Анатолий Трушкин - Кто на свете всех смешнее?
Ну чего... я дурак, что ли? Конечно, я отрекся сразу. Обнял Галю, говорю:
– Ничего, Галь, что-нибудь подвернется еще. Смотри, – говорю, – какой хороший знак мне в небе.
А над нами как раз журавли клином летят. Красиво – слов нет. Говорю:
– Царские птицы!
И Галя говорит:
– Да. С такой высоты и так точно...
И мы пошли домой.
Уроки истории (из недалекого будущего)
– Стыдобище, – выговаривает мне дед, – историю не знать... собственного народа! Позорище!
– Ни у кого у нас в роду по истории двоек не было, – поддакивает бабушка. – Вперед всего история шла.
– Обормотище! – тянет дед. – Бывало, и на гулянку придешь – первым делом за историю.
– А как же! – отводит глаза бабушка. – За что же еще? За историю сразу.
– Слушай, бестолковище, – говорит дед, – я тебе аккуратно всё обскажу. В одна тысяча девятьсот семнадцатом году, уж это, считай, прошло... почти сто пятьдесят лет, объявился Ленин. Работал он у Всесоюзного старосты Дзержинского Якова Михайловича.
– Иосифа Виссарионовича, – поправляет бабушка.
– Работал по найму. У Дзержинского, запомни, на Лубянке была своя контора.
– Дзержинский – конторщик?! – удивляется бабушка. – Он был рыцарь. Прозвище ему – Чистые Руки. Очень руки любил мыть. А остальные не мыли вовсе, а он по сто раз на дню мыл. Махнет, бывало, рукой – дескать, расстреливайте без меня, а сам все равно бежит руки мыть.
– Не даст сказать, – раздражается дед. – Прозвище ему было Горячее Сердце Холодный Лоб... Нет! Наоборот – Холодное Сердце, а сам все время в горячке был.
Бабушка крестится:
– Что несет! Тоже родной истории не знает. С температурой-то кто был?.. Троцкий – буревестник.
Дед растерянно моргает:
– А проститутка кто же?
– Все, – уверенно и спокойно говорит бабушка. – Проститутки все они были. А главный – Сталин. Настоящая ему фамилия Брежнев Никита Сергеевич. Из цыган. Плясал всё.
– Нет, не слухай ее, – предупреждает дед, – пожалуй что брешет она. Ленин был. При нем были ленинцы, настоящие большевики, мечтатели-правдолюбы: Ежов, Ягода, Берия. Их всех победил Горбачев Красное Солнышко. Ласковый очень был, как солнышко, всем всё обещал.
– Господи! – всплескивает руками бабушка. – Как же так можно с родной историей?! Взял и переврал всё на свете. Обещал всё кто? Ельцин.
– Нет! – торжествует дед. – Тут погодь. Ельцин обещал трудности, голод, цены большие. И энтот сдержал свое слово! Но он промахнулся. Он водочку запретил пить.
– Запутает ребенка вконец, – пугается не на шутку бабушка. – Кто кому запретил-то?.. Ему самому запретили. Кашпировский Чума Алтыныч. Сказал: тебе с утра не надо... Да там уж пей не пей – ГКЧП пришла.
– Да, – подтверждает и дед, – это вот которые после Чернобыля уроды, они объединились.
– Герои они были, – застывает торжественно бабушка, – почитай-ка Вторую окончательную историю России.
– Враги были, – твердо говорит дед. – Пьянь последняя. Пропечатано в Третьей неподдельной истории Руси.
– А потом-то? – светится бабушка. – Когда историю переписывали окончательно, нашли, что герои они, оклеветанные ни за что ни про что. Всем памятники им поставили мраморные да гранитные.
Дед машет рукой:
– Когда после Окончательной была Великая перепись истории, памятники посносили – докопались в архивах, что змеи они. Всплыло, что Горбачев-то – шпион английский. Звали Маргарет Тэтчер.
– Белены ты объелся, – говорит бабушка, – не иначе. Почитай-ка Четвертую правдивейшую историю России. Что там сказано?
Они спорят, какая история России вернее – Бесповоротная пятая или Неподдельная Окончательная шестая, а я под их спор засыпаю.
В дреме мне весело, потому что двойку я получил за прогул, а урок я выучил назубок по учебнику «Четырнадцатая Разумная Наиправдивейшая история России».
Ленин – это который у Белого дома носил бесплатно бревно и тем бревном нечаянно придавил Гайдара. С этого и рынок пошел.
А потом во сне я скакал на белом коне с черной гривой по Красной площади, а навстречу мне, улыбаясь, шел друг всех детей Лаврентий Павлович Ульянов.
Этюды
Диалоги у прилавка
– Простите, это мне померещилось или это у вас написано?
– Где?
– На ценнике.
– А что там написано?
– «Сто рублей» написано!
– Вам померещилось.
– Спасибо. А то я уже холодным потом покрылся. Думаю: было три рубля – стало сто!
– Это не сто, это вам померещилось.
– Спасибо. А что там написано?
– Там написано «семьсот».
– Не «сто»?
– Нет, написано «семьсот».
– Семьсот за кило?!
– За пол. За кило – две тысячи.
– То есть как? Кило только в два раза больше, чем полкило.
– Это вес, а у цены же меры нет.
– Мне сорок граммов, пожалуйста.
– Мы сейчас не отпускаем.
– Почему?
– Меняем цены.
– И сколько же будет?
– Сто рублей.
– Полкило?
– Сорок граммов.
– А револьвера застрелиться у вас нет?
– Есть. Десять тысяч.
– А один раз выстрелить?
– Двести рублей, если со своим патроном.
– А с вашим?
– Шестьсот.
– У меня не хватает.
– Значит, вам не повезло – вам придется жить при этих ценах.
◊ ◊ ◊– Скажите, пожалуйста, вот эта лампа сколько стоит?
– Это люстра.
– Это люстра?!
– Да.
– С одним патроном всегда была лампа.
– А это люстра. Семь тысяч.
– Такая поганенькая – семь тысяч?!
– Ручная работа.
– А почему штамп заводской?
– Это деталь с завода.
– Так вы что, из ворованного собираете?
– Это коммерческая тайна.
– Такая поганенькая... Она небось и не светит.
– Светит. Светит – ослепнуть можно!
– Ну, включите... Ну, включите!
– Она включена.
– Тогда выключите... Ну и что – никакой разницы. Я же говорю: лампа и лампа.
– Это люстра! Единственный экземпляр.
– Ну, пусть люстра. За семь тысяч никто не купит.
– Да иди ты! «Не купит». Уже тридцать ламп продали.
◊ ◊ ◊– А вот за десять рублей – это что?
– Это?
– Да. Что это такое?
– Не знаю, вчера завезли.
– Кочерга, что ли?
– Не знаю. Может быть.
– Вряд ли. Наверное, ветки обрезать.
– Не знаю, может быть.
– Или кочерга?
– Не знаю. А вам что нужно?
– Я сам не знаю. Мне всё нужно, но всё дорого, а тут смотрю – божеская цена. Может, это грабли... с одним зубом?
– Не могу сказать, вчера завезли.
– Или это шторы поправлять?
– Не в курсе совсем.
– Или кочерга?
– Не знаю.
– Три штуки выпишите.
Через пять минут с другим покупателем:
– Простите, это что у вас за тысячу триста?
– А вы не видите?.. Это «Универсал-92» – кочерга обрезать ветки и грабли поправлять шторы.
◊ ◊ ◊– Красавец, почем рубашка?
– Восемьсот.
– Да подавись ты, урод!
◊ ◊ ◊– Молодой человек, почем ветчина?
– Тысяча за килограмм, бабусь.
– Килограмм-то мне не съесть. Мне граммов двести.
– За двести граммов – двести рублей.
– Милый ты мой, как же?! За двести граммов – двести рублей?!
– Да.
– Сколько же тогда килограмм стоит?
– Тысячу рублей.
– Ой-ёй-ёй, господи святы! Ну, мне граммов сто отрежьте.
– Пожалуйста. Вот сто граммов вам.
– Спасибо, сынок. Дай Бог тебе здоровья, а то уже совсем деваться некуда, грабеж кругом. Сколько с меня?
– Сто рублей.
– За сто граммов?!
– Да.
– Сколько же тогда килограмм стоит?
– Тысяча!
– Сказали – только в два раза подорожает.
– Вот кто сказал, тот пусть и доплачивает!
– Ты не сердись, сынок. Уж у меня голова-то не соображает. Беру я, беру. Ты не сердись. Заверни мне. Сто граммов здесь?
– Да.
– Ну, спаси тебя Бог, оборони от беды, хороший ты человек. Сколько с меня окончательно?
– Сто рублей.
– Видишь – без крика-то сразу всё понятно. Сто граммов – сто рублей... Господи! Сколько же тогда килограмм стоит?!
◊ ◊ ◊– Скажите, пожалуйста, а что вот эта шуба...
– Вы поинтересоваться или купить?
– А что, я не похож на человека, который может купить?.. Я что, не похож на человека, который может купить?!!
– Какая шуба?
– Вот эта!
– Вот эта, за четыреста тысяч?
– Нет, левее.
– Эта?.. За триста тысяч?
– Я же сказал: левее.
– Левее – это пальто.
– А я что сказал?
– Вы сказали: шуба.
– Я сказал: левее.
– Левее пальто, двести тысяч.
– Еще левее.
– За сто?.. Или еще левее?
– Левее.
– Левее нету ничего.
– Да вот же, вот же – левее.
– Это плащ!
– Да не этот, идиот! Левее!
– Этот, за десять тысяч?
– Да. Дошло наконец?
– Это рабочий халат.
– Я вижу. На меху он?
– Нет.
– Тогда не надо.
Мужик и партии (сказка)
Шел мужик по дороге. Шел, шел, шел, шел, шел, шел – долго шел. Еще немного прошел – чувствует, завелась в нем нужда, так себе нуждишка, ничего особенного, но все-таки.
