Голамхосейн Саэди - Персидские юмористические и сатирические рассказы
Доктор, все ещё пытавшийся напустить на себя английское спокойствие и скрыться за разговорами о свободе и справедливости, вдруг выказал признаки взволнованности.
— Да, да,— сказал он,— вы меня убедили. Народ лишь тогда перестанет быть рабом, когда голод не будет довлеть над ним. В Париже на памятнике одному из вождей Великой французской революции написано: «Сначала хлеб, затем уже обучение и воспитание». Но у нас свои задачи, и поэтому мы не должны поддаваться лишь чувствам. Не следует забывать о том, ради чего нас направили сюда. Поскольку мы все трое пришли к общему выводу, я предлагаю разделить выданные нам деньги между жителями деревни и, не теряя времени, написать отчёт.
— Зачем им эти деньги? — ответил Пурдженаб.— Что они с ними будут делать? Деньгами желудок не набьёшь! Ведь в деревне нет ни магазина, ни лавки, а кругом — одна лишь пустыня. Не лучше ли нам поскорее сняться с этого места и отправиться подальше, туда, где можно смочить горло и написать отчёт…
Друзья, занятые спором, не сразу услышали грозный шум, доносившийся со стороны деревни. Было непонятно: то ли вспыхнул пожар, то ли нагрянули монгольские орды. Толпа вооружённых палками и камнями людей с воплями и руганью приближалась к ним. На борцов за народное счастье градом посыпались брань и проклятия. Безобидные существа, час назад казавшиеся такими слабосильными, лишёнными даже признаков жизни — дунь на них, и они отдадут богу душу,— выделывали какие-то странные, уму непостижимые движения, подобно эпилептикам или сумасшедшим. На их лицах, в их жестах было столько гнева, ненависти и злобы, что невольный ужас проник в сердца учёных деятелей.
— А ну-ка убирайтесь отсюда! Чтоб духу вашего здесь не было! Катитесь к черту, а не то мы за себя не ручаемся! Мигом вон отсюда!..
Несколько молодых людей, вооружённых палками, пытались броситься на них, но староста, выступив вперёд, остановил драчунов.
После двухсторонних переговоров выяснилось, что одна беременная женщина, находившаяся к тому же в дальнем родстве с пророком, видела во сне, что из чрева её выползли три чёрных рогатых змея. И старуха Хаджийе, считавшаяся в Шурабаде гадалкой и предсказательницей, с удивительной точностью определила, что рогатые змеи как раз и есть три незнакомца, прибывшие в их деревню по наущению бесноватого Зафара[29]. Появление в деревне чужестранцев принесёт чуму, проказу и прочие беды, поэтому необходимо как можно быстрей избавиться от пришельцев. Если же они не уйдут добровольно, то не будет грехом пролить их кровь…
В великой растерянности и испуге учёные мужи с грехом пополам погрузились на своих мулов и в тот же миг покинули Шурабад и его негостеприимных жителей. Только на третий день удалось им добраться до деревни, в которой можно было найти хлеб и воду. Там друзья сделали привал, написали отчёт, втроём подписали его и снова двинулись в путь.
Через одиннадцать дней с превеликим трудом и несказанными мучениями доехали они до Тегерана. Но когда друзья, чистые и бритые после бани и парикмахерской, явились в Общество борцов за народное счастье, дабы вручить свой отчёт, выяснилось, что от общества остались рожки да ножки. За время их путешествия в Шурабад в столице сменилось правительство и общество распалось.
Однако уже поступили сведения, что новый кабинет министров собирается создать новое общество, куда более солидное…
Браки бывают разные
В жизни нашего общества, широко подверженного новым веяниям, особняком стоит проблема женитьбы. Здесь дела порою оборачиваются самым непредвиденным образом.
У меня в Исфахане есть знакомая семья Хомреи. Предки их были красильщиками, но со временем разбогатели, и теперь это одно из самых уважаемых семейств города.
Её младший представитель Хамзе Хомреи — красивый, интеллигентный, неглупый молодой человек, которого, как говорится, перехвалить трудно.
После окончания средней школы в своём родном городе он отправился в Америку и целых десять лет изучал в одном из бесчисленных тамошних университетов психоанализ, в чем и преуспел необыкновенно.
— Американцы предлагали мне остаться и заняться преподаванием психоанализа,— рассказывал Хамзе,— но я очень тосковал по Ирану, особенно по родному своему Исфахану. Сел в самолёт и через два дня снова очутился в городе своего детства.
Не успел я прийти в себя после дороги, как родители и многочисленная родня приступили ко мне с уговорами, что пора, мол, и жениться.
