Пол Гэллико - Миссис Харрис едет в Нью-Йорк
– Я вам вот чо скажу, я кого не терплю, дак это ниггеров, негролюбов и инострашек всяких. Я вот чо скажу – увезите ниггеров туда, откудова они приехали, и инострашек больше не пускайте. И будет у нас как есть божье царство.
Во время этой речи бедная миссис Шрайбер мучительно покраснела, а многие из гостей выглядели так, словно готовы были вот-вот взорваться. Но поскольку всех предупредили, что в раздражении Кентукки Клейборн может запросто прекратить переговоры о контракте, все смолчали.
Миссис Харрис изложила после этого подруге свое мнение в простых, кратких и живописных словах, бывших в ходу у менее утонченных обитателей Бэттерси, закончив свое описание (которое мы, к сожалению, по некоторым причинам не решаемся воспроизвести здесь) так:
– И когда он говорил так про иностранцев, он пялился прямо на меня. Уж и не знаю, как я сумела удержать язык за зубами!
Когда мистер Шрайбер выразил свой протест агенту Клейборна и попросил его оказать какое-либо цивилизующее воздействие на подопечного, мистер Хаймен меланхолически ответил:
– Что с ним поделаешь – такой уж он от природы. Как говорится, "естественный человек". За это его и обожают миллионы американских ребят. Он такой же, как они. Вымойте его и упакуйте в обезьяний костюмчик – и вы его испортите. Он вам принесет кучу денег – чего вам еще надо?…
15
Наконец настал день, когда миссис Харрис, уведомленная маркизом о том, что Генри более не считается заразным а, напротив, пребывает в цветущем здравии детства, села в экспресс на Вашингтон. По прибытии она, со своей обычной энергией и предприимчивостью, взяла такси и велела водителю провезти ее по городу – чтобы успеть полюбоваться столицей Соединенных Штатов, – а затем ехать к посольству Франции.
Объехав Капитолий, памятник Вашингтону, Мемориал Линкольна, Пентагон и Белый Дом, водитель, который во время войны служил на флоте и неоднократно бывал в британских портах, повернулся к пассажирке и спросил:
– Ну, мамаша, и как вам всё это? Конечно, не Букингемский дворец и не Вестминстерское аббатство – но это наше.
– Да полно вам, голубчик, – отозвалась миссис Харрис. – Не можете же вы иметь всё сразу. А у вас тут даже красивее, чем на картинках.
В посольстве миссис Харрис очень тепло встретил сам маркиз. Надо признаться, что радость последнего проистекала не только из вполне искренней симпатии к миссис Харрис, но и оттого, что заканчивалась (для маркиза, по крайней мере) довольно щекотливая история.
По лестнице слетел в объятия миссис Харрис совсем новый Генри Браун, не тот, с кем она рассталась не так давно на французском лайнере. Как часто бывает с детьми, которых ветрянка укладывает в постель, мальчик вытянулся не меньше чем на дюйм, а благодаря хорошему питанию и тому, что никто его не обижал, он выглядел теперь покрепче, не таким маленьким и слабым. Глаза по-прежнему смотрели умудренно, но потеряли печальное выражение. Путем подражания он усвоил кое-какие манеры, что и продемонстрировал во время обеда с маркизом и миссис Харрис – во всяком случае, он не набрасывался на еду и не ковырялся в ней, сносно пользовался ножом и все такое прочее.
Миссис Харрис, сама неравнодушная к пристойным манерам (стоило посмотреть только, как она изящно отставляет мизинец, когда берет чашку или вилку) не пропустила это достижение мимо глаз и заметила:
– Милый, ты умница! Твой папа будет тобой гордиться!
– Да, – вспомнил маркиз, – я как раз собирался спросить. Вы нашли его?
Миссис Харрис покраснела.
– Господи помоги, – отвечала она, – ничего пока не вышло. Уж сказать не могу, до чего мне стыдно – и я хвасталась еще миссис Баттерфильд, что разыщу его в два счета, стоит только приехать в Америку. Боком выходит хвастовство-то! Но не волнуйтесь, в конце концов я его найду. – Она повернулась к Генри и пообещала: – Не бойся, Генри. Я отыщу твоего папочку, или я не Ада Харрис!
Генри воспринял эту клятву спокойно и ничего, по обыкновению, не сказал. Сказать по правде, сейчас его не так уж заботило, найдет миссис Харрис его отца или не найдет – все было превосходно и так, и Генри не собирался слишком уж жадничать, искушая судьбу.
Маркиз проводил их до парадного подъезда посольства, где уже ожидал синий "роллс-ройс", сверкающий хромом и никелем, с блестящим Бэйсуотером за рулем.
– Можно, я сяду впереди, дядя Ипполит? – спросил мальчик.
– Если мистер Бэйсуотер позволит.
Шофер сдержанно кивнул.
– А можно, тетя Ада тоже сядет впереди?
К собственному изумлению Бэйсуотер опять согласно кивнул. А ведь никогда еще никому, кроме только лакеев, не позволялось ездить рядом с водителем на переднем сиденье "роллс-ройса".
– До свидания, дядя Ипполит, – горячо воскликнул Генри, обнимая маркиза за шею. – Ты такой добрый!
Маркиз потрепал Генри по плечу и ответил:
– До свидания, милый мой племянник и внук. Удачи тебе, и будь умником. И вам удачи, мадам, и до свидания – и надеюсь, что когда вы найдете отца Генри, он окажется хорошим человеком, который будет любить мальчика.
Маркиз стоял у подъезда, пока "роллс-ройс" не свернул за угол. Странно, но отчего-то он больше не чувствовал облегчения. Ему вдруг сделалось как-то одиноко и он почувствовал тяжесть своих лет.
Итак, элегантный "роллс-ройс" маркиза катил по Национальной Магистрали из Вашингтона, а в нем, в водительском отсеке, сидели и беседовали Бэйсуотер, миссис Харрис и Генри, одетый в новый костюм и туфли (купленные для него маркизом) – мальчик сейчас более, чем когда-либо, походил на юного аристократа со страниц великосветских журналов вроде "Тэтлера" или "Куин".
Миссис Харрис думала про себя, что ей никогда не приходилось видеть столь элегантного и привлекательного джентльмена, как мистер Бэйсуотер в его габардиновом костюме благородного серого цвета и серой же фуражке с гербом маркиза на околыше. Мистер Бэйсуотер в свою очередь втайне дивился тому, насколько ему приятно общество миссис Харрис. Обыкновенно в такой поездке, как эта, он не прислушивался бы ни к чему, кроме еле слышного урчания двигателя "роллса", шелеста шин и безукоризненно беззвучной работы рессор. А вот теперь он позволил себе уделить часть внимания болтовне миссис Харрис, уютно угнездившейся на мягком кожаном сиденьи. Более того, он даже сам заговорил – а такого с ним, когда он был за рулем, не случалось с 1937 года (в тот раз ему пришлось прикрикнуть на лакея лорда Бутси, чтобы тот сидел смирно, а не зыркал глазами по сторонам).
– Мне довелось бывать в Висконсине, в Мэдисоне – улицы там широкие и застройка приятна для глаз; однако в Кеноше я не был. И что, по вашему мнению, является наиболее достопримечательной особенностью этого города? – спросил он.
– Оладьи по-северному с маленькими свиными сосисками и кленовым сиропом, – не колеблясь отвечала миссис Харрис. – Они подают это в кафе при гостинице, и я в жизни ничего вкуснее не ела. Сказать правду, я уплела четыре порции и мне потом даже было нехорошо. Но дело того стоило!
– Умеренность – путь к здоровью, – нравоучительно заметил мистер Бэйсуотер.
– Полноте, Джон, – отвечала миссис Харрис, впервые позволяя себе назвать достойного шофера просто по имени. – Да вы хоть раз пробовали эти их оладьи по-северному?…
Оправившись после шока – впервые за долгие годы особа женского пола обратилась к нему столь фамильярно! – мистер Бэйсуотер холодновато улыбнулся и ответил:
– Нет, Ада, сказать по правде, не пробовал; но вот что мне пришло в голову – раз уж вы так любите полакомиться: тут милях в пяти впереди есть ресторанчик, так мы там пообедаем. Похлебку из устриц по-новоанглийски вам доводилось пробовать? Точно вам говорю, без переедания у вас опять не обойдется. Ничего подобного в мире не найдете. А на десерт возьмем мороженое; там его тридцать семь сортов.
– Господи! – воскликнула миссис Харрис. – Тридцать семь сортов! Да столько и на всём свете-то быть не может! Генри, ты можешь в это поверить?
– Раз он так говорит, значит все так и есть, – отвечал Генри, с доверием глядя на мистера Бэйсуотера.
Они припарковали машину у длинного красно-белого здания ресторанчика "Говард Джонсон", подле нескольких десятков других автомобилей, похожих на поросят у корыта, и устроили настоящий лукуллов пир, наслаждаясь изысками американской придорожной гастрономии.
Впрочем, в этот раз с миссис Харрис ничего не случилось. Зато плохо стало Генри. Он одолел девять порций знаменитого джонсоновского мороженого, но десятая – чернично-лакричное с шоколадной подливкой – одолела его самого. Генри стошнило – впрочем, когда его умыли и почистили, он был в полном порядке и наша троица продолжила свой путь к гигантскому городу на Гудзоне.
По дороге мистер Бэйсуотер разговорился и поведал миссис Харрис о популярности Генри среди обитателей дипломатического анклава, связанной, в частности, с его подвигами (прерванными ветрянкой) в области спорта – Генри, судя по рассказам, бегал быстрее и прыгал выше и дальше отпрысков посланников Испании, Швеции, Индонезии, Ганы, Финляндии, Голландии и Бельгии.
