Валерий Смирнов - Как на Дерибасовской угол Ришельевской
206 кило бананов цвел, как роза на навозе от такого замечательного плана, когда увидел, что в парадном его поджидает связной Макинтоша. Тот с деловым видом приложил палец к губам восклицательным знаком и позвонил в двери Панича.
Коллекционер сильно удивился, когда услышал за дверью знакомый голос балабола.
— Открывай, Панич, важные сведения, — шептал Акула, приложив губы к двери, а 206 кило бананов, ласково улыбаясь, прижимал к груди нож, сожалея, что свою затею с гранатой ему придется отложить до следующего раза.
Коллекционер Панич нервно открыл дверь и увидел, что на него движется с видом пизанской башни какой-то босяк в трусах и майке, с плащом в руках. Он сперва даже хотел выстрелить ему в живот, но босяк рухнул на пол передней еще раньше, чем Панич кинул палец на предохранитель. Между лопаток странного гостя торчал небольшой старинный кинжал с крупным рубином, а сзади него по привычке улыбался Акула.
— Вытащи ножик, Панич, — посоветовал балабол Акула, — это музейная редкость. Мне ее подарил твой приятель Поздняков. Кстати, он сильно просил нас отправить тебя на тот свет.
Панич машинально выполнил совет Акулы, который своим видом показывал, что озабочен, как весь коллектив завода ЗОР перед ударной вахтой в честь 60-летия СССР.
— Тебе надо делать ноги, — устало заметил Акула, — если останешься здесь, нас похоронят вместе. А мне это даром не надо. Потому что с тебя уже десять процентов доли.
Панич заметался по хате, торопливо собирая какие-то бебехи, а балабол, гадливо сощурившись, отшвырнул ногой музейную редкость подальше с глаз.
Когда уже компаньоны приперлись в гараж Панича, у коллекционера был такой вид, будто его не пустили сниматься в фильме ужасов из-за сильно страшной морды.
— Панич, не нервничай, — успокаивал его балабол, — ляжешь на дно, потом все утрясется. Только с тебя уже будет тридцать процентов, если я кончу Позднякова.
— Двадцать, — начал приходить в себя Панич. — И ни копейки больше.
— Двадцать? — шепотом заорал Акула, — я тебя снял с ножа, а ты такой благодарный. Если бы не я, ты хрен бы увидел этот шикарный «мерседес». Двадцать пять.
— Двадцать, — упрямо стоял на своем несговорчивый от страха Панич.
— Жмот! — с ужасом заорал балабол и резким ударом ребра ладони по кадыку опрокинул Панича на пол. — Сволочь, — гораздо тише прошептал он, засовывая бессознательного Панича в его «мерседес» уже с пулей в затылке.
Акула с большим огорчением вылил в салон целую канистру бензина, вздыхая от такой растраты энергетических ресурсов, и пятясь раком, оставил за собой тоненькую дорожку горючего. Потом достал из кармана свечку за упокой души главного конкурента Позднякова, осторожно поставил ее на краю этой валютной дорожки и поджег фитиль.
Когда свеча полностью догорела со всеми вылетающими из пламени последствиями, Акула спокойно позвонил Макинтошу и попросил встречи на Дерибасовской угол Ришельевской. А потом нежно посмотрел на посапывающую Машку и постарался побыстрее уснуть.
Ранним утром проснувшаяся с металлическим привкусом сзади зубов Машка с большим удовольствием выпотрошила бумажник хропящего балабола и для пущей конспирации, стараясь не разбудить, стащила с него верхнюю одежду вместе с нижней. А потом полностью разделась сама и отправилась на кухню варить кофе.
* * *Несмотря на солнечную погоду балабол перся на свидание со старинным зонтиком под мышкой. Этот антиквариат принадлежал еще его дедушке и действовал безотказно. Нужно сказать, что у дедушки стояла на плечах далеко не задница. Он был большим ученым, изобретавшим всякие полезные лекарства. И до такой степени докторских наук ему удавалась работа, что профессора пригласили в самый главный исследовательский институт по охране здоровья советского общества. Там он с утра до ночи вкалывал на благо прогрессивного человечества, выполняя секретное задание. И наконец медик изобрел вакцину, которой очень даже было довольно Министерство государственной безопасности. Стоило только ткнуть этой микстурой кого-то в зад, как уколотому сразу становилось тошно жить. Но уже академик, не останавливаясь на достигнутом, совершенствовал свое лекарство, благо от добровольцев-подопытных отбоя не было, особенно в те дни, когда МГБ посылало своих клиентов на медосмотр.