— Я давно уже лелею мечту,— говорила мать со слезами на глазах,— понянчить на старости лет внуков, побаюкать их в колыбелях.
В Америке у меня, конечно, были знакомые девушки, но я головы не терял и жениться на них не собирался. Однако теперь родители настаивали, и мне пришлось уступить. «Будь что будет,— подумал я,— ведь в конце концов даже в самом важном деле зачастую все решает случай, но главное — не торопиться». Прояви я хоть малейшую слабость, меня тут же свели бы с первой попавшейся девушкой. Однако я твёрдо заявил, что мне необходимо оглядеться.
Моя мать, сестра и тётка принялись подыскивать мне подходящую невесту и вошли в тесный контакт со свахами, взяли на учёт каждый дом, где были девушки на выданье, и наконец облюбовали дюжину невест, одна другой лучше — все красивые, стройные, благовоспитанные, с хорошими манерами.
По вечерам в кругу семьи в ожидании ужина обсуждались дневные новости. Говорили только о девушках, расписывая их прелести так, что у меня слюнки текли… Сам великий Низами[30] не мог быть красноречивее. Выходило, что каждая из красавиц затмевала солнце и луну четырнадцатой ночи[31].
А что касается образования, воспитания и начитанности — это само собой разумелось. Но, как говорится, «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». И мои родители начали устраивать приёмы, пускались на всякие хитрости и уловки, чтобы я смог лично ознакомиться с результатами их розысков.
Иные из девушек ещё не успели окунуться в омут современной морали, и святые обычаи старины были им милее модной европомании. С такими трудно было завязывать знакомство и находить общий язык. В разговоре они то краснели, то бледнели и на все вопросы отвечали однозначно: «да», «нет». Женская эмансипация, отмена чадры их словно не касались. Они по-прежнему прятали лицо и даже с позволения родителей не решались снять с головы покрывало. И хотя, бесспорно, в тринадцатый день Ноуруза[32] каждая из них завязывала на траве узелки[33], мечтая поскорее выйти замуж и родить ребёнка, они страшились подать мужчине руку и ограничивались простым поклоном. Короче говоря, эти девушки ещё пребывали в оковах традиционных предрассудков. Я сразу понял, что они не для меня, человека многоопытного, повидавшего мир, и вычеркнул их из списка кандидатур, предоставив воле Аллаха.
Другие девицы, считавшие себя современными, просвещёнными и образованными, выступающими против всяческих предрассудков и суеверий (одна из них хвасталась тем, что собственноручно отрубила курице голову), с меньшим смущением (а вернее сказать — с большей бесцеремонностью) встречались с предполагаемым женихом. Они нюхом чуяли, что дело пахнет свадьбой, и являлись передо мною не только без покрывала, но частенько в вечерних туалетах с весьма откровенным декольте, непомерно накрашенные, с распущенными волосами и весьма умело и соблазнительно кокетничали. Такие с первой же встречи вели себя непринуждённо, будто мы знакомы многие годы и находимся чуть ли не в интимных отношениях. Они называли меня Хам-зе-джан и заставляли пить за дружбу из своего бокала, на котором оставались следы помады. Их взгляды и речи были полны страсти и такого откровенного признания в любви, что даже их родители от изумления разевали рты.
Теперь вы не станете отрицать, что выбор подруги жизни— дело нелёгкое. Короче говоря, я утратил сон и аппетит.
В конце концов после долгих сомнений я сделал выбор. Родители поздравили нас и стали готовиться к помолвке. Однако внутренний голос не давал мне покоя: «Смотри, парень, не оступись, не дай себя околпачить! А то ведь потом поздно будет!» Я не спал ночи напролёт, мучаясь кошмарами. «Что ни говори,— размышлял я,— я ведь совсем не знаю эту — бесспорно прелестную— девушку, которая должна стать спутницей моей жизни».
Наконец я решил прибегнуть к помощи научно-технических средств как отечественных, так и зарубежных, тем более что последние были предметом моего пристального изучения в течение долгих лет. С этой целью я отправился к местному ахунду[34] и попросил его погадать, стоит ли мне жениться. Он погадал и сказал, что ответ получился положительный. Тогда я попросил его погадать, расстанемся мы с невестой или нет. Ответ и на этот раз оказался положительный. Удивлённый и растерянный, я вернулся домой, заперся в своей комнате, взял диван Хафиза[35] и, поклявшись, как принято, что действую с «чистыми помыслами», попросил его открыть мне истину. Я зажмурился и указательным пальцем правой руки раскрыл книгу на сотой странице. Газель[36] начиналась следующим бейтом:
