавшей предмет руке ничего нет. Ложится и накрывается одеялом.
— Что случилось с Наташей? Почему ты с ней так грубо разговаривал? — спрашивает жена.
— А-а! Вечная история! С новым ее хахалем какие-то неприятности. Пока не знаю какие… И когда это прекратится! Первый ее кандидат в женихи, художник, в казино для партийных и творческих работников драку затеял. Букмекерской загребалкой распорядителю глаз выбил. Выручил я его. Второй ее ухажер, церковный служка, тайком из часовенки по шинам маршрутных автобусов стрелял из духового ружья. Третий, дирижер из военного оркестра… Альбертом, кажется, звали… как не в настроении, выходил белым днем на улицу и просто бил морды прохожим. Предпоследний, Владимир…. хм… Вольфович — придурок-полутурок, на вечном огне с компанией на день рождения Муссоли шашлыки жарил… Будем надеяться, с этим балбесом у нее что-то получится. С Огаревым шестой раз придется завтра разговаривать!
— Ты все-таки отец, Петро. Должен о ребенке заботиться.
Генерал встает, надевает халат. Идет в кабинет допивать самогон. В дверях гостиной обнаруживает Изольду. Хватает ее и швыряет в стоящий посредине комнаты рояль.
— Говорить с вами буду откровенно, Пархоменко, — майор Степанчук изучает меню. — Вы, очевидно, приятно удивлены, что наша беседа протекает на сей раз не в камере и даже не в моем кабинете. Оглядитесь, Пархоменко: столики, скатерти, салфетки, официантки… — не отрывая взгляда от меню, Степанчук указывает пальцем в иллюминатор — Море. Чайки. Как в Сочи. Красиво, Пархоменко, не правда ли?.. Один из лучших ресторанов. Поплавок «Прибой»… А дышится как! А? Нет?
— Дышится так себе, Эдуард Иванович, — собеседник майора вертит в руках спичечный коробок, достает спичку, рассматривает ее блеклыми водянистыми глазами, трет ею свои редкие светлые волосы и начинает ковырять в правом ухе. — И море, я бы отметил, ненатуральное. А этих ворон вы называете чайками? Спасибо, в общем-то, и на этом. Ясное дело, в камере хуже.
— Недолго осталось. — Степанчук обнажает зубы. — Еще один раз поможете нам, и будете на свободе. Прокуратура пойдет навстречу. Сможете снова забавляться со своими собачками. Вы, я так понимаю, с ними ужинаете в заведениях не чета этому… Вот что, мой вам совет: впредь будьте умнее, Пархоменко, приводите животных домой. В сквере нельзя. Сотни глаз.
— Учту, Эдуард Иванович.
— А все-таки, мне непонятно, — бульдожья челюсть Степанчука подается вперед, — какое вы в этом находите удовольствие. Столько симпатичных женщин вокруг, присмотритесь… Да и сами вы вроде бы не урод, не какой-нибудь Педичка Цитрусов. Нет, не понимаю я ваших наклонностей.
Пархоменко ухмыляется. Берет оставленное Степанчуком меню, листает.
— А вы попробуйте. Поймете.
— Но-но, Пархоменко. Что-то вас не туда заносит. Я таких шуточек не люблю, — Степанчук постукивает по столу вилкой.
— Эдуард Иванович, извините. А что вы собираетесь заказать?
— Эскалопы и сухое вино, — сухо отвечает майор. — Вас это устраивает?
Пархоменко кривит рот. Степанчук ищет взглядом официантку. Не находит, ворчит:
— Куда это наша Таиса Афинская подевалась? Как сквозь землю провалилась. Никогда не дождешься этих вертихвосток.
— Вот именно. А вы говорите: женщины. Женщины — сплошной вакуум. Другое дело наши четвероногие друзья.
— Хватит. Переключитесь. Мороженое будете? У Пархоменко ломается спичка.
— Эдуард Иванович, я не мальчик. Прошу вас, не заказывайте сухого вина. Не надо мороженого. Мы же с вами русские люди!
— Нет, — Степанчук качает головой, — водку вам пить сегодня нельзя. Через два часа мы едем в управление, и вы стразу приступаете к делу.
— Хотя бы сто грамм… А вот и ваша Таисия. Заказывайте скорее, пока ее та парочка не перехватила. Вон, видите, бугай своей тыковкой натрясывает.
За столиком у дверей сидит Евсюков. Он в темно-синем костюме, под подбородком у лейтенанта — атласная, в горошек, бабочка. Рядом с ним, поглядывая в зеркальце, пудрит нос девушка спортивного типа.
Официантка, извлекая из кармана мятого передника блокнот, приближается к Степанчуку и Пархоменко.
— Выбрали?
— Да, — говорит Степанчук. — Пожалуйста. Две порции эскалопа. Бутылку сухого вина. Мороженое.
— И все? — официантка поджимает губы.
— Все.
— Сухого нет. Берите водку, — заявляет официантка.
— Надо брать, — водянистые глаза Пархоменко голубеют. — то без обеда останемся, Эдуард Иванович.
Степанчук глядит на официантку, в меню, на Пархоменко.
— Ну, ладно. Несите водку. Маслины есть?
— Пишу рыбный салат, — говорит Таисия и отходит к столик Евсюкова. Оттуда слышится:
— Бутылку фруктового напитка и пирожные. Официантка фыркает и покидает зал. Пархоменко потирает руки.
— Водочка — это другое дело. Только бы она ее поменьше водой разбавила.
— Рано радуетесь, — предупреждает Степанчук. — Придется вас по прибытии в управление основательно прочистить… Ну, к делу. Запоминайте все, что я вам скажу.
Майор пристально смотрит в лицо своего собеседника.
— Вся ваша предыдущая работа, Пархоменко, не идет ни в какое сравнение с тем, что вас ожидает. Раньше вам попадались преступники различного плана, но все они были люди наши, советские… ну, пусть заблуждающиеся, запутавшиеся, обманутые, но все же не отпетые мерзавцы. Теперь готовьтесь к встрече с настоящими матерыми зверями.
Пархоменко берет новую спичку, проводит ею по волосам, принимается ковырять в левом ухе. Предполагает:
— Агенты иностранной разведки? Профессионалы?
— Вы на удивление проницательны… Ну, бояться вам ничего не надо, просто следует быть предельно внимательным и осмотрительным… Перестаньте ковырять в ухе… Предупреждаю: любая фальшь повлечет за собой провал, так что не выдумывайте и не несите всякую чушь. Побольше правды. Побольше говорите о себе, только забудьте о своей настоящей статье. Статью я вам предлагаю взять шестьдесят четвертую. Вы — жертва несправедливости, оговора, сомкнувшихся в цепь случайностей, но тюрьма сделала из вас настоящего борца, человека идеи. На этом и стойте — такой вариант легенды поможет вам в процессе налаживания контакта. Времени для работы у нас катастрофически мало — два дня…