Перед тем, как о выдающемся ученом появились некрологи в газетах, этот академик государственной безопасности подарил своему набирающему силу внучку один из своих удивительных зонтиков, нафаршированных чудодейственным эликсиром. И внучок Акулка неподдельно рыдал на кладбище, когда оратор говорил о его дедушке, деятеле науки, верном сыне коммунистической партии, чья жизнь должна служить подражанием молодым ученым. Потому что кроме деда Акулка потерял возможность приезжать на первый курс института в персональном лимузине своего великого предка.
Макинтош сильно удивился, когда почувствовал легкий укол ниже ватерлинии штанов. Он спокойно повернул голову и увидел ухмыляющегося балабола.
— Эта шутка тебе может стоить дороже посещения больницы, — заметил Макинтош.
— Перестаньте, Жора, — продолжал наглеть Акула, — мы же теперь компаньоны. У вас есть чему поучиться. Даже этому дружескому жесту.
Жора сделал вид, что он не сердится, а сам напряженно думал, как бы поскорее отправить Акулу поближе к уже покойному Паничу. Стрелять на Дерибасовской угол Ришельевской Жоре не улыбалось, хотя очень хотелось. Но балабол тут же оборвал ход его мыслей.
— Макинтош, вам крупно повезло, что я приплыл у ваш берег, — заметила Акула, — так что я буду обманывать компаньонов? Никогда. Знаете, бриллианты Паничей у меня. То-то же. Когда мы начнем подбивать бабки?
— Приходи вечером. И все будет, как в аптеке, — улыбнулся во второй раз Акуле Жора.
— До вечера, Макинтош, — нагло протянул руку балабол и Жора, неожиданно для самого себя, пожал ее. А потом, не удержавшись, дал собеседнику под зад коленом свою традиционную шутку и заметил: «Квиты».
«Квиты мы будем очень скоро, — думал балабол, медленно прогуливаясь по Дерибасовской. — Когда ты поймешь, что волк-одиночка не нуждается в стае. И твои глаза с биноклем не увидят, в каком берегу плывет Акула».
Жора спокойно шел по Садовой улице, чувствуя облегчение и радость, которые обычно испытывают великие полководцы после решающих, а главное, выигранных битв. От радости даже сердце стало стучать сильнее обычного. А воздух все жарче золотился в мареве лета и пах свежим арбузом. Жора вытер скопившийся от чрезмерного напряжения последних дней пот со лба и увидел встающий дыбом асфальт. Боли от удара об него Макинтош уже не почувствовал.
* * *Набирающийся смелости от своей дохлой крысы Лабудов очень обрадовался, увидев капитана Орлова. Он почему-то подумал, что капитан еще раз достанет из кармана ведомость, и поэтому попытался растянуть в улыбку свои хорошо проступившие поверх фонарей прыщи.
— Как аутотренинг? — строго спросил-капитан.
— Стараюсь, — скромно поведал Лабудов, заводя его в свою комнату, где воняло гораздо сильнее, чем обычно. Запах крысы на столе перебивал даже аромат кучи носков, которые музыкант время от времени кидал под стол, чтобы когда-нибудь постирать.
— Разрешите вас поздравить, Крыса, — сказал торжественным голосом капитан, — очень скоро вы поедете на зарубежную гастроль. Кстати, не могли бы вы подсказать самых ненадежных, которые играют в опере?
Лабудов с большим удовольствием начал перечислять весь ансамбль по алфавиту. Капитан со слабыми следами поединков с врагами на измученном лице довольно кивал головой в такт.
— Хорошо. Во время гастролей вам предстоит деликатная миссия. Но об этом после. Как аутотренинг? — почему-то еще раз спросил капитан, пытаясь не обращать внимания на запах.
— Стараюсь, — еще раз повторил Лабудов. — Каждый день. А когда ее можно будет этого… выкинуть?
— Агент Крыса, вы задаете нескромные вопросы. Когда там найдут нужным, я вам сообщу, — капитан ткнул указательным пальцем в потолок. — А пока что ненароком сообщите, куда и в прошлый раз, что в доме на Пастера угол Торговой действует в подвале подпольная типография, печатающая антисоветские листовки и книги. Ясно?
— Да. Так точно! — возбудился от предстоящего удовольствия Лабудов. Он с радостью подумал: если КГБ будет бездействовать, то служба полковника Деева устроит много приятного конторе, которую ненавидел даже сам Лабудов.
— Это вы сделаете сегодня, — подчеркнул Орлов — и, конечно о моем визите…
— Понял, — важно сказал музыкант, все еще надеясь на ведомость из кармана.
— Чтобы ускорить курс аутогенной тренировки, мы попросили помочь вам самого профессора Тартаковского. Так что постарайтесь не выходить из квартиры. Кстати, вы сегодня тренировались?
— Да, — твердо ответил Лабудов.
